Р.Карлофф ©2010

 

В стародавние времена владельцем земель и угольных копей в наших

местах был граф Иван Иловайский, назвавший шахты именами своих

детей.

На ярмарке Андрий, байстрюк одного ясновельможного пана, увидел

пани Софью Иловайскую, в которую был безнадёжно влюблён. Она

тоже обратила внимание на красивого парня, торговавшего книгами и

поделками из камня. Ей было известно, что он её любит. Но так далеки

они друг от друга! Их разделяла пропасть, которую невозможно было

преодолеть. Хотя для графской дочки невозможного мало.

- Такой гарный парубок! Что Вы можете мне предложить? …Почитать!

- Панночка София! Я добуду Вам чудесный огненный камень! Он

согреет Вам душу и растопит лёд в Вашем сердце! Одно только Ваше

слово! Один только взгляд!.. Сердце моё принадлежит Вам!

Те слова тронули её сердце.

- Андрий! Добудьте мне, что обещали, а я подумаю над тем как

убедить отца!

 

Старый граф, прослышав о намерении Софии сблизится с байстрюком,

повелел отослать её в столицу к тётке, а парубка спустить в шахту и

заковать в забое, где тот превратился в призрака. Некоторые шахтёры

с ужасом сказывали о встрече с ним, другие же, напротив, молчали об

этом всю жизнь, как о страшной тайне. Такую легенду о призраке,

прозванном Селюком, поведал мне в детстве отец.

- Батя, а сам ты встречался с ним?

Помню, как долго и задумчиво молчал отец, затем, открыв дверцу печи,

пошуровал кочергой в топке, поднял выпавший, раскалившийся добела

уголёк, и бросил его обратно в топку.

- Да, в молодости, - ответил он, и на его лице, озарённом жаром печи,

мелькнула загадочная улыбка.

 

Отец смолоду трудился на самой старой и глубокой шахте "София". Так

сложилось, что, повзрослев, никто из сыновей не пошёл по отцовским

стопам. Однажды, чтобы хоть как-то сгладить эту свою вину перед ним

и посмотреть, где батя работает, я уговорил его взять меня в шахту.

Поздним февральским вечером, спускаясь по стволу в людской

трёхэтажной клети на тысячеметровую глубину, я смотрел на

выработанные за сто лет горизонты, зиявшие пустотами, кое-где

закрытыми досками и бетоном. Отвесные края блестели в свете фонаря

влажными угольными кристаллами, и казалось, что из старых выработок

глядели на меня невидимые страшные существа.

Люди неосведомлённые представляют, что шахтный ствол, уходящий

вглубь земли – это и есть шахта. На самом деле это многоэтажное

производственное пространство. Чем глубже опускалась клеть, тем

плотнее и жарче становился воздух и труднее дышалось. От ствола мы

направились к добычному участку по штреку – широкому тоннелю,

вырубленному в горной породе. По штреку проложена рельсовая

дорога, и маленький плоский локомотив тянул вагонетки с углем.

Машинист, с чёрным от угольный пыли лицом, дал звонок и приветливо

улыбнулся. Во мраке видны были только его глаза и белые зубы.

Я надеялся, что мы скоро придём к конечному пункту нашего

подземного путешествия. Но оказалось, что это было не так. Мы зашли

в закуток, вырубленный в стене тоннеля, и тут я увидел узкую

наклонную нору, так называемый бремсберг, назначением которого

является доставка людей с одного горизонта на другой, залегающий

ещё ниже. Маленький железный броневичок, спускаемый на тросе

лебёдкой, заскользил по рельсам, я только успел прижать локти, чтобы

не пораниться об острые камни.

 

Наконец, мы пришли на участок, находившийся, как мне показалось, в

самом дальнем углу преисподней. Громкими приветственными

восклицаниями и крепкими рукопожатиями встретили меня отцовы

товарищи.

- Толик, это твой старший что ли, такой вымахал?!

- Да, в военном училище учится, скоро офицером будет.

- Так мы его сейчас в лаве проверим!

Лава похожа на приоткрытую пасть уснувшего дьявола, готовую в

любую минуту закрыться и смять всех тех, кто комбайном и отбойным

молотком, лопатой и обушком, лёжа на боку и стоя на коленках, рубит

и вычищает из неё уголь. Сходство с пастью придают ей блестящие

цилиндры гидравлической крепи, которые словно торчащие кости,

распирают челюсти и не дают им сомкнуться. А жаркое дыхание

выработанного угольного пласта готово от одной искры, от удара

металла о металл, огненным смерчем вырваться из дьявольской глотки и

спалить всё вокруг. Дьявол спал. Но если бы его чем-либо потревожили

и он сомкнул бы челюсти – бросай всё и спасайся, кто может! На

поживу ему остаются комбайны, вагонетки, шланги и кабеля, и те

несчастные, кому суждено упокоится в могиле глубоко под землёй.

Из этого щелистого зева выходил просек, в котором шумела крутящаяся

на роликах транспортёрная лента. Мне поручили грузить на неё лес-

кругляк. Одно за другим я вынимал из вагонетки брёвна, укладывал на

транспортёр и отправлял их в пасть сатане.

- Пусть подавится!- с ожесточением думал я, вытирая пот со лба и

расстёгивая робу - стало совсем жарко.

Пространство вокруг освещалось тусклым светом лампы под кровлей,

поэтому я не включал свой фонарь, он болтался на ремне и мешал

работать. Я снял его и поставил на железный ящик, стоявший в

сторонке под стеной просека.

 

Вдруг свет погас, лента встала и мгновенно установилась оглушающая

тишина. Мрак навалился со всех сторон. Стало тихо и темно как в

могиле. Я потянулся за фонарём, но не нашёл его, пошарил вокруг –

нет фонаря. Гулко забилось сердце и зашумело в ушах, жутко и

одиноко стало мне среди тьмы в каменной преисподней. Глаза

постепенно привыкали к темноте, слух обострился. Где-то капала вода,

отсчитывая время. Голубыми сполохами блеснула выработка,

послышалась и смолкла крысиная возня.

 

- Здравствуй молодец!- услыхал я справа от себя хриплый и сдавленный

голос.

- Ты, кто?!

- Живу я здесь.

И тут я вспомнил, как в детстве бабушка учила, что при встрече с

домовым нужно быстро спросить у него:

- К худу иль к добру?

- Не боись – к добру!

- Так ты Селюк?!

- Люди назвали меня так, я давно забыл своё настоящее имя.

- Чего тебе надобно?

- Наверх хочу, на воздух, и ещё табачку, не курил сто лет!

- Так иди! Что тебя держит?

Мой собеседник переместился шаркающей походкой, незримый, и я

услышал голос с другой стороны:

- Заклятье на мне. Ночью я могу вдохнуть свежего воздуха и увидеть

звёзды, если кто по доброй воле вместо меня в шахте останется.

Страх еще не оставил меня, но любопытство брало верх.

- А от меня ты чего хочешь?

- Отпусти меня, останься здесь!

- Да ты что, Селюк?! Почему я?

- Ты человек новый, холостой, детей нет, смелый. Али боишься?

- А как не вернёшься?

- Такого ещё не бывало, чтобы Селюк шахтёра обманул. Я к рассвету

вернусь!- сверкнул он очами.

Я не успел разглядеть его, но попытался представить, как он выглядит

– в чёрных лохмотьях, бестелесный, прозрачный, с блестящими глазами,

хромоногий и босой, без кисти на левой руке.

- Селюк, жизнь шахтёрская в твоей власти?

- В моей и дьявола! Боремся мы с ним! Сила его велика! Но Господь мне

помогает!

- Охрани моего батю, Селюк! Ступай, но к сроку вернись! Я тебе верю!

Вдали замаячили отблески света и послышались голоса.

- Ну, да ладно, шумно тут у вас, я в другой раз приду,- сказал призрак и

удалился.

 

Электрики дали свет, лампа надо мной вспыхнула ярко, заскрипела и

закрутилась лента. Фонарь мой лежал возле ящика. Из просека вышел

отец с товарищем.

- Батя, ты где был?

- Так в лаве же, с Михалычем закуток для комбайна рубили!

 

При подъёме на-гора меня не покидало ощущение, как будто дьявол

обнял лапами клеть и тянет её вниз, в ад, а на железной крыше

слышалось топтание Селюка. Оттого клеть скрипела, раскачивалась и

ползла вверх медленно. Мелькнувшие, при взгляде на меня, на лицах

батиных товарищей загадочные улыбки, посеяли во мне смутные

сомнения в реальности случившего со мной происшествия.

Меня осенила догадка – сегодня меня разыграли как малого пацана! Я

загадочно улыбнулся – меня приняли в круг посвящённых в тайну

призрака шахты "София".

Горняки, выходящие из клети, чёрными лицами с блестящими глазами и

сияющими белозубыми улыбками, были похожи на призраков,

выбравшихся из подземелья покурить и подышать свежим воздухом.

Там, под землёй, остались их товарищи, а когда наступит час смены -

отдохнувшие друзья вернутся в забой, и сменят их, одуревших от пыли

и жары. И всё повторится вновь.

Над поверхностью занималась заря, а на высоком небосводе гасли

звёзды. Ярко горели только мерцающая в лучах восходящего солнца

звёздочка пролетающего космического спутника и рубиновая звезда

шахтёрской славы на Софийском копре. Привиделось, что на копре, в

ожидании клети, сидит и курит Селюк.

Я вдохнул пахнущий оттепелью воздух. И не было на всём белом свете

ничего прекраснее того воздуха и поднимавшегося над землёй солнца!