Подтянувшая вверх, тонущая в зябких складочках ноября, чуть припорошенная небесным серебром, кожа мошонки, лежит на моей ладошке двумя сморщенными ягодками рябинки. Едва помещающимися в руке…

Зал огромный. Мрамор холла засыпают листья. Окна настежь распахнула. Не остановиться. Октября вдыхает запах. Бархат золотистый. Греет тело, но не душу. Складками струится. Собирая пыль в картины. Мазок шагов усталый. Пишет замки, звезд сиянье, ужин запоздалый…

Я выхожу из дворца и он остается за спиной, сверкая огнями многочисленных окон. Бесконечные месяцы плавают в бескрайних лужах, трутся об ботинки и рассыпаются на бесчисленные желтые кусочки… В этих бес, тонущих в бледной пепельной листве, мокрой и холодной. Я знаю, центральная аллея дворцового парка идет… Сегодня я сказала начальнику, что увольняюсь. «Ты меня раком ставишь», - сказал он и дыхнул водочным перегаром. «В смысле?», - спросила я и улыбнулась. Последний бесплатный подарок работника работодателю. И мне некуда идти.

15 минут назад, сняв перчатки, взявшись за ручку двери, открыв ее, почувствовав тепло помещения, где сонная продавщица сунула мне в руку бутылку минеральной воды, получив мятые деньги, снова села на стол и задремала, я закрыла дверь. …Скамейка с исцарапанным досками сиденья. Через черный хлопок джинсов я ощущал ее холод и имена на дереве. Маша, Даша, Саша. 1997, 2008. Попеременно. Цифры и буквы. Сквозь черную ткань. Треск открываемой бутылки. Вода через край и в рот. Сигарета из пачки. Когда я умру там. На центральной аллея парка, отпечатки моих пальцев останутся на целлофане. «Блядь, опять работа», - скажет усталый майор из розыска. «И опять в мою смену», - скажет следовательница из прокуратуры, достанет бумагу из папки, ощутив промежностью близость полных прокладок и удаленность туалета. И парочка, остановленная ими на центральной прижмется друг к другу, как когда то ты и я. И не скажет ничего. Но это… Пока будущее, и даже бесконечные месяцы, плавающие в бескрайних лужах, трущиеся об ботинки и рассыпающиеся на бесчисленные желтые кусочки, всего лишь будущее, бывшее 10 минут назад. И горький дым. И памятник в бронзовой краске. Впереди, а не за спиной как сейчас. Мой джемпер мягкий. Ненужная деталь для вас и важная для меня. Когда ночь холодна. Не одна. Уже.

…Центральная аллея дворцового парка идет и бесконечные месяцы… Он стоит у памятника. Я не ждала его здесь. С той весны. Сапоги испачканы в грязи, на плаще ледяные снежинки. Не тающие и не умирающие никогда. Я думала…

Скатерть белизной играет. Янтаря бокалы. Ты и он сидите вместе. Прожито так мало. Уезжает. Королевство бой ведет за славу. На могилках лепестки роз белых и кровавых. Исчезают. Будто письма, горя в камине замка. Превращаясь в черный пепел. И сердце словно бархат. Вытирает время быстро. Весточкой тоскливой.

…Я иду. Луны мерцанье. Шаг неторопливый. Мы рядом. Он обнимает меня. И я чувствую его любовь. Сажусь на скамейку. Через черный хлопок джинсов, ощущаю ее холод и имена на дереве. Маша, Даша, Саша. 1997, 2008. Попеременно. Цифры и буквы. Сквозь черную ткань.

Расстегиваю его брюки. Они падают на землю. Его член замерз и почти не виден в густых волосах. С неба падают снежники. Подтянувшая вверх, тонущая в зябких складочках ноября, чуть припорошенная небесным серебром, кожа мошонки, лежит на моей ладошке двумя сморщенными ягодками рябинки. Едва помещающимися в руке…Я ласкаю их пальчиками, перекатываю. Ощущаю, как член начинает увеличиваться в размерах и кожица открывает головку. Я встаю и поворачиваюсь к нему спиной. Одна его рука поднимает юбку, другая стаскивает трусики. Руками опираюсь на спинку скамейки и он входит в меня, раздвигая еще минуту назад плотно сжатые губы. Я чувствую как член все глубже во мне и движется в ждущую влажность и эластичность, разрывая ее на кусочки из которых потом сложится наслаждение. Его движения в ритме раскачивающихся на ветру веток. Глубже, сильнее. И все ближе счастье. Меня заполняет горячая жидкость. И листья шуршат, убаюкивая, даруя покой… Я беру уменьшившийся член в рот. Качаю язычком. Втягиваю в себя. И он заполняет меня всю…

…Последние капельки серебра, стекающие по подбородку, я стираю рукой и слизываю. Нотки кишмиша, ароматы апельсиновой цедры, дымок вереска оседает во рту. Последние капельки. Его. Мои.

Усталый майор из розыска не скажет «Блядь, опять работа». И следовательница из прокуратуры, не достанет бумагу из папки, не ощутит промежностью близость полных прокладок и удаленность туалета, не скажет: «И опять в мою смену», И парочка, остановленная на центральной прижимающаяся друг к другу, как когда то ты и я, тоже не скажет ничего. Потому что, это и есть ты и я. И уходящее серебро пасхи на красных сморщенных ягодках рябинки блестит в любящих руках осени.