В советские времена работать на одном месте считалось доблестью, а совершенствоваться в избранной профессии можно было по-разному. Кроме того, одна из форм - курсы повышения квалификации, особенно с отрывом от производства, давала работнику возможность не только получить новые знания и пообщаться с коллегами по цеху, но и гарантировала положительное решение аттестационной комиссии. Решение о направлении на такие курсы принимало руководство. Кандидатура секретаря никогда при этом не рассматривалась, и в такие моменты во мне рождалось чувство тревоги – вдруг у кого-то возникнут сомнения по поводу моего соответствия должности. И однажды я решила повысить ее самостоятельно, так сказать, несанкционированно.

Также как некоторые любят начинать «новую жизнь» с понедельника, так и у меня, ближе к 1 сентября срабатывал рефлекс, выработанный за школьные годы – пора начинать учиться (я даже трудовую деятельность в 17 лет начала 1 сентября, вот такая была у меня точка отсчета). Это могло быть все что угодно - изучение эсперанто или французского языка, уроки игры на гитаре или курсы парикмахерского дела, все равно, лишь бы познавать что-то новое. И вот, имея за плечами не один год практики машинописи, я все-таки решила ликвидировать профессиональную безграмотность и освоить десятипальцевый, слепой, метод печати. Пять месяцев (!), по вечерам, после трудового дня я добросовестно стучала по клавишам пишущей машинки в Городском учебном комбинате, что рядом с высоткой на Котельнической набережной. И в конце января, подкрепив свои знания официальной бумагой, предстала перед директором: вот, мол, Иван Сергеевич, не просто так хлеб жую. Он с сомнением покрутил листок, придирчиво разглядывая печать.

- Оценка по машинописи - « отлично», – процитировал с уважением.- Скорость письма … – Он беспомощно поднял на меня глаза, - …205 ударов в минуту! Натальюшка, где ж я тебе столько работы теперь найду?!

После этого я уже не проявляла подобной инициативы, не заморачивалась больше по поводу своего профессионализма, если только это не было связано с новыми технологиями, и перестала задумываться о карьерном росте. За годы моей работы сменилось несколько директоров, и работа с каждым из них была для меня хорошей школой. Получалось, что я совершенствовала свое мастерство на рабочем месте. А те нештатные ситуации, из которых соткана работа гостиничного работника, все равно не смогут предусмотреть ни одни институты. Сервис ведь может быть очень разным, важно, чтобы гость остался доволен.

Однажды в адрес администрации гостиницы пришло письмо из Англии:

«… Я останавливался в вашем отеле с 18 по 20 марта 1988 года и запомнил прекрасную картину, которая висела на нашем этаже. Я проживал в номере 933 и очень надеюсь, что эта картина до сих пор находится в вашем отеле. На картине изображены дети, играющие в снегу. Маленький мальчик одет в униформу Красной Армии, и на всех детских лицах пылает румянец от игры и холода. Они катаются на санках с горки. Мне следовало бы обратиться к администратору во время моего проживания в гостинице, однако, я не забыл эту картину и был бы очень заинтересован в ее приобретении у вас. Я в полной мере понимаю, что это довольно странная просьба, тем не менее, как я уже упоминал, эта картина не выходит у меня из головы…».

Ну как же! Вот это мне как раз было понятно. Я тоже, после недавней поездки в Гамбург, хорошо помнила все детали уютного номера частной гостиницы, где мы проживали. Огромное, свисающее на цепях, состаренное зеркало в прихожей, кованый сундук под ним – и современный телевизор с бесчисленным количеством программ. Настольные лампы с полотняными абажурами на прикроватных тумбочках стояли на вязаных, ручной работы, салфетках. А их декоративные стойки были выполнены в виде белых, керамических статуэток. Под одним абажуром мальчик на пеньке вытаскивает из ноги занозу, под другим сидела девочка с лукошком. А на стене картина: затянутое тиной заброшенное болото с безжизненно торчащими из воды черными стволами деревьев, и прогнившие мостки на переднем плане. И вроде бы сюжет такой безрадостный, но поскольку поездка та сложилась удачно, то и все, что было связано с ней, отпечаталось в памяти яркими красками. Из чего я сделала вывод, что и господин из Англии, видимо, тоже остался доволен пребыванием в гостинице.

«… если же продать мне картину невозможно, я был бы очень благодарен получить ее фотографию (конечно же, за мой счет). С уважением …».

За окном стоял февраль 1991, мы только что пережили «шоковую» денежную реформу, и тут это послание - из другого мира. Мое воображение живо проиллюстрировало мелко исписанную страничку: этакий трогательный старичок-коллекционер из графства Кент живет себе среди полей, в сельской местности, вдалеке от городской суеты, не ведая о наших проблемах, и вот решил пополнить свою коллекцию картин еще одной. Понятно, что никто ему эту картину не продаст, а письмо в лучшем случае будет переадресовано кому-то из исполнителей для формального ответа. И на этом все закончится. А очень не хотелось пускать благородное дело на самотек. И прежде, чем передать письмо на резолюцию, я решила провести разведку боем. Звоню заведующей секцией:

- Людмила, у тебя на этаже была такая картина? - и вкратце пересказываю сюжет.

- Почему «была» - она и сейчас в кладовке стоит.

Я стремглав к ней, в двух словах излагаю суть письма. Вытащили мы на свет картину, смахнули с нее паутину, протерли. Сверили сюжет. Видимо, подпоясанный солдатским ремнем тулуп на мальчике и красная звездочка на шапке-ушанке ассоциировались у англичанина с «униформой Красной Армии». На заднике картины надпись: «Зимние каникулы», Седов В.И., 1953. Понятно, почему она оказалась в кладовке - жанр подкачал. Да и художник не на слуху.

У меня в фотоаппарате оставалось несколько свободных кадров, и на следующий день, водрузив полотно на стулья, подсветив его настольными лампами, я дощелкала пленку и отнесла ее в печать.

Ответ у меня получился исчерпывающим и очень даже дипломатичным. Дескать, ваша просьба купить картину не показалась нам странной – многие иностранные гости выказывают желание приобрести картины, которые украшают холлы и номера нашей гостиницы, но они составляют ее художественное достояние, поэтому мы не продаем их. В настоящее время картина, так понравившаяся вам, находится на реставрации (!), поэтому посылаю только ее фотографию. Правда, получилась не бог весть какая, но, как говорится, чем смогла – помогла. После этого вопрос я посчитала закрытым, а картину « с историей» повесила у себя перед глазами в приемной директора.

Однако вскоре пришел ответ - со словами благодарности и очередной просьбой:

«…сможете ли Вы, после того, как картина будет отреставрирована, пригласить профессионального фотографа, сделать снимки и позволить мне использовать эти негативы, чтобы распечатать изображение в истинном размере? Подскажите, пожалуйста, сколько это может стоить, и я переведу Вам деньги».

Ну причем тут деньги! Живем, как в том анекдоте: «И чего у нас только нет! Чего надо – того и нет». А не было в тот момент необходимой для такой съемки фотопленки AGFA. Да и профессионального фотографа тоже. На эти сложности я и сослалась, извиняясь за заминку.

Ближе к весне, для обновления рекламного материала гостиницы к началу туристического сезона был приглашен фотограф. Ему оставалось сделать несколько фотографий окрест с высокой точки здания, а меня приставили к нему в качестве сопровождающего лица. И в праздных разговорах на ветру 30 этажа, дожидаясь, когда солнце подсветит Белый дом, мы дошли и до истории с картиной.

- Завтра штатив прихвачу, сделаем тебе негатив, - пообещал он. И не обманул.

А в декабре 1992, спустя почти два года с начала этой истории, я получила из Англии две фотографии: на одной был мой ровесник с супругой (вот тебе и старичок-коллекционер!), на другой – их дочь, все на фоне наших «Зимних каникул».

«…негатив с изображением картины проявили и нанесли на холст, так что теперь это выглядит как картина (конечно же, не так хорошо, как настоящая). Еще раз большое спасибо за то, что воплотили мою мечту в жизнь, и теперь картина висит в моем доме…»

Вот такой иногда был сложный путь - во времени, расстоянии и в отсутствии современных технологий – к чьей-то мечте. И как просто это можно сделать сегодня, в век компьютеров и цифровиков. Сегодня и у нас из любой фотографии можно сделать картину маслом, только об этом никто не будет знать и это уже ни для кого не станет «историей».