Сцепило грудь жарой и холодом

На небе звёзд уж не видать,

А тем, кто вечно дружит с голодом,

Такое время — благодать!

 

Расскажи ему кто такую историю, он, не задумываясь, рассмеялся бы собеседнику в глаза. Но в то утро ему было не до смеха. Впрочем, все по-порядку.

Вадим всегда выходил на работу пораньше. Любил прогуляться пешком до родного завода, на котором проработал уже 8 лет. Дорогу эту он знал слишком хорошо. Каждый дом, каждое окошко, каждая доска на заборе казались ему знакомыми с детства. Многоэтажки центра быстро сменялись частным сектором, который круто уходил вниз с горы, утопая в болоте. Трясину эту обстраивали десятилетиями, но осушить до конца так и не смогли. Место хоть и не гиблое, но у местных считалось нечистым. За сорок лет ни одного странного случая, даже убийства в этом районе не произошло. Но люди не особо говорили о том, что было с болотом связано. Возможно, они просто этого не знали или боялись словно по инерции. А может, и была на то веская причина. Но о таковой Вадим никогда не слышал.

Ранее сентябрьское утро зарождаться не спешило. Вдоль дороги горели тусклые фонари. Свет их утопал в ветвях яблонь и лишь местами касался чуть промоченного осенней моросью асфальта, отражаясь в мелких лужах. День убывал. Солнце поднималось уже после шести, в сумерках и тумане тонуло не только болото, но и близлежащие к нему кварталы. Вадим уже две недели как перестал ходить прямой дорогой через болото. Пробитая в грязь колея не давала выбираться на другой край чистым и сухим. Большие грузовики, изредка проезжавшие по ней, быстро разбивали и без того зыбкий грунт. До зимы она оставалась непроходимой.

Вместо этого приходилось делать небольшой крюк, зато по асфальту и под фонарями. В это утро Вадим вышел чуть раньше. Хотел проверить станок на холостом ходу. Накануне почувствовал странную вибрацию. Да и яблок думал нарвать. Чуть подбитая ранним заморозком антоновка на вкус казалось почти сладкой.

Дойдя до последней девятиэтажки, парень миновал центральную дорогу и направился вдоль ветшающих домиков, местными градоначальниками обреченными на снос. Люди здесь уже много лет ожидали переезда, но застройщики не спешили. Строительство стало почти нерентабельным. Вот и уходили в землю небольшие завалюшки, вместе с сараями и повисшими набок воротинами.

Вадим оглянулся за спину. Сзади никого, насколько просматривалась улица, он не увидел. Впереди тоже было пусто. Прямо за перекрёстком с бугра уходила крутая лестница, скрытая в тени нескольких массивных заборов, да десятка укрепляющих склон ясеней. Но, не доходя до неё, он отчетливо увидел черное пятно под самым фонарем. Большое, не менее двух метров в диаметре, в центре которого сидела на крышке канализационного люка, ещё более черная кошка. Темнота и под самым фонарем? Вадиму это показалось странным, но он не придал этому значения, уверенно продвигаясь к лестнице.

Фонарь потух. А вместе с ним и свет в окружавших его домах. Кошка скользнула к лестнице и исчезла в тени. Но парень заметил её движение лишь краем глаза, вновь отметив в происходящем уже нагнетаемую холодным утром странность. Осторожно спустившись по ступеням лестницы, он замер от неожиданности. Опять пятно под фонарем, опять кошка в его центре. Но теперь он видел её глаза, блестящие из этой сумрачной тени.

— Что за чертовщина? — буркнул он себе под нос, не замедляя шага.

Поравнявшись с ним, кошка снова сделала ловкий маневр вперед, гася за собой свет фонаря и близлежащие окна домов. Вадим обернулся. На вершине лестницы свет снова загорелся. Ему стало не по себе. Слишком уж мистичным казалось это, на первый взгляд, совпадение. Он остановился. Пусть и в темноте, но вдали от кошки, которая уже через сто метров сидела на следующем перекрестке.

Пятно. Эта мысль мелькнула в его голове. Оно всегда располагалось на его пути. И первые два раза он обходил его даже не задумываясь. Но в этот раз было видно, что путь для обхода почти отрезан. Оставалась лишь грунтовая тропинка вдоль завалинки одного из домов. С другой стороны дорогу преграждал вытекающий из болота ручей. Вадим сделал несколько шагов вперед, но почти сразу же остановился.

— Я же ведь первенец. А их ведьмы и колдуны бояться должны. — подумал он вслух. — Но почему же мне так страшно?

Он только сейчас почувствовал жар и холод ужаса на своей спине. Кошка протяжно мяукнула. Такого звука ему ещё ни разу в жизни слышать не приходилось.

Страх толкнул его вперед, ведь впереди оставалась хоть и узенькая, но возможность убраться с пути этой мистической твари. Вадим прибавил шаг и быстро миновал это пятно, вздрогнув от неожиданности. Снова вокруг него разом потух свет. Кошка в который уже раз побежала вперед, к следующему фонарю, к следующему перекрёстку.

Вадиму стало так невыносимо страшно, что волосы на голове зашевелились. Рассказ приятеля по работе о давно умершей ведьме, всплыл в его сознании так свежо и отчетливо, что задрожали руки. Но ведь она же обращалась в собаку. Да и жила не в этом районе. Почему же ему так страшно, почему душу заморозил холод, а внизу живота резко заныло?

Кошка не видела его, до следующего перекрестка было около трехсот метров — довольно внушительное расстояние. А всего в квартале направо располагалась та самая дорога через болото. И Вадим выбрал именно этот путь. Он побежал, стараясь таким маневром перехитрить животное, не понимая того, что на другом конце болотной тропы он снова натолкнется на это бесовское отродье, сидящее в сплошном черном пятне. И обойти ему эту тьму не удастся.

Страх гнал его вперед, он несся со скоростью ветра, не замечая луж и грязи. Ни разу не поскользнувшись на скользкой дороге, он в течении всего трех минут добрался края болота и вновь увидел её. Ревущая мерзкая тварь. Это была уже не кошка. Она стояла, выгибая дугой спину и громко кричала жутким голосом, от которого в душе Вадим все онемело. Дороги назад уже не было. Кошка не даст ему уйти. Она убьёт его. Или нет?

Сколько лет прошло после его возвращения из Гадаути? Почти десять. Именно тогда в последний раз он обращался к Богу. Пришло время сделать это снова. И в голове, как и тогда, всплыли святые строки. Он закрыл глаза, скрестил на груди покрытые мурашками руки и пошел вперед, едва слышно читая под нос.

— Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением….

Он шел вперед, закрыв глаза, а вокруг рвали утреннюю тишину нечеловеческие вопли.

— ….и в веселии глаголящих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняй бесы силою на тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшего силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякого супостата…..

Он вспомнил Осетию. Пули, въедающиеся в стены позади него, но ни разу даже не царапнувшие кожу. А сейчас песок острыми своими когтями бил по лицу, попадая на губы и язык, которые не переставали шептать.

— ….О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь.

 

Он и не заметил как всё вокруг стихло. Исчезла тьма, пропала кошка, зажглись ярким светом фонари. Слоящаяся по земле пелена тумана, садилась на траву. Вадим добежал до трамвайной остановки в считанные секунды. Впечатление было настолько сильным, что он ещё два года обходил свой "обычный" маршрут стороной. Но слово священное, спасшее его в то мгновение, запомнил на всю оставшуюся жизнь.