Он стоял возле окна – сгорбленный, надломленный, понуривший голову. Смешная кнопочка на его затылке торчала криво и оттого выглядела еще нелепее. Когда его включали, он натужно гудел, ворчал по старчески, силясь раскрутить застывший мотор, разогнать уже давно негодную смазку. Задетый ненароком, он шатался на своей хромоногой подставке, силясь сохранить равновесие и не потерять при этом достоинства. Вибрируя всем телом, поднимал облака пыли, но все же выполнял свою единственную работу, для которой он и был создан – толкал перед собой плотный жаркий воздух летнего дня или прохладный аромат летней ночи.

Иногда, если того желали хозяева, он поворачивал свою голову из стороны в сторону, оглядывая комнату. Кнопочка на затылке подрагивала и вращалась, ветерок гулял туда-сюда, а он чувствовал гордость и свою необходимость.

Однако дни его были сочтены, он ощущал это своим безошибочным электромеханическим чутьем, всеми разболтанными винтиками, почерневшими проводками, окисленными контактами. Да и хозяева все чаще в открытую выказывали недовольство его службой, все реже стирали с него пыль, все грубее обращались, все меньше любили…

Все чаще слышалось красивое и ненавистное слово – кондиционер.

 

И вот однажды он прибыл. Иностранный гость с иностранным именем, весь вальяжный, упакованный в полиэтилен, кичащийся красочными паспортами и буклетами. Внесенный в небольшую комнату, он занял сразу столько места, что это не могло вызвать одобрения у старика-вентилятора. «О чем они думают?», – ворчал старик. «Зачем им эта бандура? Ведь я же еще кручусь».

Но иностранца в комнате не оставили. Его вывесили за окно, при этом, так толкнув старый вентилятор, что он завалился на бок, да так и лежал, приткнувшись к подоконнику, и изумленно наблюдал за манипуляциями людей. Было больно и обидно. Было досадно, что люди не понимают таких простых вещей. Этот иностранец – он приехал издалека, он не привычен к нашему климату, он не выдержит, сломается. Он не сможет защитить хозяев от жары. Они вновь вспомнят старика, тот поворчит, поворчит и примется за дело. Силы есть еще. Главное, чтобы от него была хоть какая-то польза.

Потом кондиционер включили. Он погнал странно пахнущий воздух и столь холодный, что старик испугался за своих домашних. Такие перепады температуры опасны для здоровья, ребенок может подхватить насморк! Старик силился подняться, закрыть ребенка своим телом, но беспомощный и бессловесный, лишь окончательно свалился на пол, преграждая проход.

Кто-то схватил его поперек туловища, сквозь слезы застилавшие глаза он не видел – кто именно. Старика потащили в прихожую, электрический шнур вяло волочился по полу, цепляясь за углы. Грубо, бесцеремонно… Ну, хоть каплю уважения! Столько лет… Столько долгих лет, забывая о сне и отдыхе… Все для вас, а вы…

Я еще могу! Я могу стоять хотя бы в прихожей. Прихожую ведь тоже надо вентилировать, разве не так? В конце концов, я могу служить вешалкой для шляп, детской игрушкой, да, хоть пугалом огородным! Я ведь живой еще!

Напрасно… Его швырнули в угол, почти переломив пополам. Выключили свет, настала ночь. Его первая страшная, бессонная, никому не нужная ночь. В глубине квартиры слышится ровный гул кондиционера. Они еще опомнятся, поймут, какую ошибку совершили. Но будет поздно...

А утром старик оказался на свалке. Здесь была своя жизнь. Бродячие кошки, собаки, помоечные крысы… Чего там только не было. Было все, или, вернее, почти все. Не было в той жизни лишь места старому вентилятору. Он тосковал по дому, где провел свое детство и юность, где повзрослел и состарился. Волновался за домочадцев, оставленных без присмотра. Дождь лил на его суставы, ржавчина покрыла тело бурым налетом. Солнце сушило, напоминало, что он еще не мертв. Мусор никто и не думал вывозить, лишь сыпали и сыпали. Свет исчезал. Тянулись дни, похожие на ночи, и ночи, похожие на вечность…

 

Древняя больная старуха шерудила палкой в мусоре. Она зацепила электрический провод, потянула. Провод может пригодиться в хозяйстве – что-то подвязать, повесить белье, да мало ли… Провод не поддавался, и тогда старуха разгребла мусор над ним.

«Бедненький», – сказала она. «И тебя тоже выбросили на помойку, а ведь мы с тобой еще ничего».

Старуха извлекла вентилятор, очистила от налипшего хлама и унесла домой. Там в ее комнатенке, пропахшей лекарствами и пылью, он стоял в углу, вымытый и отчищенный. Кнопочка на его затылке смешно подпрыгивала и вращалась, ветерок гулял туда-сюда, ситцевая занавеска колыхалась, приветствуя его, когда он поворачивал к ней голову.

Старуха уже давно не шевелилась на своей убогой постели, а он все обдувал ее потоком чистого воздуха, ведь это было его единственным предназначением в жизни. Поскрипывали лопасти, все труднее было преодолевать сопротивление, но он крутился и крутился. Пока есть силы хоть на один оборот, хоть на пол оборота он будет крутиться. Крутиться наперекор всему.