1.

- Нет, ты решительно мне нравишься, mon ami!

- Как же ты вкусно пахнешь, любовь моя. Так бы и провел всю жизнь, вдыхая аромат твоих волос… Золотых волос. Чудесных волос. Теплых волос. Роскошных волос. Таких милых. Таких шаловливых. Таких непокорных… Таких как ты, любимая.

- Продолжай, не останавливайся, хороший мой! Ну почему же ты замолчал? Я так люблю звук твоего голоса. Такой тихий. Такой звучный. Твой голос. Такой безмятежный. Такой чарующий. Такой искренний. Такой страстный. Такой обманчивый. Такой как ты, любимый мой…

- Нет, ты не знаешь. Ты не можешь всего этого знать обо мне. Я ведь никогда тебе не говорил. И не говорил никому. Откуда тебе знать? Что ты можешь вообще знать обо мне?! Я закрытая книга. Я тайна!..

- Нет, ты сам не знаешь. Не знаешь меня. И не знаешь себя. Ты тайна. Но и я тоже. Мы бесконечно раскрываемся друг другу. Это не имеет начала и не имеет конца. Это происходит всегда. Это разлито в космосе. Это не имеет силы притяжения. Это повсюду. Нет Земли. И нет неба. Нет добра. И нет зла. Это не знает меры. И не знает измерения. Оно выше всего. И ниже его – нет. Это…

- Погоди, прошу тебя! Не называй имени. Имена лишь все портят. Они созданы для того, чтобы человек мог что-то узнать, запомнить, окольцевать, назвать своим. Помнишь, как у «Маленького принца»? Лисенок попросил Принца дать ему имя. Чтобы он – Лисенок – знал, что этот мальчик отныне – его хозяин. Чтобы он узнавал Принца среди сотен других мальчиков по одной лишь походке, даже еще не видя его лица. И по звуку его голоса…

- Голос. О, твой голос! Как он прекрасен. Это волшебство, разлитое в воздухе!.. В воздухе ли? Я не знаю. Мне кажется, воздуха нет. Мы его придумали, чтобы чем-то заполнить пустое пространство вокруг нас. Воздуха нет. И нет Земли. И нет людей. И нет, и никогда не было – жизни! Ну подумай сам: что за глупости – эти безумцы, которых отчего-то (какая насмешка!) называют учеными – они посмели утверждать, будто жизнь на Земле могла зародиться из какого-то бесплотного эфира, из скопища газов. Якобы – представь себе – эти газы, постоянно и постепенно сгущаясь, привели к созданию воды, в которой зародилась жизнь…

- Ты права, любовь моя, это так смешно!

И они смеялись, двое глупых детей, возомнивших себя волхвами. Они смеялись и целовали друг друга. Он – ее волосы. Она – длинные тонкие пальцы его рук. Они не знали о том, что рядом – за стеной их квартиры – кипит жизнь…

 

2.

– Девушка, вы меня ждете? – С наигранной веселостью, полушутя-полусерьезно, чуть прищурив лукавый серо-желтый глаз.

Конечно же, она не устояла. Естественно, подметила. И загорелые полуобнаженные руки, и идеально правильный рот, скривленный в задорной и одновременно жесткой ухмылке, и полоску крупных белых зубов, и открытый свободолюбивый лоб, просящийся на полотно живописца. Одного взгляда хватило, чтобы утонуть в этих неземных глазах… Какой странный цвет.

– Какой странный цвет… – Она не заметила, как сказала это вслух.

Его брови насмешливо вскинуты. Улыбка стала – на какой-то миг – хищной. И тут же одета маска напускного равнодушия.

– Ну, что ж. Мне кажется, у нас найдутся общие темы. Вы удивительно верно подметили. Цвет – это мое призвание. Я художник.

Он вышел из машины, обошел цвета мокрого асфальта капот и галантно открыл заднюю правую дверь.

– Прошу.

– Что ж, значит, так надо. – Глаза устремлены в никуда. Она на автомате подошла к раскрытой дверце. Легкий поворот головы в сторону его лица – скорее, по привычке смотреть на человека, оказавшегося рядом, на расстоянии вытянутой руки. Выражение лица осталось столь же отстраненным. Она не видела его сейчас, полностью погруженная в толщу глубин своего внутреннего океана. Что видела она там? Возможно, скорый…

– Возможно, скорый конец? – Этот вопрос вырвался из его уст неожиданно для обоих, на повороте с главной дороги на пригородное шоссе, минут через сорок после начала пути.

– Что вы сказали? – Очнувшись от забытья, наконец–то увидев его и осознав рядом с ним себя, спросила она. – Извините, я, кажется, задумалась. Со мной такое случается.

Смущенная улыбка придала ее нежным чертам еще большую прелесть. Он поймал ее взгляд в зеркале заднего вида и не смог сдержать улыбку. Чуть более теплую, нежели следовало. Черт, кого ты пытаешься обмануть?! Гораздо более теплую. Если бы улыбка была способна исцелить болящего – в этот миг он мог бы стать лучшим врачевателем всех времен…

– Вам никогда не говорили, что вы должны быть врачом? – Она будто читала его мысли. Это стало уже почти привычным, чем-то само собой разумеющимся.

– Я не помню. Возможно, кто-нибудь говорил. Кажется, я старею. Начались проблемы с памятью.

Их улыбки перекликались друг с другом, как две маленькие лесные птички, звонко чирикающие о своем, но постоянно поглядывающие во все стороны в поисках пищи.

– Я бы перекусила чего-нибудь. Честно говоря, ужасно проголодалась.

«Я знаю одно уютное местечко тут неподалеку» – по законам жанра, он должен был произнести эту фразу. Но за четверть секунды до того, как слова готовы были слететь с губ, он, инстинктивно бросив взгляд в зеркало, вдруг осознал, что они будут лишними. Все эти избитые фразы им уже не нужны.

«Морена-Плюс». В голове всплыло, точнее, внезапно высветилось неоновым металликом когда-то где-то увиденное название. Отель. В этот момент его мысль раздвоилась. Одна пошла по пути правильному и понятному: выйти в интернет через мобильник, набрать в поисковике название, посмотреть номер рецепции, позвонить, спросить у девушки дорогу к отелю, забронировать двухместный номер. «Да, я буду с супругой…» Он мимолетно улыбнулся последней мысли.

Но подспудно, где-то глубоко внутри зрело нечто совсем другое. Этот маленький шевелящийся темный комочек, сначала размером с семечку подсолнечника, быстро рос, меняя очертания, превращаясь в кишащее тысячью маленьких злобных созданий осиное гнездо.

– Вы боитесь ос? – ему необходимо было поделиться с ней своим страхом, озвучить его, сделать смешным и нелепым.

– Да. Я всегда их боялась. – Она не удивилась вопросу. Она уже ничему не удивлялась.

– Но ведь это смешно: бояться того, кто в тысячу раз меньше тебя. – Жалкая попытка обратить все в шутку не увенчалась успехом.

Он ощутила как-то вдруг, сразу, всецело – его настроение. И ей стало по-настоящему страшно. Вспомнились слова матери перед тем, как ее увезли на каталке в холодную белую комнату: «Все мы смертны. Не бойся. Это нормально».

Она улыбнулась. Открыла рот, чтобы сказать об этом ему, чтобы успокоить, помочь, уберечь от злого, защитить…

В этот миг она со всей очевидностью ощутила, что – любит. Что впервые в жизни, не рассуждая и не сравнивая, не спрашивая себя «зачем?» – просто любит этого человека…

«Послушай!..»

Она поперхнулась звуком «П», с удивлением отметив, что ей отчего-то вдруг стало трудно дышать, к тому же – обожгла темнота. Именно – обожгла, хотя это довольно странно. Ведь темнота не имеет вещественного воплощения. Но отстраненно, как нечто не зависящее от ее воли и почти что не с ней происходящее – она ощутила боль. Болело лицо. В него впились миллионы мелких ворсинок, они кололи, ранили, рвали ее плоть… Привкус крови на губах. И – последней вспышкой угасающего сознания: «Послушай, как тебя зовут? Я так и не узнала твое имя…»

 

3.

Маленький белоснежный комочек шерсти ловил солнечный зайчик, отскакивающий от осколка разбитого стекла на пустынном шоссе, когда приехала машина с невозмутимыми людьми в строгих форменных костюмах.

- Эти? – Спросил один серый костюм у другого.

- А ты еще кого-нибудь тут видишь?.. – Окурок брошен на асфальт.

Котенок обиделся, когда тот, второй, отшвырнул его блестящую игрушку.

- Интересно, откуда тут это существо? Неужели один выжил? Не зря говорят: у кошки девять жизней…

Неспешно переговариваясь, они занялись своим обычным делом.

- Слушай, так они же вроде… Не совсем… Или?