КРАСАВИЦА… НА ГАРДЕРОБЕ

 

Дело прошлое, не хочется и вспоминать. Будто не со мной было, а с кем-то другим. Вырастала я у отца с матерью балованным ребенком. В двенадцать лет впервые услышала за своей спиной: «Краси-и-ивая девочка!» Не раз подходила к зеркалу, вглядывалась в свое лицо, осматривала фигуру. Еще бы, конечно же, красивая! Брови у меня, как нарисованные, глаза – темно-карие, носик небольшой, но ровный. Платья мама мне сама шила. В основном – светлых тонов, иногда в горошек, или в мелкие цветочки. Одену – не налюбуются!

Но случилось так, что семья наша добавилась. Нежданно-негаданно у меня появилась сестричка. Матери было уже за сорок, она очень сокрушалась, делилась с соседкой шепотом, что допустила, мол, оплошность, а отступать некуда.

Ребенка привезли из роддома утром, в доме протопили, было жарко. Все комнаты мигом заполнились суетливыми тетушками и бабушками. Дитя лежало на подушке и истошно пищало – все скрюченное и красное от крика.

- Видишь, какая у тебя сестричка? Красавица! Почти четыре кило весит!

Красавица? Вот это вы называете красавицей? А кто же, по-вашему, теперь я? Мне так и не пришлось выразить свое негодование, поскольку на меня мало кто обращал внимание.

Большую разницу в возрасте между нами родственники толковали просто: сначала нянька, а потом – лялька. И нянчиться с этой лялькой мне пришлось по-настоящему. Так заведено было в селе, не мне одной выпала такая участь. В то время, как мои ровесницы получали записки от мальчишек и бегали на первые свидания, мне приходилось качать люльку и петь колыбельные песни для крохотной Маняши.

Подрастало дитя очень быстро. Вроде недавно в первый класс ходила, а уже на хлопцев заглядывается. Мне досадно и обидно, а ей все шуточки-прибауточки. От старшей сестры ведь не скроешь пылающих щек и дрожащих рук. Ясное дело: уже с кем-то целовалась. Едва только в восьмой перешла!

Начала я строжить Маняшку: выслежу, говорю, и все отцу доложу, будешь знать! А у нее аж искры из глаз: попробуй, выследи!

Что делать? Начала я слежку. Ложимся спать, Маняшка едва голову к подушке – и уже носом сопит. Притворяется! Но меня не проведешь – сторожу, вся начеку. Слышу – за окном что-то шелестит в кустах сирени. Ага! Видать, кавалер явился. Ничего, я дождусь момента, не усну.

Лежу тихонечко на своей кровати, а сердце чуть не выскочит. Как бы мне хотелось, чтобы ко мне кто-то так пробирался, чтобы я к нему в окно выскакивала, а не сопливая Манька! Конечно же, она подумала, что старшая сестра дрыхнет. Будто ветром ее подхватило, при лунном свете нащупала шпингалет на оконной раме, дернула его, распахнула створки и прыгнула прямо в кусты. Там, вероятно, ее подхватили чьи-то руки, послышался шепот, приглушенный смех, звук поцелуя…

Я хотела сразу же поднять тревогу, но потом как-то одумалась. Лежу вся потная и дрожу непонятно от чего. Маняшке-то радость какая, обнимается, целуется, любят ее… А мне уже двадцать шесть, никому не нужна, парни в мою сторону и не смотрят – старая дева. Никуда из села не поехала, сижу с родителями, хозяйством занимаюсь. Подкатился клубок к горлу, слезы сами собой заструились из глаз. Подушка мигом мокрой стала. Наревелась я, да и уснула с досады. Не слышала, как эта гулена вернулась, как свернулась калачиком в постели, будто невинный ягненок.

Нету на мне вины, честное слово! Родителям кто-то без меня донес на Маньку нашу. Шила в мешке не утаишь, в деревне все обо всех знают. Одним словом, оказалась девка взаперти. И так, и сяк ее кавалер вызывает: и камешки в окно бросает, и свист подает – нет его подруги, не выходит. В углу над книжкой сидит и ничего перед собой не видит. Со злости зубами скрипит, мнет бумажный лист, будто он в чем-то виноват.

- Нинка! – просит меня. – Скажи Степану пусть уходит. Что понапрасну дожидаться: отец окно заколотил!

Вышла я на улицу из-за интереса. Ни разу не видела Манькиного кавалера: что он собой представляет, стоит ли расстраиваться да слезы проливать?

Недолго мы с ним пререкались, отступился парень в темноту и исчез. Видно по всему: что-то задумал. Постояла я на крыльце да и в дом ушла. К Маньке, а она притворяется спящей. Наверное, не хочет, чтобы сестра свое мнение про ее ухажера высказывала. Понятно!

- Курам на смех! – говорю, - Выбрала, называется, красавчика! Точно - дядя Степа…

Эх, как подхватится моя Маняшка, как накинется на меня с кулачками – лупит по чем попало!

- Да уймись ты, сумасшедшая!

- Будешь обзываться? Получай, получай!

Не ожидала я от нее такой прыти. Ну и ну! Но главное было впереди. На следующий день Маруся, получив в школе свидетельство о восьмилетнем образовании, домой не явилась. Не было ее и на завтра, и еще две недели пропадала. Мать места не находила, а отец молча натянул болотные сапоги, накинул плащ и поспешил к реке. Ходил-ходил вдоль берега пока не наткнулся на кого из рыбаков. Подсказали ему, что видели Степана с Марусей на той стороне в заброшенном шалаше. Там сторожа с огородней бригады от дождя прятались.

- А они, получается, там живут, что ли? – недоумевал отец.

- Ну да! Куда же им деваться? Все село подтрунивает: парочка – Семен да Одарочка! Решайте что-нибудь, отец с матерью! Девка полюбила и парень не отступится. Ему ведь в армию на осень выпадает…

Не дослушал батя, побрел по болотной траве, разгоняя лягушек. Дошел к тому месту, где на противоположном берегу прятались влюбленные.

- Эгей! – кричит. – Выходите! Хватит вам по закоулкам бегать!

Степан высунул голову из шалаша:

- А то что? Достаньте нас! Руки коротки!

- Не умничай, пацан! Украл девку и думаешь, что умнее всех. Не смеши людей. Надумал всерьез, значит, приходи по-человечески, с хлебом-солью, как полагается…

- Со сватами, что ли? – не поверил собственным ушам Степка.

- Ну, хоть и со сватами, коль кто согласится с тобой придти…

- Давно уже согласились! – срывающимся голоском завопил обрадованный парень. – Идем, Маруся! Наша взяла!

До осени ждать не стали. Свадьбу решили сыграть в начале августа. И сваты были, и бояре, и ряженные… Кого только ни было! Маруське платье белое надели, фату примеряют. А я – сама не своя: ну, как же так! По старшинству ведь положено выдавать дочерей! Родители уже со всем смирились, потчуют гостей, сами от рюмки не отказываются…

Я тоже для храбрости глотнула вишневой наливки и мигом оказалась на большом гардеробе. Его вынесли во двор в качестве приданного для Маруси. Сижу наверху и командую:

- Ну-ка! Выкуп мне за сестру гоните! Не слезу отсюда, слышите?

Косы у меня расплелись, блузка еле держится на паре пуговиц. Гости столпились, смеются, тешатся. А у меня слезы в глазах закипают. Ноги затекли, руки судорога сводит. Вдруг слышу снизу:

- Слазь, Нинок! Я к тебе с самого Севера приехал!

Стоит внизу красивый мужчина в морской форме. У меня сердце оборвалось:

- Борька, ты?

С пятого класса бегал за мной. А мне все некогда было, с сестренкой нянчилась. Так и уехал из села, поступил в мореходку. И вот вернулся…

- Нинок! Слазь, приехали! Ну-ка, давай помогу. Как ты только взобралась, как тебя угораздило?

Через минуту я оказалась в его крепких объятиях. А через месяц у нас во дворе снова гуляли гости. На этот раз – на моей свадьбе.