Пьеса

 

Синопсис:

Что может случиться, если волею обстоятельств, сильный, авторитетный и любимый женщинами мужчина попадает в ситуацию, когда его testis (яички) оказываются сжатыми горловиной большой бочки из-под бензина?

В таком беспомощном состоянии он получает возможность впервые в жизни увидеть мир другими глазами. А мир, разумеется, смотрит на него.

 

Действующие лица:

 

1) Иван Михайлович Парамонов – мастер бригады ремонта трубопроводов, 35 лет;

2) Николай Горелов – ремонтник трубопроводов, 40 лет, физически очень сильный мужчина с несколько шальным взглядом;

3) Вася Перцев – ремонтник трубопроводов, 20 лет;

4) Ян Загогуйлик – ремонтник трубопроводов, 28 лет;

5) Люся Маслова – повариха, 25 лет;

6) Хуснутдин Хасимзянович Давлетшин – ремонтник трубопроводов, более 50 лет;

7) Михаил Павлович Претендуев – врач скорой помощи, около 35 лет;

8) Анастасия Дмитриевна Орловская – фельдшер скорой помощи, около 30 лет.

 

Мизансцена:

С левого края сцены - стилизованные стеллажи с трубами, задвижками, железные бочки, какими-то инструментами.

Часть сцены с правого края занимает срез рабочей столовой. Большой стол посередине покрыт скатертью, на нём стоят закуски, бутылки с водкой и букет кустовых хризантем в вазе. Около стола суетится повариха Маслова, раскладывает тарелки, ложки.

В центре - производственный двор, за ним - стена бытовки бригады ремонтников трубопроводов, с дверью и окнами. На скамейке перед крыльцом сидят Горелов, Загогуйлик и Перцев, курят и о чём-то тихо между собой переговариваются.

 

Занавес:

 

Парамонов (высовывается из окна бытовки):

 

Николай, а вы чего, транспарант ещё не повесили что ли?

 

Горелов:

 

А я что, комсомолец, чтобы партийные лозунги развешивать? Вон, пущай Загогуйлик с Перцевым вешают. Ты же коммунист, Михалыч, дай им задание, пусть выполняют.

 

Парамонов:

 

Не понял, это что здесь, как говорится, за антинародная агитация? Сегодня вам торжество, или нет? Все, кто не захочет праздновать, пусть разбирают лопаты, я им работу, как говорится, найду.

 

Горелов (с самодовольной иронией уверенного в себе человека):

 

Ты чё, Иван Михалыч, шуток не понимаешь? Какие лопаты? Это просто такой юмор у меня. Да я сам, если хочешь, в комсомол завтра напишу заявление, чтобы приняли.

 

Перцев:

 

А чё, нам как раз таких вот, полупенсионеров, с тремя судимостями за грабёж, в комсомоле и недостаёт. Да зачем тебе в комсомол-то, Коля? Вступай уже сразу в партию, а ещё лучше, пробивайся прямо… в президиум Верховного совета.

 

Горелов:

 

Не с тремя, а с одной. Разговорчивый ты такой стал, Васечка! …И остроумный! Так и хочется тебя, за такие таланты, прямо… в «Аншлаг»… двинуть… разок!

 

Загогуйлик:

 

Ладно, пошли вешать транспарант. Не то из-за вас, словоблудов, нынче точно без выпивки останемся.

 

Горелов:

 

Каких таких блудов.

 

Загогуйлик:

 

Словесных онанистов.

 

Горелов:

 

Слушай, Загогуйлик, чего это вы меня сегодня все доставать вздумали?

 

Загогуйлик:

 

Так внешность у тебя, располагающая.

 

Горелов (сжимает кулаки, нависает над Яном):

 

А… пендюлей… ногами… по всему телу… ты давно не получал? А то у меня настроение сегодня, как раз такое, …противопехотное.

 

Парамонов (бросает из окна на скамейку кусок сложенной красной материи):

 

Займитесь делом.

 

Горелов, смерив снисходительно взглядом фигуру Загогуйлика, чешет живот и идёт к скамейке, на которой лежит ткань.

 

Парамонов (поворачивает голову в сторону столовой):

 

Люся!

 

Маслова (высовывается в окно):

 

Чего, Иван Михайлович?

 

Парамонов:

 

Что-то, как говорится, не по-праздничному у нас сегодня в бригаде. Поставь какую-нибудь хорошую музычку, что ли. В честь «Седьмого ноября». Через пять минут – общее построение дежурной смены.

 

Маслова:

 

Сейчас.

 

Повариха выставляет в форточку колонку и нажимает кнопку магнитофона. В динамиках звучат слова «Марша энтузиастов»:

 

В буднях великих строек,

В веселом грохоте, в огнях и звонах,

Здравствуй, страна героев,

Страна мечтателей, страна ученых!

Ты по степи, ты по лесу,

Ты к тропикам, ты к полюсу

Легла родимая, необозримая,

Несокрушимая моя.

 

Горелов поднимает холстину и идёт к вагончику. Загогуйлик и Перцев бредут за ним. Мужики берут со стеллажа гвозди и молоток, растягивают транспарант. На нём надпись: «Да здравствует 70-летие Советской Власти! Нефтяники Сибири делу Ленина верны!» Прибивают холстину к стене.

 

Припев:

Нам нет преград ни в море, ни на суше,

Нам не страшны не льды, ни облака.

Пламя души своей, знамя страны своей

Мы пронесем через миры и века!!

 

Ремонтники выходят на середину двора, любуются своей работой и выстраиваются в ровную шеренгу. К ним направляется вышедший из бытовки Парамонов.

 

Парамонов:

 

А где Хасимзяныч?

 

Перцев:

 

А он сегодня с утра уже на скважине весь в нефти искупался. Пошёл отмываться. Мы от него по этому поводу такого татаро-башкирского фольклора наслушались!

 

Горелов:

 

Да, уж! Была бы у него в тот момент татарская сабля, мы бы уже делили трофеи, доставшиеся нам после гибели операторов.

 

Перцев:

 

Он был прямо как Фреди Крюгер

 

Парамонов:

 

Как кто?

 

Перцев:

 

Ну, ты чё, Михалыч не знаешь кто такой Фреди Крюгер? Это киногерой такой.

 

Парамонов:

 

Я знаю только одного героя с именем Фрэди. Это… Фрэди Энгельс, понятно?

 

Перцев:

 

Да, но тот скорее… Фриди.

 

Парамонов (подойдя вплотную к Перцеву):

 

А тебе какая разница?

 

Все мужики, кроме Парамонова смеются.

 

Парамонов (После некоторой паузы):

 

Хуснутдин Хазимзянович! Ты долго там будешь гигиеническими процедурами увлекаться? Давай быстрее, а то за стол потом тебя не пустим.

 

Давлетшин (выходит из бытовки, застёгивает, запрявляет в штаны рубашку):

 

Зачшим кричишь, натщальник. Я тибе щито, финоват, што этот ичщак фанючщи, оператор Витюха, паракалатку под лупарикаторам не посатафил. Оттуда сэлы поток нифити фытек. Вот, пришилось идти мытиса.

 

Парамонов:

 

Ладно, чёрт с ним, с Витюхой. …Товарищи! Сегодня, как говорится, великий праздник – семьдесят лет Великой Октябрьской Социалистической Революции! Вся страна ликует по этому поводу. Мы же, встречаем замечательный юбилей народного восстания, на своём трудовом посту, здесь, в тайге, как говорится, на передовой, фронта советской нефтедобычи.

 

Мужики хмыкнули с довольными лицами. Из столовой бесшумно выходит повариха и тихонько встаёт около Горелова, стоящего с краю. Тот с довольной улыбкой, обнимает её за талию. Женщина не убирает его руку.

 

Парамонов:

 

Николай, ну ты хоть в этот, торжественный момент, можешь постоять нормально?

 

Горелов:

 

Могу (нехотя отстраняясь от Масловой).

 

Перцев:

 

Не отвлекайся, Михалыч. А то жрать охота. (Кивает в сторону столовой.)

 

Горелов:

 

И пить.

 

Парамонов:

 

Товарищи, семьдесят лет революции - это значит, что несмотря ни на какие трудности, несмотря, как говорится, на происки империалистов всего мира, советская власть жива и будет жить вечно. Сейчас в стране, как вы знаете, Перестройка. Правительство намерено ещё более улучшить жизнь своих граждан, так что, коммунизм уже не за горами.

 

Перцев (тараторит быстрым, заученным слогом):

 

Есть высокая гора, в ней – глубокая нора. В той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный на цепях между столбов. Не видать ничьих следов, вкруг того пустого места. В том гробу…

 

Парамонов:

 

Перцев!

 

Вася обрывает свой речитатив. Мастер выразительно смотрит на него. Потом он переводит взгляд на остальных и продолжает.

 

Парамонов:

 

Так получилось, что руководство нашего цеха не смогло вас сегодня поздравить лично. Поэтому я поздравляю вас и от своего и от их имени, и вручаю вам, за хорошую работу, вот эти грамоты … и полагающиеся к ним премиальные.

 

Перцев:

 

Так это же совсем другой канделябер! (Начинает приплясывать и хлопать себя по животу и коленкам. Потом останавливается, становится «смирно» и громко кричит.) Слава Великому Октябрю, товарищи!

 

Горелов, Загогуйлик и Далетшин;

 

Ура-а-а-а!

 

Парамонов:

 

Вот, держите, каждому по семьсот рублей, а тебе, Перцев – пятьсот. Ты сам знаешь почему.

 

Перцев:

 

Да хрен с ним, Михалыч! Я жертвую эти недостающие две сотни в Фонд «Мира».

 

Парамонов:

 

Ну вот, как говорится, и славненько. Людмила, у тебя там все готово?

 

Маслова:

 

Как всегда, Иван Михалыч! Только налить вам …забыла.

 

Перцев (ехидно):

 

Ну а чё ж ты так? Непоря-я-ядок.

 

Парамонов:

 

Ну, тогда, всё! Пошли к столу.

 

Бригада заходит в столовую, ополаскивает руки из умывальника, рассаживается вокруг стола, наливает водку в гранёные стаканы.

 

Загогуйлик:

 

Может, скажешь тост, Михалыч?

 

Парамонов:

 

Ну, как говорится, за то, что «все нефтяники страны, делу Ленина верны» (пьёт).

 

Перцев (поёт на мотив «Мурки»):

 

Он пошёл на дело, выпить захотелось и попал в шикарный мавзолей!!! (Выпивает).

 

Парамонов (морщась после водки):

 

Для тебя, товарищ Вася Перцев, ничто ни свято. Лет двадцать бы назад тебя за такие речи сразу бы замочили, как врага народа.

 

Перцев:

 

Почему ничто не свято? Я Родину люблю…. Давайте выпьем за Родину.

 

Загогуйлик берёт бутылку и наливает Горелову полный стакан.

 

Перцев (Поёт):

 

Над тобою солнце светит,

Родина моя,

Ты прекрасней всех на свете,

Родина моя!

Я люблю, страна, твои просторы…

 

Горелов:

 

Да куда ж ты льёшь то, по полной?

 

Загогуйлик:

 

Так ведь из уважения, Коля. Не хочешь пить полную, отпей, сколько можешь и поставь.

 

Горелов:

 

Ты ж знаешь, я никогда не оставляю неопустошённой тары.

 

Загогуйлик:

 

Откуда мне знать? Я с тобой и пил то всего пару раз. Не присматривался как-то к твоим привычкам. Давай лучше выпьем за нашу представительницу прекрасного пола.

 

Горелов:

 

За присутствующую здесь даму гусары пьют стоя.

 

Перцев:

 

За здоровье Люсечки! (Ставит стакан на локоть и выпивает, не касаясь её ладонью).

 

Загогуйлик:

 

Чё творит!

 

Горелов (покосившись на Маслову):

 

Ничего, мы тоже… лепы рожей. (Прижимает свой стакан к уху, ладонью прокатывает его по щеке и лихо выпивает содержимое. Маслова снисходительно захлопала в ладоши.)

 

Парамонов:

 

Да уж… Ладно, смотрите, пацаны, как пьют за дам настоящие моряки - черноморцы. Только пить буду из железной кружки.

 

Он берёт со стойки кружку, ставит её на стол и наливает туда водку. Потом, большим ножом, ловко подхватывает кружку со стола так, что она оказывается стоящей на лезвии, повёрнутом плашмя. После этого, Парамонов высоко поднимает согнутую в колене ногу, ставит на колено кружку и выдёргивает из-под неё нож. Всё это время, левую руку он держит за головой. Потом, мастер разводит руки в стороны, кричит:

- Ап!

 

Перцев:

 

Барабанная дробь! (Стучит ладонями по столу)

 

Парамонов подхватывает кружку с колена зубами, поднимает, и под восторженные крики сотрапезников выпивает водку. В завершение, он картинно бросает зубами опустошённый сосуд через плечо.

 

Перцев:

 

Браво, Михалыч!

 

Парамонов:

 

А ты думал!

 

Горелов:

 

Вообще-то у нас в станице так пили с казачьей шашки и из серебряного кубка.

 

Перцев:

 

Ой-ой, прямо с шашки. Что же ты, господин хорунжий, не показал то нам, как это делается?

 

Горелов:

 

Если по военному званию, приравненному к чинам советской армии, то я, скорее, вахмистр.

 

Парамонов:

 

Ничё - ничё! Мы хоть и не вахмистры с есаулами, но свой форс тоже показать умеем!

 

Маслова (восторженно аплодирует):

 

Браво, браво, браво! Вам от меня главный приз! (Отрывает от ветки один цветочек хризантемы и протягивает его Парамонову.)

 

Загогуйлик:

 

Не спешите, товарищ судья, разбазаривать призовой фонд. Турнир ещё не кончен.

 

Он откуда-то достаёт кусок капельницы и показывает коллегам. После этого, Загогуйлик берёт стакан, опускает конец капельницы в него и картинно отрывает с запястья пластырь. Пластырь ему нужен, чтобы прикрепить трубку к стакану. Потом он наливает водку и ставит стакан себе на лоб.

 

Парамонов:

 

Ян, кончай! Захлебнёшься.

 

Загогуйлик:

 

А, отговариваешь, начальник! Боишься, что твоя хризантема достанется мне?

 

Перцев:

 

Правильно-правильно, Ян. Не отвлекайся. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского.

 

Горелов:

 

Да, не пьёт шампанского после водки.

 

Перцев:

 

Именно.

 

Загогуйлик берёт трубку губами, ещё раз проверяет стакан на устойчивость и разводит руки. Все видят, как водка бежит по изгибам прозрачной трубки и достигает рта Загогуйлика. Количество жидкости в стакане начинает стремительно уменьшаться. Когда в нём остаётся около четверти от первоначального объёма, живот Яна несколько раз судорожно дёргается. Стакан на его лбу качается, но не падает. Вскоре вся водка благополучно оказывается в пищеводе Загогуйлика. Он резко снимает стакан со лба и со стуком ставит его на стол.

 

Перцев:

 

Ну Я-ан, ну гигант!

 

Загогуйлик (Масловой, отдышавшись):

 

Ну что, я заслужил хризантему?

 

Парамонов:

 

Я свою не отдам!

 

Маслова (игриво):

 

А у меня ещё есть. (Срывает цветок и протягивает его Яну).

 

Перцев:

 

Так, я не понял, а ведь у нас ещё один спортсмен не отметился в ринге! Хасимзяныч! А ты не хочешь нам показать, как пьют настоящие башкирские джигиты, за дам?

 

Давлетшин:

 

Щива удумали то! Отыстанте!

 

Горелов:

 

А то и правда, Хуснутдин. Ты бы тряхнул своей седоватой стариной, показал этим пацанам класс!

 

Загогуйлик:

 

Давай, Хуснутдиныч, ты же у нас в шараге самый бодрый пенсионер. Вон как Витюху сегодня в оборот взял. Он, наверное, до сих пор в трансе после того, как ты пообещал над ним надругаться. Как ты там его назвал?

 

Давлетшин:

 

Ни помню ущже. Кажется кищикой драной.

 

В столовой – взрыв хохота, Хуснутдин самодовольно улыбается.

 

Горелов:

 

Ох, дед! Хулиганом ты у нас растёшь, однако.

 

Перцев:

 

Ну, так что, ты покажешь нам сегодня, как пьют джигиты башкирских степей за здоровье прекрасных ханум, или нет?

 

Давлетшин:

 

А, дафай! Ты и мёртафаво убалытаеш. (Выдвигает на середину широкую скамейку, ложится на неё спиной.)

 

Перцев:

 

Впервые в этом сезоне! Проездом через Бугульму из Акапулько в Джакарту! Король удара гаечным ключом по печени! Мастер спонтом из федерации спирта! Хуснутдин Хасимзяны-ы-ы-ыч!

 

Давлетшин:

 

Мой дед делал это в ситале на коне. Да кде типер хорошиго коня фзять? Только одни ищщаки кругом. (Бригада одобряюще хмыкает.) Васька, подашь стакан?

 

Перцев:

 

Не сумлевайся, сенсей!

 

Хуснутдин ложится спиной на лавку. Потом упирается локтями в плаху широкой скамьи, поднимает ноги и делает более-менее стройную «берёзку». Затем он отводит правую руку в сторону и кричит «Ап!». Его туловище остаётся на подпоре одной левой руки. Бригада подбадривает деда криками. Взяв в правую руку стакан с водкой, пенсионер осушает его двумя глотками и кидает Перцеву. Товарищи визжат от восторга. Старик опускает ноги на лавку и встаёт. Бригада яростно аплодирует и кричит.

 

Загогуйлик:

 

Чё творит, бусурман!

 

Горелов:

 

Любо!

 

Перцев:

 

Ты кру-ут, Хасимзяныч!

 

Маслова:

 

Мы тут все посовещались, и я решила! Первый приз – хризантему и белый танец со мной получает Хуснутдин Хасимзянович.

 

Давлетшин:

 

За хрисанатему – сапасибо, конищно, а вот потанысум с тобой потом. Спат щивота хощитса. Пойду ф бытофаку, встреману малость. А то я севотаня после ночщной фахты (встаёт, уходит в бытовку).

 

Горелов:

 

А твоим приглашением на белый танец воспользуюсь пока я.

 

Загогуйлик:

 

Нет, на танец могут претендовать только те, у кого есть хризантема.

 

Парамонов:

 

Это точно. Но первый танец должен достаться тому, кто первым получил свой цветок.

 

Горелов (явно огорчён):

 

А я тоже рассчитываю получить такой же цветочек. Давайте продолжим состязания. Я предлагаю побороться на руках.

 

Загогуйлик:

 

Я не буду.

 

Перцев:

 

Да кто же, Коля с тобой будет силами меряться? Ты же у нас как бульдозер. Лучше расскажи нам, скольких нарушителей границы ты задавил вот этими голыми руками, во время военного конфликта на Даманском острове?

 

Горелов:

 

Не хватало мне здесь вечер воспоминаний развести. Даманский был и уплыл. А вы лучше скажите, что забоялись состязаться. Штанишки, что ль намокли? Ладно, не хотите бороться на руках, давайте отжиматься на кулаках от пола. Есть желающие? Люсечка, будешь считать?

 

Маслова:

 

Делать мне больше нечего, …Колечка. Я в прошлый то раз, замучалась тебя ждать, пока ты здесь, на полу, эти… фрикции демонстрировал. Сегодня праздник, я веселиться хочу.

 

Горелов:

 

Ладно, не хотите отжиматься, давайте побоксируем…. Короче, вы – все, а я – один…. Вам разрешаю удары ногами.

 

Маслова:

 

Началось! Горелов, ты как всегда в своём репертуаре.

 

Люся сделала суровое лицо, зашла за стойку и начала там сердито греметь посудой.

 

Загогуйлик:

 

Я пошёл курить.

 

Перцев:

 

Я с тобой.

 

Маслова:

 

Я с вами.

 

Они вышли во двор, перешли на другой его край и о чём-то тихо заговорили негромко похахатывая.

 

Маслова:

 

Врёшь, небось?

 

Перцев:

 

Да гадом буду.

 

Все снова хихикают.

 

Парамонов (Горелову):

 

Вот смотрю я на тебя, Коля и порой удивляюсь. Ты здоровый, сильный, умный мужик, техникум заканчиваешь, опять же - не пацан уже, а ведёшь себя иногда как вон – Вася Перцев.

 

Горелов (налив себе стакан):

 

Только не надо меня лечить, Парамонов. Я работаю нормально, все нормы выполняю и перевыполняю, между прочим. На этом - всё! Далее наши с тобой точки соприкосновения заканчиваются. Как я живу, что делаю в свободное от работы время, это уже тебя не должно волновать. Давай выпьем.

 

Парамонов:

 

Я вижу, Николай, что ты из-за Людки с ума сходишь. Судя по всему, между вами уже что-то было…. Но ты учти, она с тобой здесь не первым крутит. Это я тебе говорю как твой товарищ. Она и мою штанину регулярно ладошкой поглаживает и вон, у Загогуйлика…

 

Горелов (вскакивает, хлопает по столу ладонью):

 

Так! (понижая голос) Другому бы я за этакие слова давно морду набил. Но ты ведь начальник, к тому же – коммунист. Дай тебе подзатыльника, потом всю жизнь не отмоешься.

 

Парамонов:

 

Ничего ты не понял.

 

Мастер встаёт, уходит в бытовку. Николай смотрит ему в след, задумчиво трёт подбородок и выходит во двор.

 

Горелов:

 

Эй, «страна героев», вы куда все там забились? Пить то будем?

 

Загогуйлик:

 

Выпить можно. Я предлагаю на свежем воздухе посидеть. Люсь, принеси нам сюда водочки, а? А мы пока здесь поговорим.

 

Маслова:

 

Нашли самую молодую, за водкой для вас бегать! Ты бы, товарисчь Загогуйлик сам сгонял за выпивкой.

 

Загогуйлик:

 

Ну Лю-усечка! Там же надо закуски набрать, а я не знаю, где у тебя чего. Ни с тарелок же собирать.

 

Маслова:

 

Но, ладно уж, схожу… только если наш Коленька Горелов пообещает никого не бить и ни с кем больше ни бороться.

 

Горелов:

 

Если поцелуешь, я буду смиренным, аки агнец божий.

 

Маслова:

 

Ради общего дела, поцелую! (Подходит к нему, прижимается. Горелов смачно целует её в губы.)

 

Загогуйлик недобро смотрит на них, нервно достаёт сигарету.

 

Загогуйлик (Перцеву):

 

Дай огня (прикуривает).

 

Перцев:

 

Ну так чё, по стольнику ставите против?

 

Загогуйлик (хищно прищуривается и с повеселевшим видом):

 

Счас, обсудим с Николаем. Лю-юсь, нам кто-то водки обещал.

 

Маслова (нехотя отстраняется от Горелова):

 

Что, невтерпёж уже, что ли?

 

Загогуйлик:

 

Конечно невтерпёж… а меня поцелуешь?

 

Маслова:

 

И тебя поцелую (целует его в губы).

 

Перцев:

 

А меня?

 

Маслова:

 

И тебя.

 

Горелов:

 

Ты так, значит! А кобеля нашего, Каина, не поцелуешь, за компанию? Он как раз сегодня чьи-то валенки семенем обрызгал, скучает без сучки видать.

 

Маслова:

 

Ты что себе позволяешь?

 

Горелов:

 

Нет, это ты чего позволяешь?

 

Маслова:

 

Я свободная женщина, ясно? С кем хочу, с тем и целуюсь! Заведёшь себе жену, ей будешь сцены ревности закатывать! (Идёт в столовую).

 

Горелов (ей вслед):

 

Хотел, вот завести. Да теперь хрен тебе, а не женитьба.

 

Перцев:

 

Чёт ты рано передумал, Николай. Же-енись! Мы на твоей свадьбе погуляем хорошенько! А потом… снова разведёшься.

 

Горелов:

 

Ты ещё будешь указывать, пацан!

 

Перцев:

 

Так! Диалог вошёл в фазу непреодолимых противоречий. Я посылаю ноту протеста и удаляюсь, до следующего саммита.

 

Загогуйлик:

 

Стой! (Улыбаясь подходит к Горелову, кладёт руку ему на плечо). Коль, хочешь приколоться?

 

Горелов (снимает руку с плеча, повышает голос):

 

Что ещё за приколы? Ты чё опять придумал?

 

Загогуйлик:

 

Тут Вася Перцев поспорил что он… яйца в бочку сумеет вкатить.

 

Горелов:

 

Какие яйца, в какую бочку? У тебя что там, в мозгах, одни холестериновые бляшки уже остались?

 

Загогуйлик:

 

Какие яйца? Конечно свои! Вот в эту железную бочку.

 

Горелов:

 

Та-ак! А с кем он поспорил то, с Людкой, что ли? Небось за поцелуй в эти самые…. Тьфу, блин… яйца!

 

Загогуйлик:

 

Зачем с Людкой? Со мной. Людка не при делах.

 

Горелов:

 

В чём прикол то? Опустит, ну и хрен с ним.

 

Перцев (идёт в угол двора, выкатывает бочку):

 

А прикол в том, что я спорю с вами на двести рублей, что загоню содержимое своей мошонки в бочку вот через эту, маленькую горловину.

 

Горелов (недоверчиво):

 

Через маленькую?

 

Загогуйлик:

 

Я же говорю, прикол.

 

Перцев:

 

А как? Ведь туда еле-еле палец пролезает?

 

Перцев:

 

Это не твоя забота. По стольнику поставите с Яном, увидите как это делается.

 

Загогуйлик:

 

Только, Вася я одного не понял, а если они не влезут, тогда что?

 

Перцев:

 

Тогда я вам дам стольник, один на двоих.

 

Загогуйлик:

 

Мы тебе двести, а ты нам стольник?

 

Перцев:

 

Зато вы посмотрите, как я буду их туда запихивать! И к тому же, я ведь рискую своими, близкими моему сердцу органами, без которых я и жить то не смогу на свете. А вдруг они там застрянут? Тогда мне нужно будет попрощаться навсегда, с нынешней непутёвой, и будущей семейной… жизнями.

 

Горелов:

 

Какой-то бред, блин! Вы что, всё это серьёзно?

 

Перцев:

 

Ну а чё не серьёзно то?

 

Маслова, (высунулась из двери столовой с накрытым подносом):

 

Ну что, я несу…

 

Перцев:

 

Неси, неси. Выпить нам не помешает.

 

Загогуйлик (Горелову):

 

Давай стольник.

 

Горелов (ухмыльнувшись):

 

Ну что ж, я согласен. (Достаёт сто рублей, отдаёт Загогуйлику.) А если лишится он своего козырного богатства, так у Советской власти тогда не будет повода драть с него налога за бездетность.

 

Загогуйлик (Горелову):

 

Найдёт повод. Любая власть несовершенна.

 

Горелов:

 

Какие речи я слышу от «без пяти минут члена КПСС».

 

Маслова:

 

Коля, а я, между прочим, вам налила… Вы что-то задумали, мальчики?

 

Горелов:

 

Спасибо тебе, Люсенька… (все выпили). А теперь иди, подожди нас в столовой.

 

Маслова:

 

А чего ты меня гонишь? Опять какую-то хохму готовите! Я остаюсь! Мне интересно.

 

Горелов:

 

Да мне что? Оставайся, если вон, Васька не против.

 

Перцев:

 

А я не против! Мне от народа нечего скрывать! К тому же, мы здесь все, как одна семья. Правда, Люся?

 

Маслова (хмыкает неопределённо):

 

Да, …уж!

 

Перцев:

 

Вот, смотрите, открываю маленькую горловину, протираю бочку чистой тряпкой, стелю газетку.

 

Загогуйлик:

 

А газету зачем?

 

Перцев:

 

Так для гигиены.

 

Загогуйлик:

 

А-а-а.

 

Перцев:

 

Далее, поднимаюсь на лавку и… Барабанная дробь!

 

Горелов:

 

Смотри, Люся попристальнее, тебе это должно понравиться!

 

Перцев:

 

Снимаю штаны…

 

Маслова:

 

Фу, дурак! (Закрывает глаза ладонями.)

 

Перцев:

 

Сажусь на бочку! Всех заинтересованных лиц прошу подойти поближе.

 

Загогуйлик с Гореловым подходят к бочке и смотрят на манипуляции Перцева. Маслова раздвигает пальцы и сквозь них, с явным интересом смотрит туда же.

 

Перцев:

 

Итак, надрываем газету над горловиной. Дырку все видят?

 

Загогуйлик:

 

Да видим, видим, вгоняй, не тяни.

 

Перцев:

 

Когда сам сядешь сюда, тогда и будешь играть в скоростной «пул». А наш, русский бильярд суеты не терпит. Смотри! О-одно… Вто-ор-ро-ое! Есть!

 

Горелов:

 

Что-то больно легко они туда… вкатились. Ты… приподнимись, чтобы нам лучше было видно.

 

Перцев:

 

Неверующие могут пощупать.

 

Горелов:

 

Ладно, верим.

 

Загогуйлик:

 

Да нет, просто так свои деньги отдавать я не намерен. Люсечка, у тебя пальчики почувствительнее. Иди, проверь чистоту проведения эксперимента, с васькиными… гм… физическими телами.

 

Маслова (опять закрывает глаза):

 

Отстань, охальник!

 

Загогуйлик:

 

Ну, тогда верим. Тащи назад своих карасиков, Вася.

 

Перцев:

 

Вообще-то, это самый волнительный момент. А вдруг… не выйдут?

 

Загогуйлик:

 

А ты перекрестись:

 

Горелов:

 

Заметь, это тебе даёт совет кандидат в члены коммунистической партии Советского Союза. Партии славной своими атеистическими традициями и громкими мероприятиями по физическому воздействию на верующих людей.

 

Загогуйлик:

 

Если бы побольше воздействовали, вы бы сейчас поменьше ёрничали…

 

Перцев:

 

Ну, потянули – потянули – потянули. Чпок, и я на воле! Ура, товарищи, я выиграл двести рублей! (Надевает штаны). Завтра на них пойду в кабак, с какой-нибудь подругой. Люсь, пойдешь со мной?

 

Маслова:

 

А чего не пойти то? Парень ты азартный, к тому же при деньгах. Только вот орешки у тебя маловаты (Маслова и Горелов с Загогуйликом смеются).

 

Перцев:

 

Да они такие же, как и у всех. Только более эластичные, чем у иных, закосневших… на своём хозяйстве… товарищей. Так пойдёшь завтра?

Маслова:

 

А, что? Пожалуй, и пойду!

 

Перцев:

 

Класс! Давайте выпьем по этому поводу. Я ведь, говоря по секрету всему свету, не из-за денег старался, а только чтобы остановить на своей скромной личности, прекрасный взгляд нашей Людмилы.

 

Загогуйлик:

 

Вот ведь стервец! А ты, Николай, способен на такой же поступок, ради Люсечкиного взгляда?

 

Горелов:

 

Остановить взгляд у него получается. Видишь, как он медленно штаны надевает и ширинку застёгивает? А мне зачем? На моём добре, этот взгляд, уже останавливался. Да и другие прекрасные взоры… случалось… в этом месте давили на тормоза.

 

Перцев:

 

Надо выпить, за прекрасные взоры!

 

Горелов:

 

Достали меня уже все эти ваши выпивулечки и смехотулечки с выкундрюлечками. Завтра работа будет важная, пойду на склад, готовить инструменты и фланцы.

 

Перцев:

 

Да не психуй, Коль, пойдём к столу. Утром всё соберём. Люда там наготовила всего.

 

Загогуйлик:

 

Оставь его. Не хочет, пусть не идёт.

 

Маслова:

 

Вы идите, ребята, я вас догоню.

 

Перцев:

 

Ты то куда?

 

Маслова:

 

Сказала – догоню! Мне с Колей надо перекинуться словечком.

 

Загогуйлик:

 

Пошли, Васёк. (Уходят).

 

Маслова:

 

Вот чего ты дуешься то?

 

Горелов:

 

Ничего. Иди, тебя вон, твои любовнички дожидаются.

 

Маслова:

 

Ну, какие там любовнички? Ты у меня один здесь любовничек, настоящий. А остальные – так… как говорит моя начальница, для поддержания тонуса и отдаления климакса.

 

Горелов:

 

Слушай, Люд, ну ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Зачем ты меня злишь то постоянно? Я ведь не пацан какой. Хожу постоянно как бешенный, всё из рук валится. Если я сорвусь, то будет всем плохо. А мне в тюрьму опять идти неохота.

 

Маслова:

 

Так не срывайся. Ну не хочу я пока семью заводить, ты понимаешь? Я и так двух братьев и сестру, фактически, сама на ноги ставила. Братья ушли в армию, сестрёнка замуж вышла, отец – алкоголик на длительном излечении. Я впервые в жизни почувствовала полную свободу.

 

Горелов:

 

Да что это за свобода, Людочка? Выходи за меня, я тебя на руках носить буду. Ни в чём тебе никогда не откажу. Всё, что ни пожелаешь, исполню.

 

Маслова:

 

Всё - всё?

 

Горелов:

 

Да всё! Сказал же.

 

Маслова:

 

Знаешь, сколько я таких речей наслушалась за последние годы? Всё! Не надо мне здесь соловьём заливаться. Я теперь никому не верю.

 

Горелов:

 

Что нужно сделать, чтобы ты поверила?

 

Маслова:

 

А ты засунь свои шарики туда же, куда Васька Перцев засунул, тогда может и поверю!

 

Горелов:

 

Ты что, идиотка?

 

Маслова:

 

Ну, нет, так… нет. Как хочешь. А мне откуда знать, что ты меня правда любишь, а не брешешь?

 

Горелов:

 

Уходи!

 

Маслова идёт за стол, куда одновременно с ней направляется и мастер Парамонов. С её появлением, веселье в столовой вспыхивает с новой силой. Люся включила магнитофон и закружилась в танце. Мужики вьются вокруг неё.

 

Горелов подходит к эстакаде, достаёт задвижку, фланец, вставляет между ними прокладку и начинает скручивать их болтами. До него доносятся взрывы хохота, он временами поворачивает голову в сторону столовой, потом угрюмо крутит гайки, идёт, роется на стеллажах, находит нужную деталь и кладёт её на мешковину, рядом с задвижкой. Очередной взрыв хохота окончательно выводит его из себя. Он бросает ключ и заходит в столовую.

 

Горелов:

 

Чего ржём?

 

Парамонов:

 

Да Васька смешной анекдот рассказал, про то, как невеста со свадьбы сбежала с проезжим гомосексуалистом, который был к тому же старым, лысым, горбатым…сапёром, с пулей в голове и резиновым протезом вместо задницы. (Все смеются). Вась, расскажи Николаю…

 

Горелов:

 

Не надо. Налейте.

 

Перцев:

 

Дак у тебя же налито давно. Вон, присаживайся к своей тарелке.

 

Горелов:

 

Скажи тост.

 

Перцев:

 

Мы тут за всё уже пили. Не пили только за Перестройку. Давайте поднимем за неё!

 

Парамонов:

 

Первый раз за весь вечер говоришь дело. За Перестройку! За кардинальную перестройку партии и страны.

 

Горелов (ставит стакан на стол):

 

Тьфу ты! Думал иду за дружеский стол, а попал на собрание комуняк. Давайте лучше выпьем не за ваши заоблачные идеалы, а за что-нибудь простое, земное, человеческое.

 

Перцев:

 

Ну, тогда, за любовь!

 

Горелов:

 

Годится. (Осушает стакан). Ян, Вася, пойдёмте покурим. Иван Михайлович, займи, пожалуйста, даму, пока мы там подымим с ребятами.

 

Парамонов:

 

Вы идите, идите. Дымите, там, или ещё чего делайте…. Мы найдём, чем здесь заняться. Так ведь, Людочка?

 

Маслова.

 

Совершенно верно, Иван Михалыч.

 

Парамонов:

 

Ну тогда, позвольте пригласить вас на танец.

 

Маслова.

 

Позволяю.

 

Парамонов (оборачивается на ходу к мужикам):

 

А вы – завязывайте с праздником. Всё, больше – ни грамма спиртного! Идите, проверьте технику и инструменты. Мало ли, как говорится, вдруг ночью опять где-нибудь трубу прорвёт.

 

Перцев:

 

Недолго, сладостных утех пора нам радости дарила…

 

Маслова включает медленную мелодию, Парамонов берёт её за руку и они танцуют. Горелов, Перцев и Загогуйлик выходят во двор.

 

Загогуйлик (кивая в сторону столовой):

 

Ох, Парамоша! Я его таким воодушевлённым ещё никогда не видел.

 

Перцев:

 

Критический возраст. Уже ни «ух!», но ещё и не «ох!».

 

Горелов:

 

Ладно вам, ухари. Слушайте, а я тоже хочу с вами поспорить на «бочку с яйцами».

 

Перцев:

 

Ну да!

 

Загогуйлик:

 

Шутишь?

 

Горелов:

 

А слабо вам по сотне поставить, если я вгоню свои шары в ту же лузу.

 

Загогуйлик:

 

Я готов. Даже полторы ставлю.

 

Перцев:

 

Не надо, Николай!

 

Горелов:

 

Тебе что, денег жалко?

 

Перцев:

 

Да денег мне не жалко. Но вогнать то ты вгонишь, а вот выгонишь ли назад? Едва ли!

 

Николай деловито подходит к бочке, расстилает газету, становится на скамейку.

 

Горелов (возбуждённо):

 

Ну так чё, спорите, или нет?

 

Перцев:

 

Я – пас. Ты самоубийца.

 

Загогуйлик:

 

Самоубийца? Тогда я ставлю двести.

 

Перцев (Загогуйлику):

 

А ты иди… на хрен! Подстрекатель.

 

Загогуйлик:

 

Триста!

 

Горелов, (протирая горловину тряпкой):

 

Когда я на Даманском, в ледяной воде догнал вплавь лодку с нарушителями границы и перевернул её голыми руками, меня потом тоже все самоубийцей считали – и наши и китайцы. Говорили, что такие безбашенные люди как я, долго не живут. А мне вот, как видите, уже сорок лет пробило… и ничего. Правда, туловище прострелено немного… и порезано, но это – ерунда.

 

На крыльце столовой появляется Маслова. Она оставила Парамонова, решившего подкрепиться. Люся слышит последние слова Горелова.

 

Маслова:

 

Сорок лет, а ума нет. Ты… что, в бочку, что ли собрался… макнуться?

 

Перцев:

 

Да ты хоть его отговори. У него не получится. У нас, изо всего батальона только двое смогли самостоятельно яйца выдернуть, я да один калмык.

 

Маслова:

 

Да пошутила я, Коля! Я верю, что ты из-за меня готов на всё, пойдем!

 

Горелов:

 

Не-ет, Люсенька, теперь я не могу остановиться. Я вот и с ребятами уже поспорил. Ты ведь не хочешь, чтобы я спор проиграл?

 

Маслова:

 

Да чёрт с ним, со спором. Пошли, потанцуем.

 

Перцев:

 

Иди, Коль, тебя вон Люся приглашает на медленный танец.

 

Загогуйлик:

 

Четыреста! (Достаёт деньги).

 

Перцев:

 

Загогуйлик, я тебе сейчас дам в бубен!

 

Загогуйлик:

 

Попробуй!

 

Горелов:

 

Ну, четыреста, так четыреста. Деньги мне не помешают, хоть я и не из-за них…

 

Горелов быстро скидывает брюки и садится на бочку. Маслова с Перцевым, крича, бросаются к нему и пытаются стащить его на землю. Горелов, сопя, отбивается от них одной рукой, а другую держит между ног. На крыльцо выходит мастер, привлечённой криками.

 

Парамонов:

 

Это что у вас тут такое …. Горелов! Я так и знал, что это ты опять нарушаешь порядок! Ты чего без штанов?

 

Маслова:

 

Иван Михалыч, помогите его стащить!

 

Горелов:

 

Есть!!! Два шара в лузе… Можете полюбоваться. Это даже не так больно, как я предполагал.

 

Загогуйлик:

 

Покажи, я проверю.

 

Перцев:

 

Конец! Детей у Коли… блин, теперь… не будет!

 

Горелов:

 

Деньги давай.

 

Загогуйлик:

 

Да, действительно, орешки в дупле. На, держи – сто, двести, триста, четыреста! В расчете?

 

Горелов:

 

В расчете.

 

Загогуйлик:

 

Ну тогда, вынимай свои причиндалы, Коля, и пошли обмывать твой выигрыш.

 

Парамонов:

 

Я вам обмою! Не хочу никого пугать, мужики, но за это аморальное поведение, и за азартные пари, я вас буду вынужден представить к разбирательству на товарищеском суде цеха. Кто-нибудь подумал, что будет, если об этом узнают в управлении? Заверяю вас, тогда не поздоровится ни мне, ни вам…

 

Перцев:

 

Погоди, Михалыч! Если он сейчас себе яйца оторвёт, то может… и разборки перейдут… совсем на иной уровень.

 

Загогуйлик:

 

Как это оторвёт. Ты что такое мелешь?

 

Перцев:

 

Да я же вам кричал, идиотам, что людей, обладающих моими способностями, меньше одного процента. Может, я вообще, один такой на тысячу.

 

Маслова (дрожащим голосом):

 

Так, ладно, не кудахтайте, раньше времени. Коленька, …тяни.

 

Горелов (сопит):

 

Да я тяну, но… что-то… пока… не получается.

 

Загогуйлик:

 

Ну, если они туда вошли, то назад-то выйти… тоже должны.

 

Перцев:

 

Да, но туда то они по одному вкатывались, а назад, сразу оба норовят вылезть. В общем, они там … стрянут.

 

Парамонов:

 

Николай, не молчи. Что у тебя?

 

Горелов:

 

Погоди, Михалыч… так, кажется, вот, вот, вот… чёрт, как больно то… вот… вот… (все замолкают). Х-х-хрен! Падлы, …выскальзывают назад.

 

Маслова (заголосила):

 

Ой, чё делать то, чё делать то? (Кидается к Горелову). Колюшка, давай я попробую.

 

Горелов:

 

Отстань, без тебя тошно.

 

Маслова:

 

Что отстань то? Может у меня получится.

 

Перцев:

 

Пусть попробует, Коль. У неё пальчики потоньше.

 

Загогуйлик:

 

Да и посноровистее.

 

Маслова (Загогуйлику):

 

Ну и гад же ты. (Поворачивается к Горелову.) Ну что, Коль, давай я, а?

 

Горелов (нерешительно):

 

Ладно, пробуй, только поаккуратнее.

 

Маслова:

 

Да я нежненько, Коленька, (наклоняется над коленями Горелова) вот так, вот так… щяс, мы их аккуратненько, щяс мы их, красавчиков наших…

 

Парамонов:

 

Да уж, красавчиков, чтоб их…

 

Маслова:

 

Вот… вот… идут родимые. Шяс… щяс… щя-ас…

 

Горелов (громко кричит):

 

А-а-а-а! Ты ч-чего, твою мать, маникюром своим мне всю мошонку пропорола? Там же кожа нежная.

 

Маслова:

 

Напряглось ведь у тебя там всё, Коля. Пальцы сложно просовывать.

 

Парамонов:

 

Раньше надо было думать, прежде чем совать свои нежные места в бочки из-под промышленных жидкостей! Тащи, Люся, иного выхода всё равно нет.

 

Горелов:

 

Напрягло-ось! Я же мужчина!

 

Маслова:

 

Я могу ногти подстричь.

 

Горелов:

 

Нет уж, оставайся при своих когтях. Без тебя справлюсь. (Пытается привстать, но вскрикивает.) А-а, чёрт! (И упавшим голосом, полным безысходности:) Всё, …влип!

 

Парамонов:

 

Так! А вы подумали, что теперь скажет начальник цеха? Ну, нет, вы у меня теперь все ответите. Пораспустились, едрёна! В гусарскую рулетку на производстве играть вздумали, как говорится, застрянут яйца – не застрянут.

 

Загогуйлик:

 

Слушай, Перцев, а что ты там говорил про батальон. Ну, вы с калмыком, понятное дело, сами вылезли. А другие как выбирались?

 

Перцев:

 

Как-как, никак! У нас в части это была такая традиция. Всех молодых солдат прогоняли через бочку, стоящую на складе. Деды новобранца заставляли загнать туда свои… эти… (косится на Парамонова) а потом делали вид, что уходят надолго. Сами же заходили за тонкую фанерную стену и наблюдали за реакцией испытуемого. Такой своеобразный психологический тест… и развлечение старослужащих.

 

Загогуйлик:

 

Да это понятно! Не отвлекайся, как они выбирались?

 

Перцев:

 

Когда солдатик, наоравшись и наплакавшись, начинает думать о смерти, к нему деды присылали черпака, который через специальную дырку в боку бочки просовывал руку и выдавливал… эти, самые… наружу. Потом солдата заставляли поклясться, что он никому ничего не расскажет, и посылали за следующим бойцом.

 

Загогуйлик:

 

Так значит… дырка! Хорошо придумано! Ты не волнуйся, Коля. Мы сейчас зубилом пробьём дыру, и вытолкнем твои шарики на волю. Здесь жесть тонкая, пара ударов и всё будет «класс»!

 

Перцев:

 

Дыру?

 

Загогуйлик:

 

Ну а чего? Ты ведь сам сказал.

 

Перцев:

 

А я об этом как-то не подумал. (Идёт на стеллажи, берёт зубило и кувалду. Протягивает зубило Загогуйлику.) Держи, я бить буду.

 

Горелов:

 

Постарайтесь, правда, с двух ударов. А то они у меня уже замёрзли.

 

Загогуйлик (приставляет зубило к бочке):

 

Не боись, сейчас дыру пробьём, потом струбциной её расширим… Давай, Вася!

 

Перцев замахивается и бъёт. Раздаётся грохот. Глаза у Горелова выкатываются из орбит. Не давая ему опомниться, Перцев бъёт второй раз.

 

Горелов (диким голосом):

 

Хва-атит! Хватит! Вы что, хунвайбины! Фашисты! Чё творите то? Она же… резонирует!

 

Загогуйлик:

 

Смотри-ка. Даже маленькой дырочки не пробили. Да, наши, советские бочки - это сила!

 

Перцев:

 

Где же наши то? Это проклятые капиталисты нам поставляю тару, вместе со своими химреагентами. Х-химики, херовы! Слушай, а давай бочку газорезкой вскроем, или шлифмашинкой пройдёмся.

 

Загогуйлик:

 

Давай, только он полетит сразу на небо, без яиц, а ты – через забор, с оторванными руками, или, что скорее всего, головой.

 

Перцев:

 

Почему это?

 

Загогуйлик:

 

А ты забыл, что мы сюда уже полгода неучтённый бензин сливаем? Там и сейчас на дне несколько литров бултыхается.

 

Перцев:

 

Чёрт, так он и от зубила мог рвануть.

 

Загогуйлик( чешет затылок):

 

Да… наверное.

 

Парамонов:

 

Вы мне скажите, чья это была идея, засовывать свои… гм, гениталии, в бочку.

 

Загогуйлик (после небольшой паузы):

 

Вот, его, нашего студента, чья же ещё.

 

Перцев (обречённо):

 

Моя.

 

Парамонов:

 

Та-ак. И это накануне доклада об опережении плана на пятьдесят процентов! Ты хоть понимаешь, что теперь нам квартальной, а то и годовой премии уже не светит?

 

Загогуйлик (сокрушённо):

 

Да-а-а.

 

Парамонов:

 

А как бригада теперь без Горелова будет, вы об этом тоже не подумали? Ведь схему нефтепроводов, никто из вас не знает, как её знал Горелов.

 

Загогуйлик:

 

Ничего, изучим. Незаменимых людей нет.

 

Парамонов:

 

Изучите, как же. Не хватало мне теперь только по всем месторождениям ему замену искать.

 

Загогуйлик:

 

Это верно, хороших ремонтников трубопроводов найти не просто. Но я знаю одного такого. Давно ждёт вакансии. Теперь у него может появиться шанс.

 

Парамонов:

 

Ладно, дашь координаты этого парня. Но, как говорится, чтобы о происшествии – никому!

 

Горелов:

 

Я не понял, вы меня что, уже похоронили, что ли?

 

Парамонов (не обращая внимания на Горелова, поворачивается к Перцеву):

 

Ты кто, вообще, дурак, провокатор, или враг своего коллектива? Ты чё творишь то, как говорится?

 

Перцев:

 

Ну, если точнее определиться в терминологии, то я скорее… дурак.

 

Парамонов (грозит пальцем Перцеву):

 

За всё ответишь, за каждый свой… дура-ацкий… поступок!

 

Перцев:

 

Может… выпьем?

 

Загогуйлик:

 

Да надо бы.

 

Парамонов:

 

Я вам выпью! Я вам так выпью! Я вам устрою козью морду! Я… Ну ладно, чёрт с вами, давайте, замахнём по одной!

 

Маслова:

 

Я принесу…

 

Парамонов:

 

Дойдём уж, небось, до стола то!

 

Горелов:

 

И мне принесите. Вон, дождь начинается.

 

Парамонов (машет рукой):

 

А-а, не до тебя сейчас.

 

Горелов:

 

Ребят, вынесите мне бутылку с огурчиком солёным. Люсь!

 

Маслова:

 

Погоди ты! Не видишь, что все в расстройстве… и Иван Михайлович нервничает…

 

Горелов:

 

Ну ни хрена себе! Вы то чего нервничаете? Это мои пельмени в железе застряли, ни ваши. Я вам что, бревно, что - ли? И… дождь усиливается, падла!

 

Парамонов, Маслова, Загогуйлик и Перцев заходят в столовую. Первые трое садятся за стол, Вася берёт бутылку, что-то из закуски и идёт к двери.

 

Парамонов:

 

Ты куда?

 

Перцев:

 

К Николаю… вынести… ему… надо.

 

Парамонов:

 

Сядь! К Николаю он собрался. Николай подождёт, а вот ты мне объясни, что мы теперь делать будем? Как мы всё это народу объясним?

 

Перцев:

 

В смысле?

 

Парамонов:

 

В смысле того, что у нас… один… гм… член… коллектива остался без этих… ну вы меня понимаете. И всё это – на рабочем месте!

 

Маслова:

 

Как остался? Что вы такое говорите? Они же у него ещё… имеются.

 

Перцев:

 

Да, Михалыч, ты чего-то не того говоришь. Сейчас, придумаем чего-нибудь. Вытащим мы эти его причиндалы. Нас вон – четыре головы, да ещё каких!

 

Парамонов:

 

Спасибо… придумали уже! С-с-в-ветлые головы! Чтоб они у вас отвалились к чертовой заднице!

 

Загогуйлик:

 

Ну а ты то чего предлагаешь, Михалыч? Говори ясней.

 

Парамонов:

 

В общем так! Как только вас начнут вызывать…

 

Перцев:

 

Куда?

 

Парамонов:

 

Куда следует! Скажете, что Горелов оторвал свои яйца в свободное от работы время, во время отгула, за пределами нашей производственной территории.

 

Перцев:

 

Не оторвал… ещё!

 

Парамонов (глядя куда-то сквозь Василия):

 

Так, Перцев! Ты сейчас, понесёшь ему выпить. Но водку… Горелову… отдашь только после того, как он напишет заявление, задним числом, на отгул. Не было его сегодня на работе, понятно? Не было! Надеюсь, все меня поняли правильно?

 

Загогуйлик:

 

А где же он тогда их потерял, яйца то?

 

Парамонов:

 

Этого мы знать не можем. Он где-то там, ходил, охотился… в тайге, или… ягоду собирал. Нашёл пустую бочку, присел на неё отдохнуть, как говорится, а они у него туда и чпок… провалились.

 

Маслова:

 

О, Господи! (Зарыдала).

 

Перцев:

 

Никуда не годится твоя версия, Михалыч. Для того чтобы она сработала, нужно сейчас пойти к Горелову, оторвать ему… эти штуки, и оттащить бочку, вместе с содержимым, далеко в лес, за пределы нашей производственной территории. Ты что ли пойдёшь ему яйца рвать? И что ты потом с самим Колей делать будешь? Он и в кастрированном виде нам всем тут способен устроить вторую… (шмыгает носом) Даманскую операцию.

 

Горелов в это время сидит ссутулившись во дворе на бочке и прислушивается к доносящемуся до него разговору. Холод усиливается. Николай трёт локти, плечи, потом поднимает руку и начинает тянуться к транспаранту. С невероятными усилиями, ему удаётся ухватиться за полотно. Он срывает один конец транспаранта, накрывается им от дождя, и пытается обмотаться свободным краем кумачовой ткани.

 

Маслова:

 

А может Вася прав? Может ещё можно что-то сделать?

 

Парамонов:

 

Что сделать? Имеющимися у нас инструментами мы не способны сделать дыру в бочке. Пробить не можем, разрезать газорезкой не можем, распороть шлифмашинкой тоже не можем.

 

Загогуйлик:

 

Мочь то можем, но только тогда бочка взорвётся. Лучше уж ему лишиться одного… органа, чем всей жизни.

 

Перцев:

 

Эх, я по телевизору видел, как на ВДНХ показывали экспериментальное оборудование для ГАИ. Детище советских изобретателей - «гидравлические ножницы» называется! Они любую машину, исковерканную в ДТП, могут разрезать плавно, без единой искры.

 

Парамонов:

 

Транспортировать мы его тоже не можем, вместе с бочкой. Он ни в одну машину, ни влезет. А если и влезет, то, как его везти по нашим ухабам? Ваш Коля на первой же кочке евнухом станет.

 

Загогуйлик:

 

Да-а-а.

 

Маслова:

 

Янчик, налей мне выпить, а? А то у меня нервы так натянулись, что даже кожа… пошла морщинами.

 

Парамонов:

 

Да всем наливай! Чего уж… нервы!

 

Перцев:

 

В общем… надо «скорую» вызывать!

 

Парамонов, Загогуйлик, Маслова хором:

 

Что-о-о?

 

Загогуйлик:

 

Какую «скорую», он здоров как бык.

 

Парамонов:

 

Зачем нам скорая? Пока Горелов не оторвал свои органы, он в медицинском вмешательстве не нуждается.

 

Перцев:

 

Не перестраховывайся, Михалыч, Если это случится, он умрёт от потери крови за двадцать минут. А медики сюда, в тайгу, будут добираться не менее часа. Иди, вызывай, если не хочешь отвечать за труп на своей подотчётной территории.

 

Парамонов(вскакивает и кричит):

 

Сволочи, устроили мне праздничек, идиоты! Я бы тебя, Перцев, и тебя, Загогуйлик, с таким удовольствием… грохнул бы… где-нибудь в овраге.

 

Загогуйлик:

 

Ты, Михалыч, эти замашки времён культа личности оставь. Не то сейчас время… и ты не тот. Это твой папаша, герой – гепеушник, мог себе позволить замочить собеседника на сон грядущий. А для тебя подобной лафы не предусмотрено.

 

Парамонов:

 

Когда у тебя кандидатский срок заканчивается? Хрен тебе, а не партия! Я лично выступлю против.

 

Загогуйлик:

 

Посмотрим. Меня сам Большаков рекомендовал. Ты против него не попрёшь.

 

Перцев:

 

Не отвлекайся, Иван Михайлович. Иди, вызывай скорую.

 

Парамонов:

 

У нас, между прочим, телефона в бригаде нет. По рации нужно вызывать. А это значит, всё месторождение будет в курсе наших дел. Хочешь, чтобы мы посмешищами на весь округ стали?

 

Перцев:

 

Ну, скажи, что на твоём участке производственная травма. Один ремонтник распорол внутреннюю поверхность бедра, большая кровопотеря, самостоятельно передвигаться не может.

 

Парамонов:

 

Ты, конечно, законченный идиот, Перцев, но не дурак! Ведь так, точно никто ничего не просекёт! Ладно, пойду, вызову. Но вы мне… чтоб… ух!

 

Мастер грозит подчинённым кулаком, что-то хочет добавить, но не находя слов выходит из столовой и идёт по двору к себе в бытовку. На Горелова не смотрит.

 

Горелов:

 

Михалыч!

 

Парамонов:

 

Уйди, Горелов, не до тебя сейчас! (Заходит в бытовку).

 

Горелов:

 

Ж-жаль… кувалда далеко лежит… и з-зубило! Убил бы… ренегата. (Шарит по своим карманам). И при себе то ничего нет, ни отвёртки, ни болта какого. Чтобы хоть кинуть, глаз ему выбить… падле!

 

Перцев:

 

Я пойду, отнесу Николаю выпить.

 

Загогуйлик:

 

Ты вот что, Вася, посиди пока здесь, побеседуй с Люсечкой, а я отнесу Коле. Мне поговорить с ним нужно, наедине, понимаешь?

 

Перцев (неохотно):

 

Ну, если надо, то иди. Слушай, а может бульдозером дыру в бочке протаранить?

 

Загогуйлик:

 

Чё?

 

Перцев:

 

Бульдозером! Он тихонько подъедет, наставит зуб на бочку, продавит плавненько в ней дыру, и всё!

 

Загогуйлик:

 

А что, это могло бы сработать. Особенно, если острый резец сваркой к отвалу приварить! Но… тракторист у нас на праздничном отдыхе, а без него мы машину не заведём. Сам знаешь, там на каждом рычаге по самодельной противоугонке стоит. Но, вообще-то, мысль дельная. Давай, думай дальше в том же направлении. (Берёт водку, закуску, собирается выйти).

 

Перцев:

 

А если приварить резец к нашему КРАЗу?

 

Загогуйлик:

 

Что ещё?

 

Перцев:

 

Ну, если нашим КрАЗом дыру продавить, аккуратно. Сейчас сваркой приварим к бамперу резец, и через пять мнут, Коля на свободе.

 

Загогуйлик:

 

КРАЗ не въедет во двор, под эстакаду. Он высокий слишком.

 

Перцев:

 

Так давай эстакаду разрежем. Человек ведь погибает.

 

Загогуйлик:

 

Друг мой, на эстакаде лежат важные для всего месторождения кабеля. Если мы их перережем, будет выведен из строя киповский пульт управления кустовым оборудованием. Несколько сотен скважин останутся без контроля. Таким вредительским актом, мы сорвём выполнение не только месячного, но и квартального плана нефтедобычи для страны. За это, Вася, власти не только у Николая, но и у нас с тобой оторвут наши источники мужской радости. Понял?

 

Перцев:

 

Да, блин!

 

Загогуйлик:

 

Ну, тогда продолжай интенсивно рационализировать, а я – скоро приду. Люсь, побудь немного музой нашего изобретателя!

 

Маслова (не отрывая щёки от подпирающего её кулака):

 

Счас, всё брошу!

 

Перцев достаёт из куртки листок и ручку и начинает что-то рисовать. Маслова с безутешным безразличием смотрит вдаль. Загогуйлик выходит во двор.

 

Загогуйлик:

 

Извини, Коль, Парамонов нас задержал.

 

Горелов:

 

Наконец то! Водку принёс?

 

Загогуйлик:

 

Да. Сейчас плесну. (Наливает). Огурцы кончились. Помидором закусишь?

 

Горелов:

 

Да похеру, чем! Себе то стакан захватил?

 

Загогуйлик:

 

Здесь, на скамейке наша тара должна ещё стоять. Точно, вот мой стакашек. Только я – капельку.

 

Горелов:

 

Как хочешь. Говори тост, только быстрее, а то у меня не только мошонка, но уже и весь зад задубел.

 

Загогуйлик:

 

Тост? Ну, я за любовь хочу выпить.

 

Горелов:

 

Без разницы! (Опрокидывает стакан.) Ох! Как запекло внутри то!

 

Загогуйлик:

 

Тебе лучше?

 

Горелов:

 

Мне – вообще офигительно! Как же ещё то? Ситуация – ни пером пописать, ни топором вырубить! Или, как там?

 

Загогуйлик:

 

Не важно. Я хочу с тобой поговорить начистоту.

 

Горелов:

 

А Васька то где?

 

Загогуйлик:

 

Я попросил его посидеть в столовой. Я же говорю, мне поговорить с тобой надо.

 

Горелов:

 

Так говори… только. Давай ещё по одной!

 

Загогуйлик:

 

Давай. (Наливает). Слушай, уступи мне Людмилу, а?

 

Горелов (поперхнулся водкой, закашлялся):

 

Что?

 

Загогуйлик:

 

У нас была с ней любовь… до тебя. Мы никому не говорили… а потом – поссорились. Она тогда к тебе ушла. Но тебе теперь всё равно… поэтому… я хочу, чтобы ты нам не мешал.

 

Горелов:

 

Как это всё равно? Ты чего опять мутишь, Загогуйлик?

 

Загогуйлик:

 

А того! Твоим яйцам… конец пришёл! Вытащить мы их не можем, разрезать бочку тоже не можем, перевезти тебя в другое место, с таким ярмом на … этом месте… опять таки, не имеем возможности. Через часик приедут медики. Я думаю, что за неимением иных возможностей… чтобы спасти твою жизнь, они тебя… отделят от зажатой плоти. Мне нужна Людмила! Не порть ей жизнь! Мы тебе будем помогать…

 

Горелов:

 

Себе помоги, чмо! (Бросает стакан в Загогуйлика, но промахивается.)

 

Загогуйлик (испуганно приседает, а потом медленно выпрямляется):

 

Да, как я и предполагал, с таким быдлом как ты, договориться невозможно в принципе.

 

Горелов:

 

Слушай ты, Загогуйлик уделанный! С яйцами, или без них, но я встану с этой бочки! И тогда тебе… придёт конец!

 

Загогуйлик:

 

Знаешь, почему ты так сейчас орёшь? Потому что ты – антисемит! И ты меня сразу возненавидел, как узнал, что я еврей!

 

Горелов:

 

Запомни, гнида, я не антисемит, а антихолуй и античмо. Ненависть – это очень сильное слово по отношению к такой дешёвке, как ты. Я тебя просто презираю! Но не за то, что ты еврей, а за то, что ты жополиз и стукач.

 

Загогуйлик:

 

Недочеловек! Гой! Ну, ты сейчас у меня получишь!

 

Загогуйлик подбегает к Горелову, замахивается на него, но останавливается. Горелов пытается его пнуть. Ян обегает его сзади, и остервенело колотит Николая по спине, пинает, падает, опять пинает, хватает какие-то тяжёлые предметы, бьёт ими Горелова по голове, по шее. Горелов безрезультатно пытается от него отбиться, кряхтит, негромко матерится и яростно сверкает глазами.

 

Горелов:

 

А ведь я понял! Ты с самого начала знал, чем это всё закончится. Специально заманивал меня, хорёк, в эту ловушку.

 

Загогуйлик:

 

Конечно знал! Кто виноват, что ты такой тупой? Я ненавижу тебя! Не-на-ви-жу! Кто у нас самый отважный ремонтник… готовый во время любой аварии на нефтепромысле шагнуть в огонь и в воду? Горе-елов! Кто у нас лучше всех может найти любую трубу в тайге? Горелов! Кто у нас чемпион отрасли по всем подряд видам спорта? Горелов! Кого любят все женщины на свете? Горелова! Везде этот херов Горелов! А вот сейчас, наш супергерой всей Сибири, сидит на бочке, с зажатыми яйцами. (Загогуйлик истерично хохочет).

 

На крыльце появляется Люся. Перцев по-прежнему в столовой. Он что-то чертит на листе ручкой. Повариха слушает диалог Яна и Николая. Те её не видят.

 

Загогуйлик:

 

Нет больше супермужика Горелова! С минуты на минуту на свет божий появится скопец Николаша. Ты попался, как пацан, на самую дешёвую приманку!

 

Горелов:

 

По-твоему получается, что Люся – дешёвая приманка?

 

Загогуйлик:

 

Да! Да! Да! Чёрт побери!

 

Маслова:

 

Коль, это он так сказал про меня?

 

Горелов:

 

Думаю, да.

 

Загогуйлик:

 

Да… верь ты ему побольше, Люсечка! Этому… б… без пяти минут кастрату!

 

Маслова:

 

Типун тебе на язык! Сейчас приедет скорая помощь и врачи что-нибудь сделают.

 

Загогуйлик:

 

Ну конечно! Вместе с бочкой положат этого придурка на носилки и увезут в операционную, за сто километров отсюда.

 

Маслова:

 

А ты чего это так разухарился? Что, нажрался уже?

 

Загогуйлик:

 

Да, я – нажрался! (Хохочет). А он – попал, как кур в ощип!

 

Горелов:

 

Ты разве не видишь, что Загогуйлик этой минуты ждал долго? Он ждал этого всё время нашего знакомства! Я даже и не думал, что человек может вот так, сильно ненавидеть другого человека всего лишь из зависти. У нас даже к вооружённому врагу такой ненависти никогда не было.

 

Во двор выскакивает Вася.

 

Перцев:

 

Придумал!

 

Маслова:

 

Что придумал то? Рассказывай, а не ори!

 

Загогуйлик:

 

Как же, придумал, изобретатель! Наверное изобрёл… утилизатор яиц!

 

Горелов:

 

Ну говори, говори.

 

Перцев:

 

В общем… бочка – это большая консервная банка, так?

 

Горелов:

 

Допустим.

 

Перцев:

 

Нужно сделать большую механическую открывашку. Смотри, берём мощную струбцину и привариваем к ней стропорез…. Два поворота ручки и дыра готова!

 

Горелов:

 

Должно сработать.

 

Перцев:

 

Ян, пойдём, по-быстрому сварим. Максимум – пятнадцать минут.

 

Загогуйлик:

 

Да пошёл ты на хрен, со своими рацпредложениями! Делать мне больше нечего, только спасать этого недотёпу!

 

Перцев:

 

Ты чего?

 

Горелов:

 

Он не пойдёт, Вася. Иди один. Стропорез заточи на наждаке, он прорезь легко продавит, со струбциной то.

 

Перцев:

 

Я – мигом! (Убегает)

 

Пауза, все какое-то время молчат.

 

Горелов (после некоторого раздумья):

 

Люсь!

 

Маслова:

 

Чего?

 

Горелов:

 

Помнишь, я тебе говорил, что люблю тебя?

 

Маслова:

 

Помню.

 

Горелов:

 

Это я врал.

 

Маслова:

 

Чего?

 

Горелов:

 

Да врал я, говорю. Просто мне нравится, как ты… в постели меня обслуживаешь. …Обслуживала. Но как человек, ты мне всегда была глубоко безразлична. Ты мне постоянно что-то втирала, мол, брат, сестра, а мне всё это глубоко по фигу! Извини.

 

Маслова:

 

Замолчи! (Смотрит ему в глаза). Ты что решил, со мной поссориться?

 

Горелов:

 

А чего ссориться? Я тебя всё-равно собирался бросить. Так, побаловаться малость и бросить. А вот Загогуйлик тебя правда любит. Он и на меня кидался, в драку, из ревности. Выходи за него.

 

Маслова:

 

Выхо-оди за него! Ты думаешь так легко всё в жизни – сошлись, разошлись?

 

Горелов:

 

Вот и нечего усложнять. Он мужик не пьющий… почти. Серьёзный… Вон, скоро доучится и инженером станет.

 

Маслова:

 

А чего ты его сватаешь, а он сам молчит?

 

Загогуйлик:

 

Я не молчу. Он говорит правду. Как мы с тобой поссорились, я всё это время места себе не находил…. Я спать не мог… вот, уже и квартиру приобрёл… для нас с тобой! Выходи за меня замуж!

 

Маслова:

 

А как же твои слова, про свободные отношения? Про то, что тебе сначала нужно до начальника цеха дорасти?

 

Загогуйлик:

 

Да никуда не денется… начальник цеха! Выходи, а? Я тебя по-прежнему люблю. Нет, даже не так… Я тебя люблю больше всех на свете, больше себя самого, больше света белого, больше жизни!

 

Маслова:

 

О, Янчик! Я тебя тоже люблю. Люблю сильно-сильно.

 

Маслова и Загогуйлик бросаются друг другу в объятия. Они опускаются на скамейку, стоящую перед бочкой и одновременно начинают друг другу рассказывать что-то бессвязное, страстно друг друга целовать и обниматься. Горелов, закутанный в транспарант, молча возвышаясь над ними, смотрит куда-то вдаль с каменным лицом. Когда влюблённые, объятые неистовой страстью, доходят до срывания друг с друга одежды, во дворе появляются врач скорой помощи Михаил Претендуев и фельдшер Анастасия Орловская.

 

Претендуев:

 

Это участок бригады ремонтников трубопроводов?

 

Маслова и Загогуйлик вскакивают со скамейки, путаясь в наполовину снятых вещах и торопливо одеваясь. Горелов медленно поворачивает лицо к доктору.

 

Претендуев:

 

Это участок бригады ремонтников?

 

Горелов(задумчиво):

 

Да, мы, это они и есть.

 

Орловская:

 

А где у вас пострадавший?

 

Горелов:

 

Я – это он и есть.

 

Претендуев:

 

Кто это он? У кого рана внутренней части бедра.

 

Горелов:

 

Это я пострадавший, доктор!

 

Во двор из бытовки выходит мастер Парамонов.

 

Парамонов:

 

Это там, случайно не скорая помощь разворачивается на площадке? А, доктор, вы уже здесь? Быстро! Я думал, что не меньше часа будете добираться. А вы, как говорится, всего-то минут двадцать ехали.

 

Претендуев:

 

Мы дежурим в праздники на вашем месторождении.

 

Парамонов:

 

Ясненько. Понимаете, я хотел бы вам всё объяснить. Отойдём…

 

Претендуев:

 

Чего объяснять? Мне нужен пострадавший и всё. Я как-нибудь сам разберусь.

 

Парамонов:

 

Да, но понимаете, тут такая ситуация, я бы сказал…

 

Орловская:

 

Гражданин, вам же сказали! Нам нужен только больной.

 

Парамонов:

 

Понятно. Да вот он! Но…

 

Претендуев (Горелову):

 

Привстаньте, я должен осмотреть рану. Почему у вас спущены брюки?

 

Горелов:

 

Я не могу встать, доктор.

 

Претендуев:

 

А как я осмотрю вашу рану? Какое бедро травмировано?

 

Маслова:

 

Доктор, вы ему осмотрите не бёдра, а то, что… между ними!

 

Претендуев (смотрит на расстёгнутые пуговицы блузки Масловой):

 

Похоже, что вы все здесь сегодня неплохо провели время. В общем, так! Всех кто не травмирован, я прошу отойти подальше. (Поворачивается к Горелову). Конкретно, вы, можете мне сказать, что у вас случилось?

 

Горелов:

 

Да, могу. Я прищемил… яйца!

 

Орловская (кричит):

 

Вы чего себе позволяете, гражданин? Вы думаете, мы неслись сюда, к чёрту на кулички для того, чтобы участвовать в ваших похабных розыгрышах?

 

Парамонов:

 

Я вам всё объясню. Как говорится…

 

Претендуев:

 

Уйдите! (Поворачивается к Горелову): Я вас в последний раз спрашиваю, на что жалуетесь?

 

Горелов (громко):

 

Мошонка у меня застряла в бочке! На, смотри, я же тебе показываю! Я не могу привстать, так как моя гордость со всех сторон сжата металлической горловиной!

 

Орловская:

 

Вы чего кричите и… выражаетесь?

 

Претендуев:

 

Как яйца? Покажите!

 

Горелов:

 

Нате, можете даже пощупать.

 

Претендуев:

 

Анастасия Дмитриевна – перчатки! (Берёт их из рук фельдшера, надевает и ощупывает пах Горелова.) Но как… они… туда попали?

 

Горелов:

 

Я поспо…

 

Загогуйлик:

 

Он просто после туалета, доктор, присел отдохнуть на бочку, а эти его органы, взяли и провалились в дыру.

Горелов:

 

…Да!

 

Загогуйлик:

 

Как видите, причина… вполне… обычная.

 

Претендуев:

 

Была бы обычная, мы бы вынимали из бочек ваши тестисы, господа нефтяники, по сотне раз на дню. А такого случая, я уверен, не припомнит ни один наш ветеран здравоохранения! Анастасия, пишите: «Скротум пострадавшего сдавлен инородным металлическим предметом, в скобках - бочкой. Тестис…» - какие ощущения вызывают у вас ваши яички?

 

Горелов:

 

Горечи и безысходности.

 

Претендуев:

 

Не то! Болят они у вас?

 

Горелов:

 

Сначала болели а теперь, онемели. Только холод собачий у меня там. Можно я выпью?

 

Претендуев:

 

Вообще-то не желательно… Ну ладно, пейте. Только помните, что если вас развезёт, и вы упадёте на землю, вы навсегда перестанете быть полноценным мужчиной. Анастасия Дмитриевна, пишите; «Тестис пострадавшего онемели и приобрели синеватый окрас кожного покрова».

 

Орловская:

 

Некроз?

 

Претендуев:

 

К счастью нет. Пока – только изменение пигментации из-за охлаждения. Но ситуация тяжёлая.

 

Маслова (зарыдала, кинулась к Николаю, схватила его руку и прижала к своей груди):

 

Коленька, ну прости ты меня, дуру, а? Я тебя по-прежнему люблю. Ну хочешь, я брошу Яна и опять буду с тобой! За своё достоинство не бойся. Мы… пришьём тебе новое. Сейчас уже это делают, спроси у доктора.

 

Парамонов:

 

Кого бросишь, Яна?

 

Загогуйлик:

 

Ты меня опять бросаешь?

 

Парамонов:

 

Это индийское кино какое-то!

 

Претендуев (кричит):

 

Да уберите вы отсюда эту припадочную дамочку.

 

Горелов, Загогуйлик и Парамонов хором кричат на доктора.

 

Горелов:

 

Заткнись, доктор!

 

Загогуйлик:

 

Нельзя так!

 

Парамонов:

 

Поаккуратнее, со словами, товарищ!

 

Горелов:

 

Фильтруй базар!

 

Загогуйлик:

 

Вы чего орёте на нашу Люсечку?

 

Парамонов:

 

Да! Вы, как говорится, полегче, доктор! Не орите тут, а занимайтесь своими прямыми обязанностями.

 

Претендуев:

 

Я извиняюсь.

 

Парамонов:

 

Это правильно! Что вы ещё можете сказать? Есть шанс спасти мужскую гордость… члена… нашего коллектива?

 

Претендуев:

 

Не знаю. Случай редкий. Давайте достанем его скротум из бочки.

 

Парамонов:

 

Что достанем?

 

Претендуев:

 

Скротум, то есть мошонку давайте извлечём.

 

Парамонов:

 

В том то и дело, что мы не можем этого сделать. А у вас нет возможности сделать ему такой укол, чтобы его плоть сжалась и мы смогли её выдернуть?

 

Претендуев:

 

Такой инъекции у нас нет. А что, яички правда извлечь невозможно?

 

Загогуйлик:

 

Мы на вас рассчитывали.

 

Претендуев:

 

Так, ну давайте тогда подумаем, как мы можем согреть вашего товарища.

 

Маслова:

 

Давайте я его… согрею.

 

Загогуйлик:

 

Нет! Нет! Я - против!

 

Претендуев (Масловой):

 

Вашего тепла будет недостаточно. (Все медленно повернули головы на Анастасию Дмитриевну).

 

Орловская:

 

Вы чего?

 

Горелов:

 

Я согласен. Мне ваша медработница очень даже нравится.

 

Орловская:

 

Что вы имеете в виду?

 

Маслова:

 

Ты чего мелешь то?

 

Горелов:

 

А ты ревнуешь меня ещё?

 

Претендуев:

 

Обогревать будем по-другому. Мы можем его, вместе с бочкой, перенести в тёплое помещение?

 

Парамонов:

 

Опасно, а вдруг соскользнёт… и оборвётся.

 

Претендуев:

 

Да-а. Тогда давайте ему под ягодицы постелем какую-либо тёплую вещь… Слушайте, а мы можем нагреть саму бочку.

 

Загогуйлик:

 

Разве что костёрчик вокруг неё разложить. …Только я в этом не участвую. Там бензин. Немного, но на хороший взрыв хватит.

 

Маслова:

 

Давайте шлангом туда горячей воды нальём из котла.

 

Парамонов:

 

Лучше не горячей воды, а тёплой. Бензин чрезмерно разогревать не стоит.

 

Претендуев:

 

Согласен, наливайте.

 

Маслова бросилась в столовую и высунула из окна конец резинового шланга. Ян протащил его до бочки и засунул в большую горловину.

 

Загогуйлик:

 

Открывай!

 

Маслова:

 

Уже открыла! (В шланге зашуршала вода.)

 

Горелов:

 

Слава Богу! Сразу теплее стало. О-о-о, кайф!

 

Претендуев:

 

Ну тогда, пострадавший, пока посидите, погрейтесь, а мне нужно подумать, что делать дальше.

 

Парамонов:

 

Доктор, я прошу вас с сестричкой к нам, за стол! Там легче думается.

 

Претендуев:

 

С этим – потом!

 

Орловская:

 

Я – фельдшер, а не сестричка.

 

Парамонов:

 

Тем более.

 

Горелов:

 

Только и мне пожрать принесите, пожалуйста. А то я, в ожидании кастрации, проголодался что-то. Поужинаю… может, в последний раз… мужиком.

 

Орловская:

 

Не раскисайте, всё будет нормально. Вас как зовут?

 

Горелов:

 

Николай. Можно на ты.

 

Орловская:

 

А меня Анастасия.

 

Горелов:

 

Красивое имя, и редкое.

 

Орловская:

 

Да не такое уж…

 

Претендуев (глядя на то, как они беседуют):

 

Слушайте, потерпевший, а вы когда в последний раз занимались… любовью?

 

Горелов:

 

Это вы о чём?

 

Претендуев:

 

С женщиной, когда у вас семяизвержение было? Не делайте таких глаз! Я врач, и задаю этот вопрос вам с… лечебной точки зрения.

 

Горелов:

 

Да я понимаю! Так вы спрашиваете: когда? (Смотрит на Маслову). В четверг, вечером.

 

Претендуев:

 

В четверг. А сегодня – суббота. Анастасия Дмитриевна, нужно пострадавшему срочно опорожнить семенные мешочки. Так, всех посторонних прошу быстро зайти в столовую и не выходить до тех пор, пока я не разрешу. Мастер – проконтролируйте процесс.

 

Парамонов:

 

Пойдёмте, доктор, как говорится, лучше знает…

 

Претендуев:

 

Анастасия Дмитриевна, а вас я прошу подойти к пациенту и… пораздражать ему… гм… внешние органы. (Поворачивается к Парамонову). Да уведите же их!

 

Орловская:

 

Чего сделать, Михаил Павлович?

 

Претендуев (раздражённо машет рукой):

 

Ну что вы, в самом деле, как первокурсница какая-то! Нам нужно у больного вызвать искусственную эякуляцию. Тогда у него тестис уменьшатся в объеме, и мы сможет их вытащить.

 

Орловская:

 

Да, но, я никогда не проводила… такой… процедуры. Может вы мне покажете, как это делается.

 

Претендуев:

 

Вот что вам ещё нужно объяснить? Берёте и… стимулируете! Перчатки надеть можете. Кремом воспользуйтесь каким-нибудь, увлажняющим, вазелином, в конце концов.

 

Орловская:

 

Нет, я не могу. Я же этого мужчину совсем не знаю.

 

Претендуев (берёт её за локоть и подводит к Горелову):

 

Нам нужно человека спасать, Настенька, а вы – знаю-незнаю! Не демонстрируйте здесь свой… непрофессионализм! Поверьте, я бы и сам сделал эту процедуру, но на меня у него… не будет реакции. А вы – другое дело! Так что, соберитесь и приступайте!

 

Орловская:

 

Ну, хорошо, я попробую! (Подходит к Горелову.) Больной, раздвиньте ноги и расслабьтесь.

 

Претендуев (Горелову):

 

В общем так, вас, кажется Николай зовут? …Коля, ты должен довериться Анастасии Дмитриевне… ну, остальное она сама вам скажет… и покажет.

 

Горелов:

 

Ладно, я всё понял! Слышал!

 

Орловская подходит к Горелову и прижимается к нему.

 

Орловская:

 

Ну что, Коля, давай познакомимся поближе?

 

Горелов (кивает и неопределённо произносит):

 

М-м-м-м…

 

Орловская:

 

Вот и хорошо. Учти, чем раньше ты… облегчишь свою мошонку, тем быстрее мы её вытащим.

 

Горелов (кивает):

 

М-м-м-м…

 

Орловская:

 

Ну тогда давай, Коленька, не стесняйся, вот так, вот так, видишь, определённый терапевтический эффект уже ощущается!

 

В столовой повариха подходит к окну и с интересом наблюдает за происходящим во дворе.

 

Маслова:

 

Что это они там делают?

 

Парамонов с Загогуйликом тоже встают и подходят к окну.

 

Маслова:

 

Слушай, так они его уже не спасают! А эта – совсем стыд потеряла. Решила напоследок пошалить с чужим мужиком! Вот сучка! (Порывается выскочить на улицу).

 

Парамонов (преграждает ей дорогу):

 

Стой на месте!

 

Загогуйлик:

 

Да, Люсечка, посиди здесь!

 

Парамонов:

 

Там поблизости доктор, он, наверное, знает, что и как.

 

Маслова:

 

Вот именно, поблизости. Сидит, гад стережёт, чтоб мы не вышли и не испортили удовольствие этой нимфоманке. Извращенцы, а не медики!

 

Парамонов:

 

Как бы то ни было, ты останешься здесь! Ян, сделай так, чтобы Людмила не выходила.

 

Загогуйлик:

 

Люсечка, пойдём, попьём чайку. Ну пойдём, а?

 

Парамонов:

 

Ей – чаю, а нам – водки! Налей, если тебе не трудно. …Сопьюсь тут с вами.

 

Врач сосредоточенно ходит кругами по двору. Через некоторое время, он поворачивается к фельдшеру.

 

Претендуев:

 

Анастасия Дмитриевна, ну что там у вас?

 

Орловская сосредоточено делает своё дело и не отвечает.

 

Претендуев:

 

Анастасия, ну что там?

 

Орловская:

 

Михаил Павлович, вы нам мешаете. Ну вот, кажется придётся опять начинать всё с начала.

 

Горелов:

 

Нет, не надо. Я так не могу и не хочу.

 

Орловская:

 

А кастратом ты стать хочешь? Не отвлекайся, Коля. Как говорится, кончишь… дело, и пойдёшь… гулять смело.

 

Горелов:

 

Поймите меня правильно. Случись мне вот так, с вами, оказаться в другой ситуации, я был бы самым счастливым человеком на свете. А в этом положении я не хочу. …Другого способа у вас нет, облегчить мою мошну?

 

Претендуев:

 

Нет у нас такого способа, не-ету! Если ты не сделаешь так, как мы тебе говорим, не останется ничего иного, кроме операционного вмешательства. Учти, Коля, мне не привыкать отрезать людям разные органы в полевых условиях. Я два года в Афганистане по контракту оттрубил. Так что, одно из двух. Или мы как-то вытаскиваем твоё добро наружу, или избавляемся от него, как потенциально отмирающего органа.

 

Горелов:

 

Да ладно, что ты заладил, избавимся, избавимся. Я и сам уже давно вижу, что отрезанием всё дело и закончится. Помощи ждать неоткуда. Васька тоже пропал, видно не получается у него ни черта. Ну, отрезать, так отрезать! Готовь свой инструмент и режь, к едрене фене!

 

Претендуев:

 

Слушай, а может ещё, что-нибудь придумаете? Я же простой врач неотложной помощи. А вы – слесаря! Вы же по железякам лучше соображаете.

 

Горелов:

 

Да думали уже…. А, чёрт с ними! Режь!

 

Претендуев:

 

Точно?

 

Горелов:

 

Точно!

 

Претендуев:

 

Настя, инструмент!

 

Орловская:

 

Всё давно готово.

 

Претендуев:

 

Выпить не хочешь? Мы конечно обезболим, но…

 

Горелов:

 

Стойте! У меня там в бытовке гитара есть, дайте сыграть, напоследок! Пока я ещё… мужской голос не утратил!

 

Орловская (в сторону столовой):

 

Ну что вы там столпились, у окна? Принесите гитару своему товарищу.

 

Претендуев:

 

Принесите, это ему необходимо... напоследок.

 

Загогуйлик, бежит в бытовку. Парамонов с Масловой выходят из столовой. Ян, так же, бегом, возвращается с гитарой. На, Коль! Горелов лихо ударяет по струнам, и начинает петь громким баритоном:

 

1.

На вечерней, на зарнице,

По дороге верстовой.

Пыль столбом стоит, клубится -

Скачет всадник удалой.

Сам красавец черноглазый.

В ухе - дедова серьга.

Ярко - жёлтые лампасы.

Ноги в мягких сапогах.

Припев:

А из-под папахи волчьей

Весело глаза горят.

Эх, лихая же ты очень,

Жизнь казачья, говорят.

 

2.

На скаку темляк плетёный

Ударяет в рукоять.

Царский вензель, что с короной,

Цветом, лампасу под стать.

Чин урядника в погоне

Девкам головы дурит.

На бедре клинок калёный

В ножнах золотом горит.

Припев:

А из-под папахи волчьей

Весело глаза горят.

Эх, лихая же ты очень,

Жизнь казачья, говорят.

 

Горелов (отдаёт гитару):

 

Всё, пилите, Шура, они золотые!

 

Претендуев:

 

Я не Шура, я Миша!

 

Горелов:

 

Тем более. Режь, Миша.

 

Маслова:

 

Коленька! (Рыдает).

 

Парамонов:

 

Ты, Коля, не беспокойся. Мы тебе отпуск дадим, путёвку в санаторий, в Крым… Там грязи, тебе… это дело быстро… заживят!

 

Загогуйлик:

 

Прости ты меня, ради бога, Николай! Я правда не знал, что вот так всё обернётся!

 

Парамонов (Загогуйлику):

 

Не знал он! Все вы…

 

Претендуев:

 

Так, всё! Хватит! Всем посторонним зайти в столовую и не выходить, пока я не уеду!

 

Во двор вбегает Перцев с какой-то железякой в руках.

 

Перцев:

 

Сделал, Коль!

 

Горелов:

Так это же очень хорошо!

 

Парамонов:

 

Что сделал?

 

Перцев:

 

Открывашку! Сейчас мы аккуратненько стенку под крышкой у бочки надрежем, и всё будет в ажуре.

 

Парамонов:

 

Ну что же ты стоишь тогда? Пробуй! Доктор, пустите нашего сотрудника крышку срезать. Попытка не пытка.

 

Претендуев:

 

Да я не против!

 

Перцев суетливо подскакивает к бочке, начинает приспосабливать к ней свой механизм.

 

Горелов:

 

Давай, Васёк, если вызволишь меня, я тебя за свой счёт в Крым отправлю, на море.

 

Перцев:

 

Ладно, потом об этом поговорим. Скорее я тебе проставлюсь с выпивкой. Всё, стоит! Ну, начинаем плавненько поворачивать вороток. Ра-аз, дэ-ва, тэ-ри, че-етыре… (слышится хруст и звон сломавшегося металла) Чёрт! Чёрт!

 

Загогуйлик:

 

Ты как сварил то? Сразу видно, не теми электродами, шлак сплошной!

 

Перцев:

 

Ну а ты то чего не пошёл помогать? Сварщик говённый!

 

Претендуев:

 

Так, больше ждать нельзя, всех посторонних прошу покинуть… двор! Идите в… столовую! Анастасия Дмитриевна!

 

Орловская:

 

У меня всё готово.

 

Загогуйлик (Перцеву):

 

Ну, пошли, Вася, пить водку, за бывшего мужика Колю!

 

Парамонов:

 

А, (машет рукой) я тоже сегодня нафигачусь по полной! Ян, возьми Людмилу!

 

Маслова (рыдает, увлекаемая Яном):

 

Ой, боже, боже, боже!

 

Претендуев открывает ящик, достаёт скальпель и зажим. Орловская кладёт вокруг паховой области Николая ватные тампоны, протирает ему кожу какой-то жидкостью. Достаёт шприц, делает укол. Претендуев, со скальпелем в руке, подходит к Николаю. Скальпель почти касается плоти Горелова.

 

Претендуев:

 

Отметьте и оттяните место надреза.

 

Орловская:

 

Сделала.

 

Претендуев:

 

Проверьте обезболивание.

 

Орловская:

 

Действует!

 

Претендуев:

 

Место вскрытия продезинфицировали?

 

Орловская:

 

Да, спецраствором.

 

Претендуев:

 

Чёрт! То дождь, то ветер! (Оборачивается в сторону столовой.) У вас там водка ещё есть?

 

Загогуйлик:

 

Навалом!

 

Претендуев:

 

Пойдёмте, мне нужно скальпель промыть спиртом, а то его дождём намочило! И подумайте, из чего мы можем сделать тент.

 

Парамонов:

 

Подумаем. А водки мы можем вам и внутрь плеснуть, Чтобы рука не дрожала.

 

Орловская:

 

Я с вами.

 

Все уходят, во дворе остаётся один Горелов, сидящий на бочке.

 

Претендуев (входя в столовую):

 

А, ладно, налейте! Что-то я расчувствовался. Хочется помочь мужику, а как, не знаю!

 

Маслова:

 

Да вы бы ещё знали, какому мужику!

 

Орловская:

 

Догадываемся. Красивый, брутальный мужчина! У другого бы уже истерика давно была, а этот – сидит, острит. Хотя всё прекрасно понимает. И мне налейте, только немного.

 

Во двор выходит почёсываясь Хуснутдин Хазимзянович. Видит Горелова, сидящего на бочке, подходит к нему.

 

Давлетшин:

 

О, паривет! Ты щива ни са фсеми, за саталом?

 

Горелов:

 

Да, не спрашивай, Хасимзяныч! Видишь, у меня яйца в бочке застряли?

 

Давлетшин (подходит, смотрит и начинает хохотать):

 

Типя нафераное Васька Перецеф развёл, да?

 

Горелов:

 

Он, засранец! Ты чего развеселился то? Не видишь, у меня вроде как горе!

 

Давлетшин (покатывается от хохота):

 

Ой, горе у нефо! Ох, Васька, шайтан! Ой, ни магу! Он фидь расыказывал, как-то о сафаей салушбе. Ты расафе ни салышал? Ой, умару, нафирно.

 

Горелов:

 

Да пошёл ты на хрен, старый придурок!

 

Давлетшин:

 

Латано, пойту. Только фот тафаи яйтсы осафабажу!

 

Горелов:

 

А как? Там ведь бензин, взорвёмся!

 

Давлетшин:

 

Фоду налили ф бощку?

 

Горелов:

 

Да налили, налили, дальше то что?

 

Давлетшин:

 

Тагда малатсы. Тагда ни взарафёмся!

 

Он берёт со стеллажа Шлиф-машинку, подходит к бочке и начинает её резать. Из прорези хлынула вода. Хуснутдин расширил отверстие и просунул в него руку.

 

Давлетшин:

 

Ни кирищи, есали бутит болина! Рас… дэфа… Готофа! С тибя пусырь вотки!

 

Горелов удивлённо округляет глаза. Не веря в своё счастье, он встаёт и идёт на негнущихся ногах по двору.

 

Давлетшин:

 

Эй ты, шитаны та натень, яйтсы парастудишь!

 

Горелов надевает брюки. В это время, из столовой выходит доктор, за ним тянутся остальные. Все смотрят то на шлифмашинку в руках у Давлетшина, то на Николая.

 

Перцев:

 

Точно! Бочка, полная воды не взрывается! Хасимзя-яны-ы-ыч, ты – монстр!

 

Перцев, Парамонов, Загогуйлик подскакивают к Давлетшину, жмут ему руки, хлопают по плечам, потом начинают качать. Маслова и Орловская, одновременно, подходят с двух сторон к Горелову.

 

Маслова:

 

Коля, я…

 

Горелов:

 

Да всё нормально, Люсь!

 

Николай выпрямляется, разводит руки и дёргает тазом, на манер цыганского танца. Сначала медленно, потом энергичнее. Вдруг, он резко приседает, подхватывает Маслову и Орловскую за бёдра, поднимает их и несёт по двору. Женщины визжат.

 

Горелов:

 

Девчонки, я опять мужик! Ура!

 

Перцев, Загогуйлик, Парамонов, Давлетшин и Претендуев:

 

Ура-а-а-а!

 

Горелов:

 

Ура, девочки?

 

Маслова и Орловская:

 

Ура-а-а!

 

Играет «Марш Энтузиастов»: «Здравствуй, страна героев!»

 

Парамонов выходит на середину сцены, обращается к зрителю:

 

Так получилось, что вскоре, как говорится, нашей Страны Героев не стало. Перестройка, о которой все думали, что это очередное безобидное чудачество нового генерального секретаря, послужила толчком к краху всего, как говорится, социалистического государства. Было разрушено и поругано всё, что многие из нас так любили!

 

Перцев:

 

Мастер Парамонов остро переживал перемены, вскоре произошедшие вскоре в Советском Союзе. Он умер через семь лет, от второго инфаркта. На его похоронах мы вновь собрались всей компанией, в последний раз.

 

Загогуйлик:

 

Василий Перцев скоро ушёл из нефтяников в журналистику и стал известными публицистом и репортёром. Меня вот, покусывает, частенько, называет нечистым на руку олигархом!

 

Маслова:

 

Мы с Яном Загогуйликом поженились. У нас вскоре родилось двое сыновей. Злые языки утверждали, что старший сильно похож на Николая Горелова, а младший – на Васю Перцева. Но Ян никогда этому не придавал значения и сделал всё, чтобы его дети получили приличное образование за границей.

 

Претендуев:

 

Людмила Маслова, стала первой женщиной в нашем городе, которой муж подарил шикарный кабриолет. Он хотел ей подарить и часть своей торговой империи, которую ему удалось создать в Сибири. Но Люда… уехала от него за границу вместе с известным молодым рок-музыкантом.

 

Давлетшин:

 

Михаил Притенатуеф сытал щириз тры года большим нащалиникам в мидисыне. Оснофал савою клинику. Мине, фот, нидафана новую печщень пришил. Сыпасибо ему за это!

 

Орловская:

 

Хуснутдин Хасимзянович через год вышел на пенсию, уехал к детям, в Краснодарский край. У него там большой дом, мы с Колей несколько раз ездили к нему отдыхать.

 

Горелов:

 

Настя Орловская, стала верной боевой подругой, всей моей жизни. Когда стало ясно, что старый мир окончательно рухнул, а новый ещё не построен, я пришёл к выводу, что свои идеалы нужно защищать. Пришлось повоевать в Приднестровье, Сербии, Абхазии, и даже в Чечне, хоть по возрасту мне, сами понимаете, уже давно не положено. Всё это время, Настенька ездила со мной… правда, только тогда, когда не ждала очередного ребёнка. Дети у нас хорошие… трое. Иногда просят рассказать, как мы познакомились с мамой. Но мы пока не говорим. Пусть сначала подрастут. Уж больно история… романтическая!

 

Играет «Марш Энтузиастов».

 

Занавес.