Почтальон уныло шел по селу. Писем всё ничего: Труфановым старший сын пишет, Селюковой Татьяне муж прислал треугольник, и всё… За то похоронок нет.

- Антон Иванович, когда мне письмо принесёшь? Два года без весточки живу. Немца как три месяца нет. Что же Петя не пишет?

- Три месяца разве срок? Мне рассказывали – год писем не было, а потом прислал письмо - всё в порядке. Даже не ранен. Война! Не пишет, значит так надо.

- А я уже не могу ждать, сердце разрывается. Как он там? Не мальчик уже… Трудно ему…

- Лиза и ты не девочка. Сама расстраиваешься и девкам своим покоя не даешь. Придет твой Петя.

Почтальон грубовато успокаивал женщину – по-другому нельзя. Посочувствуешь, сразу расплачется, а потом не остановишь. Он знает, уже второй год письма носит.

- Лиза, я слыхал, в Лучках гадалка есть, сходи, может быть сказать тебе, жив муж или давно погиб.

- И что, угадывает?

- По-разному получается – одни довольны, другие нет.

- И как она гадает? По руке или на картах?

- Не знаю. Какая тебе разница. К ней не очень-то бабы и обращаются – боятся услышать самое страшное. Надежду бояться потерять.

В этот вечер Лиза долго не могла заснуть. Слова старого почтальона не выходили из головы. «Чувствую, что жив Петя, а почему не пишет? Как от немцев освободили все получили с фронта весточки – одна только я мучаюсь… А гадать страшно как!? Вдруг спугнешь зыбкое свое счастье…»

К утру решение пришло – надо идти, покоя всё равно не будет.

Собрала нехитрую котомку - гостинцы для гадалки и отправилась в Лучки. Нашлись и попутчицы. К вечеру были на месте. Лиза сразу не пошла к ворожее, наведалась сначала к Вере, сестре двоюродной.

- Не зря я пришла сюда? Правду говорит эта гадалка?

- Надежду даёт всем, а там у кого как получится…

- И хочется правду узнать. И боюсь. То я жду, надеюсь, что жив. Как скажет, что погиб, как дальше жить?

- Я живу, и ты будешь жить. Вера недавно получила похоронку на мужа – ей Лизины хлопоты были совсем не интересны.

Утром Лиза пошла к бабе Моте, так звали гадалку. Баба Мотя была нестарой женщиной, но уже вся седая с серыми грустными глазами. Молча впустила в избу, молча взяла у Лизы котомку с гостинцем. Села на деревянный топчан, Лизе показала на стул напротив. Пристально посмотрела на Лизу. От этого взгляда Лиза вся собралась в комок.

- Я вот фотографию принесла…

Баба Мотя взяла фотографию, мельком посмотрела на неё, и снова её пронзительный взгляд остановился на Лизе…

- Что я тебе скажу, девка, жив твой муж, скоро ты увидишь его.

У Лизы пересохло во рту.

- Как скоро увижу?

- Через три дня поезжай в Белгород. На станции вы и встретитесь.

Лиза не осознавала услышанные слова.

- И всё?

- А тебе разве этого мало?

Лиза пришла в себя, запинаясь, стала благодарить бабу Мотю, хотела даже руку поцеловать, но женщина открыла дверь и Лиза не посмела больше её задерживать.

Как добралась до дома, Лиза не помнила. Всю дорогу она представляла, как они с Петей встретятся, что скажут друг другу… Рассказать хотелось ему многое: как всю оккупацию просидели всей семьей, с маленькой внучкой, в погребе, как снаряды рвались прямо у них над головами во время танкового сражения, как немцы, отступая забрали с собой всю их мебель, и тот диван, в который он, её муж, спрятал часы с дарственной надписью С.Орджоникидзе, как им совсем нечего было есть и *добрый* немец угощал внучку шоколадом. И ещё, что Семен, муж Нюры, не прислал за годы войны не одного письма – больше верилось, что сбежал от семьи, а не то, что погиб.

Но всё получилось совсем не так, как она представляла. Три дня она без сна и отдыха встречала и провожала составы. На запад шла техника и отдохнувшие в тылу солдаты, на восток – передвижные госпитали и составы солдат измученных тяжелыми боями. Лиза сбилась с ног – мужа нигде не было. И вот на четвёртый день ЭТО произошло. Падая от усталости, Лиза шла вдоль состава идущего на запад. Солдаты уже немного отдохнули от боев, были разговорчивы, шутили, пытались обратить на себя её, Лизино, внимание.. Ни на кого она уже не смотрела, сил не было. Вдруг что-то заставило её прислушаться: послышалось ей что ли – зовет кто-то.

- Лиза, - услышала она отчетливо. Остановилась. Обернулась – перед ней стоял её Петя

- Господи, как он постарел: поседел, осунулся, морщинок сколько.

- Петя, - только и смогла вымолвить Лиза. Они стояли друг перед другом и не знали, что делать дальше, что говорить. Рядом раздалась команда «По вагонам!» Они как будто очнулись от этого крика. Лиза совала ему вязанные шерстяные носки, теплые немецкие подштанники, добытые по случаю, какую-никакую еду. Успела сказать только, что у них всё в порядке, все живы-здоровы, внученька умница и красавица растет. А Петя держал её за руки, слушал и улыбался. Им казалось, что не было этих двух лет разлуки, не было этой страшной войны, не было этой позорной оккупации…

Состав дернулся, неповоротливые колеса заскрипели, набирая ход, паровоз дал прощальный свисток.

- Иди, - Лиза слегка подтолкнула мужа, - иди, надо…

Петя побежал за уходящими вагонами, оглядываясь на жену. Руки товарищей подхватили его.

А на перроне осталась его жена. Она удалялась от него, уменьшалась, превращалась в точку. А он смотрел и смотрел….

 

Домой Лиза пришла поздно ночью. Все уже спали, будить не стала – дочерям завтра на работу рано.

Утром не спешила вставать, сославшись, что пришла поздно, устала.

- Мама, мама, - в комнату вбежала Маруся, - мама, письмо, папка жив…

-Я знаю, - Лиза как бы не хотя взяла письмо – я видела его вчера…