– Я расскажу тебе одну сказку… – Хрустнуло стекло вскрытой ампулы. – Знаешь, раньше моя дочь всегда смеялась надо мной, когда я пытался сочинить ей, маленькой, какую-нибудь волшебную историю. «Папа!» – смеясь, перебивала она меня, ну что это за сказка такая? Ты не умеешь, лучше почитай!» Да, эльфы, феи, принцы… – Игла капельницы ловко вошла в вену. – Чтобы представлять, как они, живущие в мире человеческих фантазий, могли бы думать и поступать, наверно, надо хоть немного в них верить, хотя бы совсем чуть-чуть, а? Как думаешь?.. Но ведь это не так сложно – надо просто представить, что где-то когда-то это могло бы произойти. Ведь все в жизни может быть, если в это верить, правда?

– Сказка – это мечта, – прошептала она.

Он кивнул.

– Вот я тебе сейчас расскажу такую… Только ты закрывай глаза и спи.

Она послушно опустила ресницы, глубоко вздохнула. Врач подкрутил колесико капельницы, и падающие капли раствора стали частыми. Бережно взял прохладную невесомую руку в свою…

– Эй, тише там! – Недовольно бросил в сторону доносящихся из глубины комнат рыданий. Звуки стали совсем глухими, очевидно, сдерживаемые прижатыми к лицу ладонями.

Врач помолчал, вытер слезинку, сбежавшую с ее щеки – пальцы дрожали и едва слушались.

– Ну вот, слушай… Жила-была на свете одна маленькая девочка. Она была больна и поэтому все свое время проводила в постели. Девочка смотрела в окно и наблюдала за жизнью, которая, казалось, была совсем рядом – протяни только руку, но оставалась недоступной, невозможной для больного ребенка… Девочка считала редеющие листья осенних деревьев, вслушивалась в доносящиеся с улицы звуки – голоса веселых птиц, постукивания веток в оконное стекло, читала большую книгу волшебных сказок и мечтала…

– Это слишком грустная сказка … – Прошептала она еле слышно.

Он склонился к ее лицу.

– Это только сначала, ты слушай дальше…

На мгновение прислушался к ее слабому дыханию.

– Так вот, девочка лежала в своей постели и мечтала. Она знала, она верила: когда сорвутся с веток последние отжившие листья и выпадет первый снег – обязательно, непременно случится чудо. Мир станет белым, чистым, а болезнь отступит, и сама, своими ногами девочка сможет, наконец, спуститься на улицу, чтобы быть там – среди той притягательной, настоящей жизни, за которой она столько наблюдала из своего окна… «Мама, когда же он выпадет?» – спрашивала она каждое утро, приподнимаясь на руках и прижимаясь лбом к холодному стеклу. «Скоро, очень скоро… Видишь, как мало осталось листьев? Выпадет снег, и ты поправишься, вот увидишь». – Мама гладила ее по голове и уходила, оставляя девочку наедине со своими мечтами и мыслями...

Врач посмотрел в окно и подумал, что устал от затяжной холодной зимы, скорей бы лето…

– Девочке казалось – все ждут снега вместе с ней, – продолжил он. – Люди, спешащие по своим делам, кошки, греющиеся на теплых люках, голуби… Ждали с опаской, беспокойством – какая она будет, эта зима? Каким будет этот первый снег? Выпадет ли он ночью, тайно, когда все будут спать, или серым морозным утром? И вот, наконец, желтым от фонарного света вечером, несмотря на то, что на деревьях кое-где еще оставались серые листья, прихваченные морозцем, с неба, наконец, сорвались белые пушистые снежинки… Девочка заворожено смотрела в окно и думала – вот он, долгожданный миг. Она радовалась и вместе с тем очень боялась, что чуда, в которое она так долго верила, не произойдет. Она попробовала встать – и…

Врач поправил сползшее одеяло. И, стараясь не смотреть на ее бледное лицо, неожиданно громко и зло сказал:

– Конечно, у нее все получилось, как же иначе? Потому, что так всегда бывает в хороших сказках, похожих на мечту. Она выбежала на улицу и закричала: «Здравствуй, снег, здравствуй!»

И добавил – уже тихо:

– Все будет хорошо, слышишь? Надо верить…

 

…Конечно, все так и будет. Скоро она поправится. И он, ее Врач, будет приходить к ней каждый день и рассказывать сказки, и щупать пульс на худой, почти прозрачной руке. Он привяжется к ней так, как давно не привязывался ни к одному из своих пациентов. Будет сам покупать ей лекарства и успокаивать ее родных, и ждать... Пройдет зима, станет ярким солнце и наступит лето – и тогда она, наконец, встанет… Гуляя по тенистому зеленому парку, она будет благодарно смотреть в его глаза и слушать, и улыбаться вновь обретенной жизни, и теплу, и свету. Здравствуй, солнце, здравствуй!..

 

Все это могло бы быть, если бы…

– ...Она выбежала на улицу и закричала: «Здравствуй, снег, здравствуй! Я так давно ждала тебя, я верила, верила…»

В зависшую на мгновение тишину из приоткрытой двери ворвался неуемный женский плач. Врач бережно отпустил ее безжизненную руку, встал, медленно вышел из комнаты. В коридоре к нему подошел седой мужчина.

Они помолчали.

– Все? – Тихо спросил мужчина.

– Все… Она больше не проснется… Ей уже хорошо… Мне жаль, мне искренне жаль, что мы прибегли к такому выходу, но случай совершенно безнадежный, и, в общем… Да что говорить, вы сами… – Врач махнул рукой и отвернулся, пряча глаза. «Господи, зачем я это говорю? Зачем оправдываюсь? Совсем расклеился…»

– Мы ведь поступили правильно? Мы избавили ее от ненужных страданий… – Мужчина теребил грязный платок и говорил быстро, без пауз, словно боялся не успеть сказать что-то важное. – Только если бы кто и нас избавил от боли, – он приложил руку к груди. – Как же теперь нам, а? Как же это пережить…

– Я… – Перебил его Врач и тронул дверной замок. – Мне очень жаль, простите, я должен идти, вызывайте скорую…

Тяжелая дверь захлопнулась, оборвав, закрыв, отгородив жизнь от смерти. Врач спускался по лестнице, и она казалась ему бесконечной, и серые стены сжимали, и глухо стучало сердце…

«Если бы кто и нас избавил от боли…» Выйдя во двор, он поднял голову, подставляя глаза холодному ветру.

«Все будет хорошо, слышишь? Надо верить…»

Торопливо оглядевшись по сторонам, Врач неловко перекрестился и, поправив на груди вязаный черный шарф, пошел прочь…