С церковной паперти я сошла без сожаления или злости - я не сомневалась, что когда-нибудь еще, опять в этом сне, я сюда вернусь.

Мне бы очень хотелось, чтобы вы в этом сне олицетворяли дождь, что будет литься с небес, а я был бы человек-под-зонтом. Мне бы нравилось, если бы цветные стекла в церкви вдруг взорвались фонтаном и осыпались на землю, подобно искрам.

Наверное, я бы шла, засунув руки в карманы, и только цепочка пистолета свесилась с руки - с нее бы капала кровь в лужи и мешалась, превращаясь в розовое.

В грязно-розовый цвет.

Моими бы цветами на самом деле были серый, блекло-зеленый и болотный - под стать свинцово-синему небу в пенных облаках ненавистной мне воды.

Я бы хотела бордовый карандаш для губ и прозрачный блеск с кристалликами - я бы хотела, чтобы вокруг меня не было вишни или апельсинов - только на плече, может быть, у ворона в клюве веточка сакуры.

Как ни странно, хочу волосы ниже плеч - мокрые и вьющиеся - темно-темно каштановые или, даже черные. А глаза я хочу голубые - "цвета выцветшего шелка".

Сапожки стукнут о мраморные ступеньки, я подниму воротник высокий простого плаща и завяжу слегка ремень.

На запястье будут бинты - но, нет, я далеко не убийца самого себя - там просто пистолет будет держаться цепочкой в вене, как держится уже почти год.

У священника бы я рассказала, чего и как я добивалась, и чего я боюсь. Я бы рассказала, кого хотела любить.

Наверное, отказалась бы от поцелуя руки - старой и сморщенной. Мне бы показалось, что это... Не нужно мне.

Я знаю точно, мне бы попадались серые люди-тени на улице, или бы я шла сквозь толпу под звуки старой музыкальной шкатулки. Я не умею играть на музыкальных инструментах, а шкатулка бы помогала мне коротать время, сидя у окна.

Смотря на дождь и слушая далекие раскаты грома.

В кармане немного денег лежало бы в кошельке - на мартини - прозрачное, в широком бокале на тонкой ножке. Как дань банальности в моей серой жизни.

Не спешила бы домой - ходила по улочкам, впитывая в себя дождевую влагу, подставляя лицо под дождь, а когда ветер сорвет со столба объявление и взметнет кучу бумаг из-под ног - улыбнулась бы грустно.

Печатные тексты серых газет в моих руках рвало бы - но я держала их, читала разные шрифты и узнавала бы все, что нужно и нельзя.

А в городе моем всегда дождь.

Всегда есть ветер, скучающий за интересными делами и лишь отдаляющем от меня газеты, как только они будут прочтены голубыми глазами.

Может быть, перья у голубей были бы черными.

Монохромность мира разбавляли бы заголовки, черно-белые картинки с портретами - писатель, музыкант, художник.

Никогда бы больше не писала - газетам прозы не нужны, ведь они всегда - люди где-то в других мирах.

Только не здесь.

В глазах отражаются течения облаков. И молния.

Серые и потрескавшиеся стены домов не умели бы лгать и пользоваться моим доверием, а встречную клоунаду я бы провожала иронией и сарказмом.

Быстро успокаиваюсь.

Иду дальше, дотрагиваясь пальцами до холодной шершавости краски и иногда - до темных и светлых дверей. Там кто-то жил и живет, пока не уйдет, растворяясь.

Мне бы хотелось, чтобы кто-то руку в белой перчатке положил на плечо. Манжеты черного пальто.

И не возникающая мысль о грязи.

Будучи рядом, счастливого бытия.

Без чая с книжками, без вишневых духов и апельсина на тарелочке.

Огни праздничного города поселили бы в меня радость, а рука на плече все так же и сопровождала - намокая и делаясь все тяжелее.

Чтобы строчки с этой руки не улетели, и газету не сорвал бы ветер.

В городе всегда было бы тихо - даже когда там бушуют волны и кричат птицы - это было бы гулко и глухо, только эхо иногда сопровождало нарушение гармонии.

Но я бы его не боялась.

А мне уже 18 лет.