- Приятная музыка. Каждый день её передают по радио, я под неё встаю. Поспать бы ещё под эту музыку, но нужно вставать. Всё, сегодня точно последний день иду туда. Хорошо взрослым, пошли на свою работу, и сидят, спокойно работают там. Пошли бы сами на эту гимнастику, посмотрел, как они там прыгали. Может, будет свободная тренировка? Не хочу я видеть нашего тренера. Ладно, всё равно сегодня последний день моего пребывания там.

Ежедневные, одинаковые размышления. Сегодня тренер придумает что-нибудь новенькое, очередную глупость, унижение. Да, конечно, он дал нам очень сильную подготовку, но часто он перегибал планку, тем самым отпугивая нас от себя. От одного его имени, вся наша группа трепетала, он был подобием вождя, пред которым все готовы пасть на колени. В действительности, оно так и было; одного его слова достаточно, чтобы мы беспрекословно подчинились ему, а его вздыхатели могли просто предать друг с друга, нужно лишь получить приказ. По его мнению, всё выглядело правильно, а его мнение – закон. И попробуй только ослушаться, несладко тебе придётся. Не лень же было выдумать таблички с трафаретами: «Группа Лодырей», которые он собственноручно пришивал сзади наших маек. Кто плохо что-то делал или отлынивал, у того незамедлительно пришивалась такая бирка. Конечно, сейчас чувство юмора оценено, но тогда было не до смеха, когда половина группы бежит с этими бирками мимо вестибюля, где сидят прихожие и с улыбкой смотрят на нас, наверх в малый зал. Чувствуешь себя «предметом эксперимента», когда он выкидывал подобные штучки. Фантазия была велика, он нашёл палку, которой бил нас за малейшую провинность, иногда и просто так, улыбался и говорил, что это для профилактики. Был даже своеобразный «тариф»; за каждую недоработку, провинность, получаешь определённое количество палок. Как в средние века. Не правда, ли, смешная забава? Только нам это так не казалось. Попробуй сделать круги на коне или что-то на другом снаряде, когда чувствуешь пристальный взгляд надзирателя с палкой. Естественно, многие срывались и падали; внимание сконцентрировано не на выполнении упражнения, а думаешь, сколько палок сейчас получишь. Тем не менее, как ни крути, его школа имела положительный результат, он был нам как родной, все свои глупости, он делал с юмором. Только тогда, этот юмор был нам не к месту, а сейчас, я бы от души посмеялся.

На каждой парте уже лежали буквари, когда только вошли в класс Ольга Алексеевна, учительница, которой дали наш класс, рассадила нас парами и сказала: - Это ваша первая книга, постарайтесь сохранить её на всю жизнь. Я её действительно хотел сохранить, если бы не одно «Но» Мне часто очень хочется взять и полистать свой букварь, когда захватывает ностальгия.

Учиться мне сразу понравилось, но существовала ещё одна заминка, которую я никак не мог признать и полюбить. Конечно, это была гимнастика.

И все-таки это было моё время, мой строй, который многие ругают. Я при нём родился, вырос, учился. Было всё чётко и понятно; детский садик, школа и затем, куда пожелает твоя душа. Учащийся получает стипендию, за работу получаешь соответственно. Сейчас всё точно так, лишь опять это «Но»; есть и школы и ВУЗы, и тебя везде примут и сделают из двоечника, круглым отличником, только выложи некую сумму и все дела. Легко и удобно, правда? А тем, у кого нет денег или кто не умеет «крутиться? А, это уже никого не волнует.

Ежедневно мне клали в ранец мой любимый бутерброд с маслом, сверху посыпанный сахаром, я садился в свой любимый восьмой автобус, проходил к кабинке водителя и наслаждался цветными кнопочками, на приборной панели. Вот, думал, как у него тепло и уютно, катается себе, нажимает разные кнопки; когда вырасту, тоже стану водителем. «Фрунзенская», нужно выходить, жаль, так бы и ехал до самой конечной, утром это особо приятно. Ещё немного пешочком и вот наша «Алга»; вестибюль, доска почёта, большая, общая раздевалка и вот наша маленькая, только для нашей группы. Переодеваемся и быстро, по акробатической дорожке, бежим до конца; сальто вперёд и мы уже в поролоновой яме, зарываемся вглубь поролона; хорошо, тепло и уютно, можно ещё подремать, лишь бы тренера подольше не было. Скоро построение; по росту я стоял 3-й. у кого-то сейчас обязательно заболит голова или зуб, но чаще голова. Самая любимая наша уловка, чтобы не тренироваться. Возможно, тренер знал подвох, но он, же не такой злодей и автоматически освобождал «больных» от главной тренировки, позволяя сидеть на ковре и потихоньку растягиваться. Если получится более талантливо «симульнуть», то направляет в медпункт, где тебе меряют температуру, и если она есть, то вообще, можно идти домой. Но температуры в основном не было, тогда ты награждался почётной табличкой «группа лодырей» и носить её нужно до конца занятий. Иногда получалось симулировать и температуру; напряжённое ожидание.. Когда же вытаскивают градусник, ты замираешь и ждёшь; сколько же там? Ага, сработало, 37 и 2 – пусть кто-то скажет, что у меня нет температуры!

Конечно, было это не так часто, нужно ещё угадать настроение тренера. В основном приходилось заниматься, хоть ты её и не любишь. А новые упражнения всегда интересны. Каждый день было что-то новое, позже вошли в ритм, и это стало надоедать. Постепенно, всё усложнялось; колесо оно не считалось упражнением – его давали лишь для введения. Рандат – фляг – сальто – постепенно всё закреплялось, и не каждый мог правильно выполнить даже рандат. «Окрошку» - смесь выполняемых перебором, всех упражнений можно буквально и понимать. Мне она нравилась, равнял её с разрядом относительно лёгких упражнений. Или серия флягов с места – легка, если не запыхался пред нею. Если устал, то до конца дорожки, флягами ты просто не дойдёшь; скосишься в сторону и будешь делать фляги уже вне дорожки, или по обочине с изогнутыми, притом ногами. Обычно это давалось за какую-либо провинность, реже для разминки. Взять перекладину; махи с ремнями крепления рук на ней, амплитуда всё больше и больше. Когда уже будем делать «солнце»? – все хотели узнать на себе, как крутить эти обороты. Стоя рядом на стуле, тренер страховал нас, хоть и ремни были пристёгнуты, но мало ли что. Да, он нас не только наказывал, но и сильно боялся за нас, думаю, не потому, что так надо, он всю душу вкладывал в нас, практически ничего не оставляя себе. А сейчас обороты, подготавливая нас – он придерживал и толкал вперёд – оборот назад, ещё и ещё. Вот оно, какое солнце, одновременно страшно и как-то затягивает – душа замирает! Снаряд этот все полюбили, ведь он с ремнями. И никуда ты не денешься, если тело не превратится в кисель, но за этим строго следил тренер. Еще, казалось бы, простой и любимый снаряд был «грибок», впоследствии конь. На нём бы я, хоть целый день крутился. Хореография была просто нудным занятием. Ничего сложного не было в этих «батманах» и «позициях», но и ничего приятного. Вольные упражнения, были для меня лишь волнением, особо на соревнованиях, когда на балконе собирались зрители; родители, да и просто, будничные зеваки. Когда в качестве зрителей присутствовали родители, это никто не любил – больше волнения просто. Акробатическая дорожка и прыжки через коня, да интересно, я чётко запомнил одно правило; не передумывать в самый ответственный момент, иначе ты врежешься в него или улетишь куда-то в сторону, но правильно, это упражнение ты уже не сделаешь, ни за что. Действительно, это правило мне не раз пригодилось в жизни. На здоровье, передумывай на полпути выполняемого действия, от этого ничего не изменится, но когда ты уже собрался сделать глоток и в этот момент передумал, ты лишь поперхнёшься, вот и весь результат. СамымПройдя очередную серию подготовки, упражнения приходилось делать самим, без подобного рода ремней. Лишь накладки из кожи, против мозолей. Мозоли всё равно были, причём водяные больнее, да чем кровяные. Держать крест на кольцах я научился не сразу, и не только я; это входило уже в разряд сложных упражнений, в отличие от оборотов на кольцах, которые хоть и были не простыми, но делать их было приятней. Брусья не считался сверхсложным снарядом, но и простым, назвать его трудно. У девчонок брусья казались лёгкими, но как представишь себя на их брусьях, тут же меняется мнение. То же чувство, относительно их бревна; как они прыгают, вертятся на нём? Мы простое колесо на нём пробовали исполнить, увы, неудача, а они ещё фляги там делают. Но самым кошмаром была растяжка, когда тренер, каждого индивидуально брал, захватывал своими ногами наши ноги и тянул на себя. Выполнялась она, лёжа на спине, боль была невыносимой, но помогала выполнению других упражнений, на шпагат было уже легче садиться, практически без усилий. Мой любимый был прямой шпагат, не знаю, он хоть и считался самым сложным и никто его не любил, мне он давался легко и садился на него, я без видимых усилий; ноги, словно сливались с ковром, ни единого прогиба, носочки вытянуты. Что касается других двух, там уже не было такой лёгкости, хоть и делал я их правильно. Были в нашей группе и те, кто вообще не мог на него садиться; не знаю, как получалось, но как можно дважды сломать руку, выполняя шпагат. Тренер даже смастерил своеобразный макет складного человечка и показывал на нём, как должны работать все части тела при выполнении определённого упражнения. После каждой тренировки, снами проводилось собрание, на котором подводились все итоги наших «достижений», как на тренировках, так и в школе. При нём всегда была тетрадка с ручкой, не знаю, что он туда записывал, но всегда опирался он на неё, и секундомер – неразлучные его спутники. Мне это нравилось, я дома нашёл маленький, мягкий, спортивный журнальчик, воткнул в него ручку и представлял, что я тренер. Вот с секундомером было сложнее, а мне так хотелось понажимать эту кнопочку, что я брал автоматическую защёлку с кнопкой, привязал к ней шнурок, вот есть и секундомер, жаль, что нет стрелочки только. Друзьям во дворе я хвастал; - Представляете вы, я уже в резерве, я в олимпийском резерве – не уставал повторять им я, хотя, ни я, ни друзья, конечно, не понимали, какой это такой резерв, мне очень нравилось слово.

Осень, унылая мокрая осень, ностальгия не оставляет меня до сей поры; Ну где это всё, где этот город, где эти люди, где доброта? – кануло в Лету? Но как может исчезнуть доброта? Может она притаилась, и я её не замечаю? Или как в песне:

- Подними глаза прохожий,

- Это жизнь?

Почему осень? Первое, что приходит, вспоминая это всё. Полные ранцы за спиной, больше нас. Ходили же таскали, так надо, кому надо? Да, лучше в школе провести весь день, чем эти тренировки, да ещё две в день, тяжеловато. Питались мы в школе, а летом и на каникулах,В столовую нас водили в отдельную столовую,, в промежутки, между школой и тренировками. Каждый раз подавали бифштекс из чистого мяса, который я терпеть не мог – хоть бы лука добавили, всё вкуснее было и сочнее. Ещё эта вывеска на стене:

Мухи - источник заразы,

Надо же, написали, словно речь идёт о деловых людях. Никто на неё внимания не обращал, а мне понравилось это «серьезное объявление». Первое время, в школу, нас возил автобус. Позже, дружно шагая в ряд, шёл пионерский наш отряд – ранцы, больше нас. Класс, так и назывался, спортивный; все, без исключений, были гимнастами. Воспитание было жестким; тренер – учительница – родители. Да, конечно, тренер перевешивал всё и всех, лишь его мы и боялись, он следил буквально, за каждым шагом. Он редко реагировал на ябед. Они часто ему жаловались друг на друга, подобно:

-Сергей Владимирович, а вот он обозвал Ленина мухой.

- Глупо – подумал я – тренер не обратит на это внимания. Так и вышло, проигнорировав жалобу, он просто сказал: - Почему ты не выполнил домашнее задание? Хотя Ленин – это святое для всех, но к глупостям он не придирался.

Почему нельзя пить, во время и после тренировки? Ведь так хотелось. Но всё равно слушались. Один раз, поймал, как мы хотели купить мороженое после тренировки – купили одно, больше не успели. – Спасибо! – съязвил тренер, забирая мороженое и отдавая 20 копеек. Почему нельзя, до сих пор не пойму; теннисисты постоянно пьют во время тренировок, у велосипедистов, к велосипеду прикреплена бутылка с водой – нам же нельзя, почему? Он всегда говорил: - если бросите гимнастику, об этом будете горько жалеть – потом…. Честно, я ещё ни разу не жалел, хотя школа была сильной, даже очень.

Говорят, гимнасты умеют падать. Какое счастье – всю жизнь мечтал падать! Но скорее это правда. Да, частые случаи приземления на голову, вернее на шею; автоматически, как кошка, изворачиваешься, не знаю как, но результат не такой плачевный. Полежишь пластом, минут 20 и снова в форме, лишь небольшое растяжение шеи. Руки и ноги, я ни разу не ломал, хотя, спустя годы, жизнь преподносит испытание, никак не лучше сломанной руки, пусть даже ноги. Благодаря только Богу и думаю, той же гимнастике, я выжил. Ну, взгляните на меня; здоровьем не блещу, и не атлетического телосложения, я далеко, и всё же.…

Некоторые умудрялись ломать руки, причём довольно часто и на элементарных упражнениях. Но к ним и подход был не яркий. Как правило, те, кто не мог, или просто не желал слушать тренера. Но тут уже парадокс; попробуй его ослушаться, и твои переломы покажутся простой, детской забавой.… Вытекает, что они просто не в состоянии многого сделать, а с тренером шутки опасны, с точки зрения ребёнка, конечно. Были и другие тренера, которым мы иногда доставались. Да, они были не такие требовательные, но и не такие родные. Страх перед ним был, но была неописуемая, детская тяга к нему. Свой, родной, добрый и злой – как-то внушил он эти чувства к себе, сам того и не подозревая.

Солнышко греет теплее-теплее, Радости станет всё больше и больше. Если хочешь играть, веселиться – играй, но всему своё время – лимит. Даже летом нельзя отдохнуть. Какой отдых, форму потеряешь. Не понимая смысл этих слов, плелись мы, молча на тренировку. Иссык-кульские поездки, для меня лично были просто тоской по дому.

Солнце клонилось к горизонту, виднелись очертания гор. Красиво. Это и вызывало у меня ностальгию и даже депрессию. Повторялось это каждый день, исключений не было.

Я знал, чувствовал, что скоро это всё равно закончится. Мнения или действия, навязанные человеку насильно, рано или поздно прерываются самим человеком. Не захотят родители, сам уйду. Скоро это свершится, и никто меня не остановит, не запретит, а пока… я ещё не задумывался об этом, лишь знал, что будет неприятный момент, в основном для тренера. Не скажу же я ему: - Ой, извините, мне надоела ваша гимнастика, я ухожу. Нет, такого подхода он не простит. Тем более от того, кто был в числе лучших. Но чаша наполняется, капля за каплей, а водосточной трубы нет. Что будет, переполнись она? Простой финал? Нет, скорее не простой.

Как-то заехал, по дороге в командировку папа, привёз два пакета моих любимых шоколадных конфет. Конечно, они быстро были поделены и съедены в считанные минуты, есть то хотелось. Но тут дело не в конфетах, я бы и их отдал, и всё отдал, чего у меня не было, лишь бы уехать с ним, хоть куда, но с ним, подальше отсюда. На праздник Нептуна, все стали разукрашивать себя как могли, чувствовалось, у кого-то был праздник. Мы же с Мишкой просто намазали животы грязью, так грубо и безвкусно, просто для вида, так было надо. Душу, никакую туда не вкладывал, впрочем, как и во всё остальное, просто делал всё, потому, что это было нужно. А меня кто-нибудь спрашивал, мне это нужно? Как-то, на тренировке у меня пошла кровь из носа, и сильно схватил живот. Тренер сразу отправил меня в медпункт. Я пришёл и сказал: - тётенька, вылечите меня, пожалуйста. Живот болел не на шутку. Она меня прощупала, и сказала: - признаки аппендицита. Эти слова, ровным счётом, ничего не значили для меня. Меня повезли в какую-то Иссык-кульскую больницу, где хирург сказал, что аппендицитом тут и не пахнет. На небольшом автобусе, который ехал в город, меня отправили домой. Может, мне это и нужно было, но и болеть я не хотел. А в городе, у меня уже определили холецистит. Ещё месяц в больнице, откуда я постоянно сбегал, и опять эта гимнастика? Но теперь без зазрения совести, можно отлынивать от неё; даже небольшие нагрузки, давали о себе знать. Так, что ухищряться довольно не нужно. А скоро начнётся школа, хоть какое-то отвлечение от этой гимнастики.

Когда родители уехали в Лаос на два года, внимание, особенно тренера, ко мне возросло. Он даже взял у меня Лаосский адрес родителей. Спустя время, его внимание ко мне, так же стремительно пало. Хуже того, он стал придираться ко мне. Что так резко изменило отношение ко мне тренера, я долго не мог понять. Кувыркаясь в сумерках в поисках ответа, я не знал, что уже летит с письмом из Лаоса. Тренер просил привезти ему оттуда магнитофон, но, увы.… Так же родители написали про него что-то в газету, весьма неприятное, возможно для него. Он даже вызвал по этому поводу бабульку и тряс, пред нею этой статьёй, и повторяя: - Вы только почитайте, это всё неправда. А неправда заключалась в том, что вместо меня на соревнование в Новокузнецк он взялдругого, и ещё что-то видать, потому что зол он был не на шутку. Но и мне от этого легче не было. Частота его «внимания» ко мне, заметно возрастала. Не скрою, теперь, в моих глазах он стал действительно монстр, которому было на всё наплевать. Мы делали на перекладине какие-то упражнения с оборотами вперёд. Не знаю, что случилось, но у меня начали отказывать пальцы и практически, после каждого второго оборота, я срывался и улетал далеко, к батуту, приземляясь на голову, шею, на жесткий мат. Я сказал, не могу, пальцы сами размыкаются. Он же сделал свои выводы, отправил всех на балкон, оттуда лучше видно, и заставлял меня делать эти обороты до тех пор, пока я перестану падать, и, давая наглядный урок тем, кто уподобит подобным образом срывать тренировки. Я видел их лица, в них не было ни улыбок, ни злобы – пустые лица и взгляды, ровным счётом пустота. С Диманей мы были друзья, вернее я так думал; его дружба пахла корыстью, постоянные его перебежки от одного друга к другому, лишь говорили о выгоде, которую он искал.

Не думал я даже срывать, тренировки, я же не самоубийца, чтобы на таком простом упражнении, ломать себе шею. У меня действительно разжимались пальцы, но он даже не задумался, почему я после каждого второго оборота, улетаю башкой вниз, да ещё об жесткий мат. Да, ничего приятного в этом нет, значит, есть какая-то причина. Что руководило им в этот момент? – агрессия, злоба, обида? Да что угодно, но не справедливость. Правда, на вечерней тренировке, он опять спросил, что же было со мной на самом деле? Я опять ему повторил: - ну откуда я знаю, почему они разжимаются. Он сказал: - ну ладно, бывает.… На этом конфликт был исчерпан…для него, может быть. Но не для меня.

Может показаться, этот случай кардинально изменит моё отношение к тренеру. Все верно, это был крайне неосторожный поступок, который, лишь добавил последние капли в наполненный и без того сосуд терпения. Я стал просто пропускать тренировки, используя банальную причину: - голова болит. Изощряться, как раньше, не было никакого желания, да и к чему это уже? Посещал я лишь только школу, тренировки же просто игнорировал. Отношения одноклассников было ещё хорошим, даже очень. Как же, родители из Лаоса приехали, многим я дарил ручки, жвачки, наклейки. Подхалимчик Диманя, даже на день рождения меня пригласил, в надежде, что я ему подарю что-нибудь иноземное. А я ему подарил лишь книжку и да, импортную ручку. От такого подарка, конечно, он не был в восторге, ведь ручки дарил я практически всем в классе. Или он ждал, что я ему магнитофон принесу, как и наш тренер?

Сувениры раздарены, всё, что было в диковинку уже показано, теперь я никто, пустое место - осталось ждать слово за тренером, который не заставил себя ждать. Братья – близнецы говорят мне: - тренер недоволен; почему это я с больной головой в школу хожу, а на тренировки – нет?

- Ой, блин – прикинулся я дурачком – что же делать? Мы были уже в 4-м классе, и вместо старой – на мой взгляд – Ольги Алексеевны, у нас была молодая и красивая Елена Давидовна. Она была современна, с превосходным чувством юмора, которое, к сожалению, или к радости, мало, кто понимал, за исключением девчонок, меня и нескольких пацанов. – Был бы я взрослее, на ней бы женился – сразу подумал я, как только она появилась. В отличие от остального стада, которые лишь осуждали её слегка грубоватый юмор, мне нравилось в ней всё, хоть я и был ещё практически дитя. Странно, чего я не никак не ожидал, я ей тоже понравился. Некие вещи, часто чувствуешь интуитивно. Она была благосклонна ко мне и даже разговаривала со мной, просто так – как дела.… Даже замечал выражение лиц вездесущих сотоварищей, когда она говорила со мной. Но радоваться долго не пришлось, бдительный ,Сергей Владимирович, как всегда успел «вовремя». Первым ко мне, подошёл мой так называемый «друг» Диманя, и передал мешочек с моими накладками - Сергей Владимирович передал. Я их тут же опустил в мусорное ведро, а его послал. Выхожу в коридор, шакалёнок уже подмогу притащил - их уже трое; пришлось отбиваться от троих, шакалёнок не помеха, он бы упал от простого щелчка. Но против троих, уже нужно отбиваться. Кто был умнее - они не опускались до низости. Драку прервала наша учительница немецкого языка.

Днём спустя после драки, во всей своей красе, в джинсовом платье, в наш классный кабинет, вошла моя мама. Эффект был потрясающий; все сразу зашевелились, и быстренько по своим местам, появление неподражаемого Сергея Владимировича , вызвало бы наименьшее смятение. Мама провела кратную беседу с нашим 4-Е классом, после чего, подняла меня и сказала всем, что я перехожу в другую школу.

Предал? Но кого?Нашего тренера? Может быть, но он сам избрал чуть неверную тактику, от которой вскоре все разбежались. Получается, мы все предатели, просто у меня хватило наглости, сделать это первым. Мы же дети. Он просто делал из нашего стада, преданных себе фанатов. Я не хотел быть в их числе, позже, это дошло до других. Но, на акробатике, куда меня вслед перевели, тоже приходилось работать, так что о воле можно просто забыть. Вначале была лишь прыжковая акробатика, но меня быстро заметили и предложили занятия в паре. Было три силовых пары. Обычное дело; конечно, мне достался «превосходный, нижний партнёр, который постоянно меня ронял, из-за чего мы всегда ругались. Но здесь тренеры прислушивались к твоему слову. Спустя время мне дали другого партнёра. Из огня, да в полымя; он никак не мог научиться правильно, отталкивать меня вверх на соскок, в результате чего, я не мог докрутить двойные сальто, и опять же приземлялся на шею (голову автоматом отворачиваешь) – опять постоянные ссоры. Но акробатика мне действительно нравилась, там были не такие суровые тренеры, Но… Я пришёл туда уже с большой подготовкой, которую мне дал он, да, Сергей Владимирович. Но все тоже от него убежали в другие спортивные школы. От хорошей ли жизни? Или от того, что поумнели? Рано или поздно, все равно, это случилось бы. Мы же тоже люди, хоть мы и дети. Школу хорошую мы прошли, за это спасибо, но быть игрушками в его руках, уже не понравилось никому. Спустя полгода, после моего ухода, они тоже ушли в другие спортивные школы. Ушли все, за исключением Димани. Не знаю, сколько он ещё был с Сергеем Владимировичем, больше мы ни с кем не виделись, следовательно, и концы в воду. Как-то на соревнования по акробатике, к нам заглянул Сергей Владимирович. Увидев меня там, он стал звать опять к себе. Я отказался. Он упорно упрашивал, да, не настаивал, а упрашивал – я упорно отказывался. Ну не хотел я заново переживать эти прелести Дандарата, который мне ещё долго ночами снился.

Дандарат – Мадрасская школа, где готовились будущие пророки и учители вселенной. Только трудности могли породить в детях настоящую любовь. За внешней строгостью Дандарат рождал любовь, милосердие и мудрость.

Здесь были дети обоего пола, привозимые в Мадрас, со всех концов мира. Они составляют одну семью, но в их негромких и редких словах, в их глазах незаметно, ни любви, ни привязанности, ни радости при встрече, ни горя при разлуке. Эти чувства, с первых же дней пребывания в школе, искореняются воспитателями и учителями.

А. Беляев в повести «Ариэль» дал полное описание школы Дандарат, я его слегка утрировал. Но если вернуться в реальность - подобные школы есть и сейчас.

Если тебя ударили, спроси себя, почему так вышло. Я уверен, что наш тренер неоднократно, задавал себе этот вопрос.. Конечно, он всё делал правильно, иначе, из нас ничего бы он не слепил. Просто он сильно увлёкся своей забавой, игрой, которая нравилась только ему. А вот нравилась ли она нам – это уже другой вопрос, который никого не волновал.

Нет, никакие чувства у нас не искоренялись, они сами у нас уходили на время, чтобы осветлиться и позже вернуться с удвоенной силой.

Конечно, акробатика мне нравилась, но ностальгия тянет меня лишь к гимнастике. Как часто сознание окунается в эти истоки, что всплывают в страшном сне, либо вспыхивают яркими красками.