*** Вот клякса большая на белом листе. Вот речка от кляксы течет по руке. Вот пятна на платье, пятно на ковре. Вот бабушка с тряпкой и шваброй в руке. Стирается платье, и вывели пятна Меня из угла выпускают обратно. *** Из обычной, в общем, кляксы Можно сделать при желании, Можно сделать шар на нитке, Можно солнце, можно блин. Можно даже и животных, Например, ежа на ножках. Насекомых можно - муху Или лучше паука. И людей, конечно, можно Всяких: с шляпами, без шляпы, Просто с рожицей забавной, С животом, без живота. Ну а если очень хочешь, Чтоб боялись твою кляксу Все, от мала до велика, Преврати её в пирата, Старого и с тёмным прошлым. Краской красной пожирнее Подпиши под чёрной кляксой: «Бойтесь! Это Кляксоблюмов! ХА-ХА-ХА; ХА-ХА; ХА-ХА!» *** Старик Кляксоблюмов чернее смолы: Все руки и грудь от наколок темны. Чей профиль - огромный с горбатиной нос Торчит на лице как угрюмый утес. Как Черное море в вихрах борода, Чернильного цвета сияют глаза. Когда-то в далеких японских морях Он был китобоем в восточных краях, И черные крючья его гарпунов Вонзались в горбатые спины китов. Теперь он - старик, он ложится на печь, И с черной печи начинает храпеть, И в черных своих кляксоблюмовских снах Он видит старушку в пастельных тонах. *** Кляксоблюмов. Шхуна. Море. Чайки. Бриз. Волна и солнце. Вдруг ненастье. Буря. Ветер. «Пусть сильнее грянет!» Гром. «Человек в воде за бортом!» «Эй, спустить на воду шлюпки!» «Круг бросайте, дьявол, круг же!» «Поскорей, тяни наверх!» «Баба что ли?» «Точно баба…» «Растирай ей спину ромом!» «Дышит что ли?» «Вроде дышит». «Слава Богу! Пусть поспит». Штиль на утро. Небо. Море. Палуба блестит на солнце. Женщина в пастельном платье. Зонтик. Смех. Ажур. Бон Жур. Нежно-белые рассветы. Все янтарные закаты. Кляксоблюмов. Шхуна. Море. Чайки. Женщина. Любовь. *** Неторопливо, по одной, На небе зажигают звёзды. В чернилах улицы портовой Почти не виден Кляксоблюмов. Он шаркает тяжёлым шагом По стёртой до лыса брусчатке, И редко тяжело вздыхает: «Мой порт! Я стар и одинок!» В чернилах моря ночью тёмной Почти не видно старой шхуны. Скрипит её скелет иссохший И на ветру дрожит корма. На фоне блеска тучных яхт И лайнеров по-царски белых Она – невзрачная старуха – Стоит и тяжело вздыхает, Скрипя бортами: «Где ты, где? Мой капитан! Мой Кляксоблюмов!» |