Мать вывели под руки двое санитаров. Как они там четверо(доктор, медсестра и санитары) поместились в маленьком кабинетике я не знаю, но санитары были злыми и равнодушными к горю других. Я мог и не смотреть на неё. Итак было ясно - приговор вынесен. Отсчёт пошёл. Пошёл и мой...

 

Помню как мы опять пробирались по этому длинному плохо освещённому грязному коридору с уймой дверей по обеим его сторонам. Помню как тяжело давалась каждая ступенька наверх из этого мрачного места. Помню, как толкнул дверь и мы с матерью вышли на свежий воздух. Сели в машину. Я впервые вёл её сам. В 14 лет. Инномарочка пофыркивая выкатила с платной стоянки и влилась в поток других машин. А позади оставалась онкологическая клиника.

 

В тот день мы мало говорили. Просто сидели обнявшись и делили на двоих это чёткое осознание трагедии. Телевизор привычно бормотал в соседней комнате. Там снова кто-то кого-то смешил, кто-то кого-то убивал и, непременно, кто-то это всё обсуждал. А мы сидели на моей кровати и время остановилось.

 

Моя мама - учитель русского языка в основной школе. Там её все знают как строгую, решительную, но вместе с тем справедливую женщину средних лет, одевающуюся со вкусом, одинокую. Ну а меня все знают как сына Вероники Арнольдовны - разгильдяя, лентяя и тоже, что очень характерно, одиночку. Единственный мой школьный друг, да и вообще единственный друг - Григ. С ним мы дружим ещё с детсадовской поры, с тех самых нежных лет, когда все дети не любят спать днём и воротят нос от тарелки с манной кашей.

 

Дней пять не выходил в интернет. Наконец, когда устал бороться с меланхолией, вошёл в Аську. Привычно ввёл ник, аккуратно выбил пароль. Программка открылась. Тринадцать непрочитанных сообщений. Восемь от Вероники, три от Грига, ещё четыре от Корнелии. Все они одного и того же характера - "Ворчун, ты куда пропал? Форумы без тебя вянут. Поговорить не с кем".

 

О своей беде я, даже Григу с Вероникой не рассказал. В Аську вошла Корнелия и сходу закидала вопросами. Ставила забавные смайлики, дурашливо называла "дорогой". Скомкано объяснил, что испытываю затруднения и вышел из сети. Меня больше не волновали проблемы виртуального мира. Рушился мой реальный мир.

 

Следующий три месяца прошли в дикой депрессии. Я днями не ходил в школу. Забросил тренировки, перестал гулять. Телефон чаще отключал, в интернет не выходил. Мы тратили бешеные деньги на лекарства, парики, одежды. Мать уходила утром на работу, как-будто ничего не случилось, а вечером - на процедуры, как-будто от них был хоть какой-то толк. Я понимал, что однажды она уйдёт и не вернётся. Жить становилось невыносимо. Ночи напролёт мы плакали. Я перебрался в её комнату и спал с ней. Хотел запомнить навсегда её тепло. Хотел запомнить её такой, какая она была на самом деле, а не Вероникой Арнольдовной из школы.

 

Она у меня сильная, боролась до конца. Но приговор, озвученный месяцы назад, не оставлял шансов. Она перестала ходить на работу. Лишь иногда выходила в магазины, но каждый день бывала на процедурах. Скоро ей стало настолько тяжело, что я едва ли не на себе тащил её в больницу. Я мучился не от физической боли, а от страшного осознания происходящего. Я хотел хоть немного дать ей пожить спокойно, но она просила - и я шёл с ней в больницу.

 

Это было 22 апреля. Веронику Арнольдовну отвёз на машине в больницу Сергей, брат отца. Мальчик, оставшись дома один, согласился на исполнение своего плана. Это был типичный суицид подростка на почве переживаний. Он долго думал и не решался, но время шло. Возвращение матери заставляло его лихорадочный мозг прокручивать сцены очередного прощального вечера - вечера прощания её с жизнью и с ним. Наконец он открыл отцовский сейф. Достал пистолет. Тяжёлый, поблёскивающий в полумраке гостиной своей металлической чернотой. Достал заготовленные бумагу и ручку. На улице хлопнула дверца машины. Мама! Да, он вернулась....Он не успеет. Ладони тут же вспотели. Пистолет выскальзывал, ручка плясала по бумаге. Он бросился в прихожую и в тот момент, когда на лестнице послышались молодые торопливые шаги, нажал на спусковой крючок. Голову тряхнуло как у тряпичной куклы и зеркало залило светлой, такой чистой и безмятежной кровью. В замочной скважине повернулся ключ и мама, добрая, милая мама, со счастливой улыбкой вошла в квартиру....Листок из её руки выпал, из груди вырвался стон. А пока этот белый спасительный лист кружился, расскажу вам, что это был за лист. Веронике Арнольдовне, ужасно извиняясь и причитая, выдали в больнице результаты её анализов. Никакого рака. Обыкновенная цинга, которую можно излечить фруктиками и конфектами. Ужасная ошибка, да-да, наш ангельчик, купить в магазине апельсинчиков и радуйтесь жизни. Ну она и радовалась......а листок упал в вязкую красно-чёрную лужицу, а апельсинчики, вырвавшись из душного целлофанового пакета, раскатились по полу....

 

24 апреля на любимом форуме Ворчуна появился небольшой текст, оставленный неким Григом.

 

"Ворчуна больше нет, ребята. Он умер, фактически, три месяца назад, но физически - только позавчера. Он застрелился из отцовского пистолета. Отец Ворчуна - мастер спорта по стрельбе из пистолета. Его убили на охоте год назад. Это был несчастный случай. Мать растила Ворчуна одна. Святая женщина.

 

А Ворчуну не 25 лет....ему всего 14 было. И не работал он никогда журналистом. Он учился со мной в 7 классе. И любил он не Веронику Львову, известную тут под именем Корнелия, а Веронику Ижнину - из параллельного класса.

 

Я его друг. И считаю своим долгом рассказать вам всё это. Не вините Ворчуна ни в чём. Он просто грезил о лучшей жизни, а когда узнал о смертельной болезни любимой мамы, не смог выстоять. Не смог перенести того, что вслед за любимым отцом уйдёт и мама. Простите его за всё".

 

Мир погрузился в Хаос...

 

(с) 2008 год

---------------