.... еще одна обыкновенная история.

 

История эта, правдива от первого до последнего слова. Её мне рассказал мой друг, а он никогда не врет. За что и получил прозвище – Лжец. Лжец, прекрасный рассказчик, а я нет, поэтому эту историю я расскажу вам, как бы от его имени, как если бы ее рассказал вам он.

 

***********************************

 

Осень того года выдалась удивительно красивой, почти каждый день рано утром шел мелкий дождь. С рассветом он прекращался, и деревья в парках стояли в солнечном свете утра как умытые, с листьев падали яркие капли густые как сок, они казались мне сладкими как патока. Каштаны, клены, тополя, еле слышно переговаривались с ветром распространяя нежный аромат проснувшейся природы. В этих ароматах я пьянел, я был молод.

Почта открывается рано и дорога от моего дома лежала через парк. Я всегда выезжал немного пораньше и перед парком слезал с велосипеда и шел через парк пешком. А после работы, я заходил в булочную и покупал хлеб. Это был, пожалуй, обычный хлеб, но с приятным названием - “Батон для голубей”. Я очень любил и люблю кормить голубей. К этим птицам я питаю особую симпатию. Они, как ни одна другая птица, доверяют человеку. Ведь птица сама по себе пуглива, это ведь не собака и не кошка, но голуби клевали хлеб прямо с моих ладоней. Это было не много щекотно и в такие моменты я всегда улыбался. Почти каждый день я кормил голубей ни капли не досадуя на проворных воробьев, которые ловко воровали крошки прямо из под клювов у моих любимцев. Время от времени я поворачивал голову и смотрел сквозь деревья на красивый старый фасад музыкальной школы. Но сегодня была только суббота.

 

********************************

 

Утром следующего дня я проснулся рано, было воскресенье. Я не люблю этот день, мои родители на выходные уезжали в Базель проведать бабушку и первую половину дня, я просто бездельничал перед телевизором. Единственное, что поддерживало во мне хорошее настроение, это то, что по воскресениям, вечером, в музыкальной школе шли занятия. Но когда ты влюблен и ждешь свидания, время практически стоит на месте. Правда свидание, это слишком громко сказано. Я просто поджидал свою любовь у школы и, когда она выходила, я шел за ней следом до самого дома. Её звали Арета. Конечно, Арета давно уже обратила внимание на своего робкого провожатого, но все еще делала вид, что ей это совершенно безразлично. Правда почтмейстер Бригс, а он был единственным человеком кто знал о моей сердечной муке, говорил, что это верный признак ответных чувств. Но меня все же мучили сомнения, а подойти и поговорить с Аретой я все еще не решался. В свои семнадцать лет я первый раз влюбился по настоящему. До этого я не увлекался ни одной девушкой, ни в школе, ни на почте, а там их работало по меньшей мере двадцать. Я был, как мне казалось, совсем не дурен собой, просто видимо время еще не пришло. И вот однажды, я вызвался доставить заказ одному учителю музыки, он ждал этого письма и уже дважды справлялся по телефону, не прибыло ли оно. Конверт был большой и я прикрепил его на багажник своего велосипеда. Вся дорога до музыкальной школы занимает минут пятнадцать, но учитывая срочность заказа, я поспешил и управился за девять. Вообще, я мог уже совершенно точно сказать, сколько времени займет доставка заказа практически по любому адресу. Подъехав к школе, я оставил велосипед у дверей и открыл тяжелую дубовую дверь. Раньше я никогда тут не бывал и теперь с интересом разглядывал смешные портреты великих музыкантов, чьи фамилии, однако, мне ровным счетом ничего не говорили. Куда идти я все равно не знал, но так как с почты сюда уже звонили, я просто топтался в коридоре и ждал пока кто-нибудь выйдет и заберет конверт.

- Вы посыльный? Услышал я за спиной приятный голос и обернулся. Меня неудержимо потянуло присесть, но ни кресла, ни стула, ни даже скамейки, нигде не было. Я просто стоял и смотрел на белокурую девочку и чувствовал как неистово горят мои уши.

- Вы посыльный? - Повторила вопрос девочка.

- У меня конверт для господина Шварца, - наконец выдавил из себя я, чувствуя что вслед за ушами у меня начали пылать и щеки.

- Господин Шварц на прослушивании, вы можете отдать конверт мне.

- А вас как зовут? - Не своим голосом строго спросил я.

- А вам зачем, - кокетливо улыбаясь не унималась девчонка.

- А затем, что я должен знать в чьи руки отдаю заказ. Ваше имя я занесу на почте в журнал. Так всегда делается, если заказ передан не лично в руки.

- Меня зовут Арета, Арета Линц. А как ваше имя?

- А вам зачем? - Не менее кокетливо улыбаясь, в отместку спросил я.

- А затем, что я должна сообщить господину учителю имя посыльного доставившего заказ. Так всегда делается.

Вот тут я действительно растерялся. На почте все звали меня Лжецом, в учетных журналах так и значилось. Конечно, когда я поступил на службу, я представился своим настоящим именем, но с тех пор прошло много времени, и моего имени уже никто не помнил, а представиться Лжецом у меня не хватало смелости. Я был готов провалиться под землю, но не проваливался, поэтому я просто стоял и молчал.

- Вы что же, господин посыльный, - едва сдерживая смех, издевалась бестия, - не помните своего имени?

- Передайте господину учителю, - с вызовом бросил я, - что заказ доставил Лжец!

Девчонка и бровью не повела.

- Ну что ж, я так и передам, что заказ доставил Врун. - И выхватив конверт у меня из рук со смехом убежала в верх по лестнице.

Я вышел на улицу трясясь от гнева и от нанесенного оскорбления. Весь остаток дня я обдумывал коварные планы мести. Придя домой, я сразу же оправился в свою комнату и лежа на кровати сгорал от ненависти и бессилия. В ушах у меня до сих пор звучал ее смех, закрывая глаза я видел ее насмехающееся лицо и в ярости сжимал кулаки. Наконец я уснул, а проснувшись на следующее утро, я понял что влюбился.

 

**********************

 

Наконец, часы пробили шесть. Я надел новую рубашку, вельветовые брюки и тщательно причесавшись, пешком отправился на встречу очередному приятному унижению. Занятия заканчивались в без двадцати семь и по пути я решил заглянуть к часовщику. Подойдя к его дому, я с удивлением обнаружил, что магазин закрыт, хотя обычно, Карл работал без выходных. Жалюзи были плотно закрыты, на двери весела соответствующая табличка, я посмотрел на окна второго этажа, но света там тоже не было. Я не спеша побрел к школе пиная перед собой старый каблук, который нашел возле обувной лавки Гросса. Проходя мимо дома госпожи Вензель, давнишней приятельницы моей мамы, я увидел, что ее почтовый ящик был неплотно закрыт и выпавшие из него газеты валяются на земле. Чтобы как-то убить время, я решил зайти и занести ей почту, так как судя по темнеющему небу, скоро должен был пойти дождь. Видимо, госпожа Вензель увидела меня через окно и, когда я подошел к двери, улыбаясь, вышла мне на встречу.

- Как хорошо что ты зашел, Лжец, я всегда говорила твоей маме, что ты хороший мальчик. Другой бы и не подумал поднять газеты, а вот ты другое дело. Не скучно тебе по выходным без родителей? У нас в городе так мало хороших рябят, что и друзей не заведешь.

Мои друзья, Смельчак и Толстяк, полтора года назад переехали с родителями в Женеву, а так как в свое время мы держались особняком, то новых друзей у меня не появилось. Большую часть времени я проводил на почте или в библиотеке, после работы, как я уже рассказывал, я кормил голубей, а это уж точно не способствовало появлению новых товарищей.

Если госпожа Вензель начинала говорить, то остановить ее было очень не просто. Мама в шутку говорила, что её болтовня и стала причиной недавнего развода. Но женщиной она была доброй и по матерински ласковой, да и признаться все что она говорила, было правдой и несколько меня не раздражало. Поэтому я просто улыбнулся, как делал всегда встречаясь с ней, и протянул ей газеты.

- Ты очень вовремя дружок, зайди-ка на минутку, - щебетала госпожа Вензель, буквальная заталкивая меня в переднюю. – Я тут печенье испекла, на вот возьми, еще горячее. Да , ой, чуть не забыла. Твоя мама на той неделе, ну в смысле на этой, забыла у меня зонт, вон тот, у зеркала. Зонты, всегда нужно ставить у зеркала, быстрее невесту найдешь, так моя мама говорила.

Вместе с зонтом, госпожа Вензель протянула мне внушительного размера кулек с печеньем.

- Большое спасибо, - просто сказал я. Я знал, что эта добрая женщина не любила, когда я называл ее госпожой, а называть ее просто по имени мне было неудобно.

Провожая меня до двери, она постоянно гладила меня по голове как маленького, так было всегда, сколько себя помню, но и это меня ни капельки не раздражало. У дверей, я еще раз поблагодарил госпожу Вензель за печение и, пообещав передать привет маме, вышел на улицу. На часах было шесть двадцать пять и я ускорил шаг. Вот так, вместе с зонтом и печением, я и подошел к месту своего любовного караула. Прислонив зонт к дереву, я стал дожидаться Арету. Кулек с печением мне несколько мешал, но от него исходил такой вкусный аромат корицы, теста и творога, что избавиться от него я не решился.

Она появилась в дверях школы ровно в шесть сорок пять, и бросив в мою сторону мимолетный, но все же радостный взгляд, нарочито медленно пошла вниз по улице. Как всегда мне захотелось догнать ее, но не имея опыта в делах сердечных, я просто не знал что я ей скажу. Я боялся ее насмешливого взгляда, боялся что она просто посмеётся надо мной. Сегодня она была в красивом голубом костюмчике и туфельках с бантиком на застежках. Её слегка вьющиеся волосы свободно падали ей на плечи и, было видно, что она их немного завила и закрепила лаком. Я шел за ней шагах в пятнадцати и млел от сладкой пытки раненого сердца, казалось она излучает свет и, даже на расстоянии, я купался в его теплых лучах. Сколько раз я говорил себе: - сегодня, сегодня я заговорю с ней и будь что будет. Но каждый раз, когда она появлялась, моя душа стремительно уходила в пятки и, казалось выманить ее от туда, мне просто не под силу. Даже печеньем. Это терзало меня больше всего, чего я жду? Спрашивал я себя. Сколько еще времени, я буду ходить за ней по пятам не смея приблизится? Что же должно случиться, чтобы я смог взять ее за руку и сказать все то, что так и проситься сорваться с языка. Возле цветочного киоска она вдруг неожиданно остановилась, чем поставила меня в совершенно дурацкое положение. Справа от меня была дорога, а слева практически глухая стена, ни витрины, ни лавки на которой я мог бы сосредоточить внимание, поблизости не было. Мне оставалось либо просто остановиться и глупо стоять, либо пройти мимо, тем самым, потеряв ее из виду. А пока я лихорадочно искал выход из тупика, она спокойно разглядывала и нюхала орхидеи. Да-да, она просто издевалась! Я немного замедлил шаг, давая себе несколько секунд для размышления, как вдруг на голову мне упала большая тяжелая капля теплого сентябрьского дождя. Спасение! Великий швейцарский двоечник дождь, начал ставить свои крупные кляксы на полях осенних тротуаров. От радости я чуть не закричал, я ликовал и благодарил госпожу Вензель, за зонт поставленный у зеркала. Завила локоны говоришь! Я был уже в трех шагах и, поравнявшись с ней, я громко кашлянул и с эффектным щелчком, деловито раскрыл зонт. От былого страха не осталось и следа, я подошел к киоску и глядя на нисколько не интересующие меня букеты произнес:

- Красивый костюмчик.

Затем я переложил зонт из правой руки в левую, так, чтобы он защищал от дождя только меня, и принялся с непринужденным видом, нюхать белые лилии. Я закрыл глаза и наслаждался не столько ароматом цветов, сколько звуком барабанящего по зонту дождя и с радостью отметил, что дождь усиливается. Наконец, я открыл глаза и, бросив мимолетный взгляд на предмет своего обожания, увидел, что Арета торопливо оглядывается по сторонам в поисках какого-нибудь укрытия, но здесь, на этой самой замечательной и справедливой улице на свете, не было ни одного подъезда, ни одного дерева, а до парка было еще так далеко. В глазах Ареты читалась горькая досада, она была беспомощна, растеряна и казалось обижена. Её локоны начали постепенно обвисать, её губы дрожали, она была готова заплакать. Я посмотрел ей прямо в глаза надеясь прочитать в них мольбу, но она смотрела на меня открытым взглядом обиды и уязвленной женской гордости. И эта гордость, одним лишь нежным прикосновением, за долю секунды разбила все каменные замки моего неожиданного триумфа, и я молча протянул ей зонт.

 

******************************

 

Счастье, это нечто удивительное. Если ты по настоящему счастлив, то ты счастлив во всем. Ты находишь этот мир удивительным, то, на что раньше ты не обращал внимание, само бросается в глаза и сердце бьется как-то особенно радостно. Глаза. Представьте себе глаза девушки, которая смотрит на всё и всех с вызовом и гордой неприступностью. Они насмехаются над миром подчеркнуто дерзко и в то же время, вполне лукаво, это лукавство и создает то неумолимое, жгучее желание, которое толкает мужчин на безрассудные подвиги и дуэли. О таких глазах, наверное, писал Петрарка, именно такой взгляд лишил Дон Кихота сна и рассудка. А теперь представьте, что эти глаза, сияющие непокорностью и особенным гордым блеском, на вас, и только на вас, смотрят с безграничной нежностью. Былая неприступность угасает и на смену ей, приходит открытый радостный блеск, который принадлежит только вам и не распространяется на других. В таких глазах можно увидеть отражение вашего счастья, можно прочитать свою судьбу, а можно, просто смотреть в эти глаза и сгорать от любви.

 

**********************

 

Вот так, рассуждал ваш покорный слуга ясным октябрьским утром по дороге на почту. С того самого дня, когда теплый сентябрьский дождь, так неожиданно изменил мою жизнь, миновал почти месяц. Дни летели во след шороху опавших листьев и казалось, уносил прочь все мои переживания и тревоги. Почтмейстер Бригс, отметив моё усердие на службе, назначил меня ответственным за отдел доставки и теперь, большую часть времени я проводил на почте присматривая за подчиненными мне посыльными. Правда иногда, я с удовольствием и сам, как в былые времена, вызывался доставлять заказы. Я крутил педали своего велосипеда и ветер приятно обдувал мои пылающие от поцелуев губы. Я был счастлив.