Нарочито подробное и нарочито скучное описание обстоятельств героя: три комнатки, кухня, прихожая... (с) Стругацкие Она пережила своих детей, супруга, двух любовников, трех кошек, войну, пятнадцать лет очередей, комплект белья в веселенький горошек, которому, казалось, сносу нет (трофейное, еще из Бранденбурга), аппендицит – и пляшущий ланцет в руках у в стельку пьяного хирурга (а может, и не пьяного – как знать. А шрам... ей-богу, шрам – такая малость), железную в амурчиках кровать – она в квартире в Киеве осталась, когда пришлось уехать в Астану, – на ней в последний день зачали Мишку. До ужаса холодную весну, барак, бронхит у младшего сынишки, нелепой смерти призрачную пасть (но бог отвел, заняв счастливый случай), любовь, надежду, чувственную страсть, святое материнское и сучье, развод, потом попытку повторить – удачную… почти… свекровь-мегеру, и, если уж о боге говорить, – неверие и истовую веру, а после – равнодушное «никак» бензиновым пятном по мутной луже, когда в душе и в комнате бардак, и новый день не лучше и не хуже того, что был – вчера? позавчера?.. Пережила. Смогла. Перетерпела. Крест-накрест пеленают вечера изрядно поизношенное тело, в котором лица копятся на дне – любимые, знакомые, чужие, настойчиво маня её вовне, за грань, к нездешним долам и вершинам, грозя обрушить хрупкое жильё. Она чуть свет уходит прочь из дома – на рынок, в магазин «Чулки – бельё», к метро, на площадь возле гастронома – и там стоит подолгу, просто так. Ей мелочь иногда к ногам бросают, разок хотели натравить собак… А прошлое глядит её глазами на яркое безумное «сейчас», пытаясь ощутить, проникнуть, слиться, поймать рисунок жестов или фраз, да без толку. Останкинская спица надёжно глушит радиоэфир. Иди себе, не всматриваясь, мимо: статистом в маске, вытертой до дыр, участником безликой пантомимы, но только не… Почувствовал укол? Ещё не поздно – отвернись, не надо!.. Её рука поднимется легко – прикрыться от назойливого взгляда, но ты уже срываешься во тьму, в бесчисленные сонмища людские, собой пополнить местную тюрьму – безводную и мёртвую пустыню. Рванёшься, будто пленник из оков, почуявший в металле призрак фальши, прибавишь шаг, ещё – и был таков, подальше от… неважно, но подальше. Но часть тебя останется во мгле, дрожа от жути, холода и смрада, на небывалой выжженной земле среди таких же проходивших рядом. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
