Он никогда не был в ресторане...

 

Лето давило на город небывалой для средней полосы жарой. Ошалелые голуби, на манер самых обыкновенных деревенских кур валялись в горячей пыли, безвольно раскинув крылья и широко раскрыв клювы.

Лохматые дворняги, в катышках репейника вырыв под пожухлыми кустами сирени небольшие ямы, блаженно нежили в прохладных отвалах свои замученные укусами блох, расчесанные в кровь животы.

В жарком воздухе, настоянном на высохшей траве, горелом торфе и прокисшем квасе, тяжело и лениво, словно в вязком глицерине стараясь по возможности не появляться на открытом солнцепеке, шли заведомо усталые люди: кто на службу, кто в райсобес по делам своим печальным, пенсионным, кто в ближайшую поликлинику, а кто и в магазин.

Виктор Аркадьевич Вепрев, некогда отважный фронтовик-разведчик, а ныне никому ненужный старикан, лысоватый и седобородый (хотя то, что у него выросло на подбородке: клочковатое и жалкое, только с большой натяжкой можно было назвать бородой), собирался в магазин.

Он всегда ходил в магазин по средам, а сегодня как раз среда.

Хождение по магазинам было для Вепрева не тяжкой рутинной обязанностью, а чем-то вроде небольшого праздника, и поэтому он всегда с нетерпеньем ожидал прихода этого дня.

Вот и сегодня, старик тщательно, через влажную марлячку отутюжил свои брюки, темно-синего, какого-то казенного цвета и вида, зубным порошком, замешанном на плевке шаркнул несколько раз боевые ордена, с изрядно уже потускневшей и кое где выщербленной эмалью, прикрутил их к сиротскому пиджачку с узким воротником и домашние тапки в крупную клетку, заменив на точно такие же, только более раздолбанные - уличные, вышел из дому.

Возле подъезда, на скамейке, в тени бетонного козырька с растрескавшейся лепниной в виде пятиконечной звезды и ржавыми прутьями арматуры на месте бывших рогов изобилия, как обычно сидело несколько старух, древних и всезнающих. Виктор Аркадьевич степенно поздоровался с каждой из них по отдельности, за руку, и, прикурив неизменную свою беломорину, неторопливо, намотав сетчатую авоську на веснушчатый кулак, побрел по мягкому и податливому асфальту.

-Витька то, небось, опять по магазинам отправился?

Прошамкала совершенно беззубым ртом одна из старух, щурясь, разглядывая по-стариковски согбенную спину Вепрева.

- И опять, небось, по большому кругу попрется, хотя сейчас в любом магазине можно купить все, что хочешь.…Лишь бы деньги были…

.- Ээээ, не скажи…

Запротестовала ее подружка в распахнутом зеленом пальто на вате.

- За линией недавно магазин сказывают, отгрохали, где ветеранам скидка. А Аркадьевич никогда за просто так лишнюю копейку не отдаст. Он малый бережливый, еще с молодости такой был. Да у них вся фамилия, Вепревых – то, такая. Счет денежкам завсегда вели.…Уж я знаю…

-Жалко мужика.

Поигрывая антикварным моноклем на костяной ручке, бросила третья и заплакала.

- Человек всю войну отшагал, в майорах вернулся, а Лариска, сволочь уже в сорок втором хвостом завертела, за хлеб с повидлом под снабженца легла. Ладно бы ради ребенка, так ведь нет. Не было у них детей…

- Не в сорок втором, а в сорок первом…

Поправила ее первая старуха.

- Нет…

Монокль с сухим щелчком складывался и раскладывался в руках все еще плачущей оппонентки.

- В сорок первом я еще сидела, и шашни Ларискины видеть уж никак не могла…

- Сидела она, сидела…

«Ватное пальто» закачало головой на худой, старческой шее в темных пигментных пятнах.

-Тоже мне, графиня.…Да настоящим графиям пятнашку давали не глядя. А тут отсидела всего ничего, семь лет, и уже нос задирает: я, мол, узница лагерей… Сталин плохой, Берия – шпион…Диссидентка вшивая! Да если бы сейчас Иосиф Виссарионович был бы жив, небось, такого бардака бы в стране не было бы…

- Я не графиня!

Возмутилась та, что с моноклем.

- Я из обычных, гражданских дворянок! А ваш усатый…

Спор покатился по накатанной колее, но Вепрев его уже не слышал, да и слышать не мог, так как плотный поток ревущих машин на проспекте, на переходе которого и стоял сейчас майор запаса, заглушал все иные звуки этого большого распаренного жарой города.

…В овощном магазине Виктор Аркадьевич долго бродил вдоль прилавков заполненных необычного вида фруктами с дикими для русского человека названиями, лишь иногда прикасаясь пальцами к прохладным бочкАм манго, и шершавым, будто бы замшевым киви. Проблуждав более часа среди этого фруктового изобилия, старик выбрал, наконец, пучок ярко-розовой редиски, парочку луковиц серебристо-белого цвета и один необычайно длинный и тяжелый банан, решительно вырвав его из самого центра неподъемной грозди.

Он шел по теневой стороне улицы, улыбался редким прохожим, и ел банан, небольшими кусочками откусывая, неторопливо перетирая мучнисто-сладкую его мякоть, и глотал, также неторопливо и аккуратно.

Банановое чудо закончилось до обидного быстро, Вепрев даже хотел, было вернуться и купить еще один, но, обернувшись назад, посмотрел на овощной магазин, облитый горячим солнцем, сплюнул и, закурив, отправился дальше.

Ох. Ошибалась старуха в пальто. Не ради дешевых продуктов для ветеранов ходил Вепрев по дальним магазинам. Отнюдь не ради них. Их если честно, продукты эти самые, и есть то нельзя. Можно подумать, что продукты эти не качественные, просроченные да второсортные, только для того ветеранам и продают, чтобы этих ветеранов становилось все меньше и меньше…

По крайней мере, так, или примерно так размышлял Виктор Аркадьевич, вышагивая в своих узких, отутюженных брючках по направлению огромного, сияющего рекламой супермаркета.

Все здесь нравилось бывшему фронтовику, и кассовые аппараты с фиолетовой подсветкой для проверки купюр, и молоденькие словоохотливые менеджеры, и сияющие фиолетовыми глазками видеокамеры, установленные везде, где только возможно. Но особенно нравился старику большой аквариум, где в зависимости от завоза, в сплетении ртутных пузырьков воздуха плавали: то широкие как лопаты карпы, то юркая радужная форель, а то и вовсе диковинная рыба с длинным, хрящеватым носом и усиками под ним - стерлядь.

Часами мог стоять перед аквариумом Вепрев, рассматривая рыб, чьи необычайно большие размеры вызывали в нем, как в любом человеке, кто хотя бы раз в жизни брал в руки удочку чувство родственное элементарной зависти: ну как же так, ведь есть же где-то, водится все ж таки, а я, что ж я то ловлю такую мелюзгу?

В этот день, за стеклом покрывая дно толстым шевелящимся слоем, ползали крупные раки. Их и без того вытаращенные глаза в аквариуме казались неправдоподобно большими и отчего-то очень наглыми.

Раков он не любил. Не любил еще со Сталинграда. Однажды тяжелая бомба, упавшая в реку, подняла со дна полуразложившегося красноармейца, погибшего должно быть при переправе и волной прибило его к пологому в этом месте берегу. .По осклизло-лиловому телу его, словно неправдоподобно крупные вши, ошалело ползали точно такие же крупные раки. Они сталкивались друг с другом, и скрежет серо-зеленых панцирей и их зазубренных клешней как показалось Вепреву, тогда уже капитану на миг заглушил и глухое кваканье минометов, и кашель тяжелых пулеметов и жалобный мат умирающего где-то в кустах бойца.

Денщик полковника Звонарева, рыжеволосый, женоподобный красноармеец в шинели офицерского сукна радостно осклабясь начал обирать их в помятое ведро, в надежде угостить своего офицера. И вот тогда, видавшего виды капитана Вепрева словно заклинило. Грязно ругаясь, он схватил денщика за воротник, и отбросив от утопленника жестоко избил его, извивающего и причитающего.

Следующее свое утро, Виктор Аркадьевич встретил уже в звании младшего лейтенанта. Могли наказать и более сурово, Звонарев, по крайней мере, требовал как минимум штрафбата для несдержанного офицера, но под Сталинградом в то время и так, катастрофически не хватало толковых офицеров. Так что обошлось…

Нет. Не любил Вепрев раков. Не ел их никогда, да и, наверное, уже и не попробует…

А любил старик мясо. Мясо в любом его виде. Хоть котлеты, хоть шашлык, хоть просто отваренное одним большим куском. Ну, любил, что ж тут поделаешь?

Одно плохо: бюджет пенсионера не очень располагает к мясной пище. Но тем ни менее парочку куриных ляжек он все ж таки купил. И пачку пельменей, тех самых, в квадратной пачке и гремящих словно камушки…

Возвращался Виктор Аркадьевич домой уже ближе к полудню, уставший несколько, но можно сказать даже радостным (словно в кино побывал). Возле перекрестка, там, где уже более года гортанные, темноволосые предприимчивые люди с Кавказских гор открыли небольшой летний ресторанчик, с несколькими крытыми беседочками при нем, витал плотный запах свежего жареного мяса, молодого вина, пряной зелени и прохлады. Молодой глухонемой азербайджанец, в растянутой и линялой тельняшке громко и радостно мыча, поливал перед ресторанчиком асфальт из ярко-зеленого шланга. Вода поначалу скатывалась пыльными шариками, но уже через мгновенье антрацитно-черный асфальт, влажный и как будто бы даже прохладный окружал заведеньице со всех сторон.

Прохожие, наступая на это влажное чудо, непроизвольно замедляли шаг, жадно впитывали в себя чудную смесь запахов испаряющейся воды и национальной кавказской кухни.

«СЕГОДНЯ ГВОЗДЬ СТОЛА-ХАШ!»

Гласила призывно надпись, выполненная желтой гуашью по картонке от коробки из-под макаронов.

Что такое хаш, Вепрев не знал, но, уже вступив на влажный асфальт, совершенно верно для себя понял, что сегодня, сейчас, просто всенепременно отведает этот самый хвалебный гвоздь стола.

… Дорогу старику заслонил высокий, обросший жирком мужик в строгой черной паре, нахально и до жути обидно посмеиваясь.

- Дед. А ты случаем ничего не перепутал? Это ж тебе не аптека, а ресторан. Здеся клизмы не продают, сам понимать должен.…Так что давай, двигай до дому…

- Большой и толстый.

Подумал про себя Виктор Аркадьевич.

- Такого в моей разведроте сделал бы на раз самый задохлик …

Он внимательно оглядел вышибалу с головы до ног и грустно, если не сказать задушевно поинтересовался:

- А что сынок, может мои деньги как-то не так пахнут? Или быть может что-то тебе в моей личности не нравится. А может быть я вообще старый и прокаженный чукча? Так ты скажи,…Молчишь, ну тогда пошел прочь, щенок!

Старик не торопясь, прошел мимо остолбеневшего верзилы, не заметно, совсем казалось играючи, двинул его острым своим локтем куда-то в солнечное сплетение, и уже более не обращая внимания на медленно стекающего по стене охранника, прошел в зал.

Повесив авоську с продуктами на спинку свободного стула, он заказал почти сразу же подошедшему официанту – азербайджанцу сто граммов водки и двойную порцию того самого хаша.

-Одну минуту.

Официант чиркнул что-то в своей книжице.

- Хаш сейчас подогреют. Его нужно есть обязательно огненно горячим…

- Подожди сынок…

Старик, попридержал за локоть, убегающего было молодого человека.

- Ты скажи, пожалуйста, что это такое? И есть то его, как полагается? Вилкой или ложкой?

Азербайджанец, наморщил лоб и, подумав, сказал:

- Отец. Это примерно как ваш холодец, только не застывший. Едят его ложкой с тонким, домашним хлебом…

- Ишь ты, холодец значит

буркнул старик и оглядевшись по сторонам закурил.

…Ресторан старику неожиданно понравился. Грустная, заунывная музыка негромко звучала откуда-то из-за тяжелых портьер. Полумрак и прохлада.

Уходить отсюда, тем более в эту необычайно мощную для Москвы жару не хотелось абсолютно…

Подали глубокую тарелку с жирным и тягучим бульоном, на отдельном блюдечке влажную зелень и тонкие лепешки с поджаренной поверхностью…

…- Вот он сука! Хватайте его, пока не слинял!

Закричал откуда-то сзади громким, охрипшим от ненависти голосом. вышибала.

- Он мне гад ни с того ни с чего по яйцам врезал!

Вепрев обернулся. От двери, к нему очень нехорошо улыбаясь, подходили два милиционера, сержанта. Так, ребята как ребята. Но уж очень они нехорошо, не по-доброму улыбались. За их спинами энергично, но не так что бы уж очень, зло дергался охранник в черном, порываясь пробиться вперед, но это ему отчего-то никак не удавалось.

- Что ж ты старый козел себе позволяешь?

Поинтересовался старший сержант и небрежно, двумя пальцами прихватил с блюдца завиток свежего укропчика.

- Тем более на вверенной нам территории…

Подхватил второй.

- Вот-вот ребята,

Радостно заорал вышибала, никем более не сдерживаемый, также приблизился к сидящему старику, но отчего-то с левой руки.

- Вы нас крышуете в конце то концов или как?

Старший от милиции недовольно поморщился и вновь повернулся к ветерану

- Ну и как будем утрясать нашу проблемку?

Он мило улыбался, глядя прямо в глаза старику, а пальцы его, погрузившись тем временем в несколько уже подостывшый хаш вышаривали в нем кусочки мяса,

-Да кушайте все. Что же вы товарищ старший сержант только мясо выбираете?

Спросил чуть слышно Вепрев, приподнялся и прихватив тарелку бульона не без элегантности выплеснул ее содержимое в лицо старшему сержанту. Потом вытер сухопарые руки салфеткой и потянулся за своей авоськой.

…. Часа через два, к своему подъезду, часто останавливаясь и прижимая окровавленные руки к опухшему и избитому лицу спотыкаясь, подходил Виктор Аркадьевич Вепрев, некогда отважный фронтовик-разведчик, а ныне никому ненужный старикан. Сквозь крупную, растянутую ячейку его авоськи легко просматривались большие, расплюснутые истекающие соком луковицы, пупырчатые куриные ляжки без обертки и еще какая-то мятая и пыльная хрень.

…- О. Опять Витька напился.

Бабка в зеленом пальто неодобрительно посмотрела на старика с трудом входящего в подъезд

-…Я всегда чувствовала, что он тайком жрет.…У него вся фамилия такая - Вепревы…Я знаю…

- Да-да.

Поддержала ее подруга.

- …Он припоминаю, когда он в сорок пятом, узнал, что жена его не дождалась, дня три не просыхал.…Как же, как же.

А та, что с моноклем, ничего, как ни странно на это не возразила. Она лишь постукивала костяшками монокля о сухонькую старческую ладонь и беззвучно плакала.…Хотя.…Хотя, что она могла, в сущности, на это им возразить? В апреле сорок пятого ее вновь арестовали…