ТВОРЧЕСТВО («В чем слова магия?»). Цикл стихов. Летом в деревне Рано утром деревню разбудит хриплый крик заводных петухов. Вереница посредственных буден вьется лентой беспомощных снов. Я встаю, отряхнувши дремоту. Сон и явь как на зыбких весах. Где-то рыцарь спешит к Камелоту, Здесь - гогочет надменный гусак. Лето, 1970 * * * Кто я поэт? Версификатор? Мне ль воспевать штормы, таверны . Трудно пишу – действенный фактор. Ладно, моря - даже с деревни нет, не смогу легким, капризным вечным пером сделать набросок, все облачить в светлые ризы, сумрачный цвет гневно отбросив. Жаль, ах, как жаль. Чувствую трепет. Манит перо – змей - искуситель. Девственный лист - девка в вертепе. Слово. Строка - вот мой спаситель. Лето, 1970 * * * Сизиф Пишу, как могу. Но имеется прок скрипеть по ночам пером? Ушедший в себя, получаю урок: разлука, вокзал, перрон. Роксана, не узнан тобой Сирано. Хотя бы одной строки прочесть не смогла. Пропадут все - равно творенья его руки. Любимая сказка, пророческий миф. Но странно глаза сухи. Поэт? Графоман? А скоре - Сизиф. И вместо камней - стихи. Зачем же стихам находиться вовне? Искусаны локти, а ночью - вдвойне. Март, 1971 * * * Любовь пришла и мальчика смутила, в избытке чувств рождаются стишки. Они - сырье грядущего утиля. Зима стоит - уж лучше бы в снежки. Его стихи беспомощны, бездарны, зато в основе искренний мотив. Они, увы, не очень лапидарны и вообще присутствует наив. Смеетесь громко, судите сурово. Зачем спешить - пятнадцать все же лет. Надменный критик как Савонарола. А вдруг оставит он достойный след? 6-7.1971 * * * Писать могу? Доселе неизвестно. Стишок сплести - какой уж здесь почет? Читатель я единственный. Мне лестно, что избранный стишки мои прочтет. Но вереницу праздников и буден я отражу в стихах, как в дневнике. И в жизни мне всегда опорой будут тетрадь, чернила и перо в руке. 12.1971 * * * Приговор прозвучал зимой, говорил Александр Сергеич: «Не тянись, шалопай, за мной, не Хемницер же ты, не Гнедич». Соглашался, не спорил; нем. Дар писать - драгоценный слиток. А, проснувшись, вздохнул, затем написал: «Опадает с липок пожелтевший осенний лист, раздается ноктюрн Шопена. Неизвестный мне пианист душу лечит как Авиценна. За узорным слежу листком, он прекрасней осколка смальты. За последним его витком- приземление в грязь асфальта». Оценили роскошный слог? Из души словеса я выдал, из медвежьих глухих берлог, из норы земноводной выдры. Чудо- лексика, дикий брег. Там не слишком слова затерты. Написать я хотел «Набег», Попытался - как в морду тортом. Черноморская благодать. Возлежа на песках Анапы, «Федру» можно ли здесь создать? Не поют, как струна канаты. Вот на Севере смог мужик с топором и одним рубанком став творцом, сотворить Кижи без гвоздя и копейки в банке. Сентябрь, 1972 * * * Который день не создано ни строчки. Что скажешь тут. Наверно, не могу. Стихам пока представлена отсрочка: пускай лежат, покоятся в мозгу. Порой смотрю: написано красиво (роскошных строк в мозгу роится сонм). Прочтешь - и плюнешь: бред кобылы сивой. Подобный опус втягивает в сон. Но лучше бред, чем жалким эпигоном существовать и чувствами остыть. Носить нелепо чуждые погоны, чужой мундир- синоним слова «стыд». Итак, прощай, вчерашняя стыдоба. Сумею сам создать сермяжный слог. Пять «С» подряд - да это ж бесподобно. Он мой. Он весь - не кража, не подлог. 10.11.1972 * * * Говорят, что Поэзия - избранных храм. Я решусь и приду. Сяду там на пороге. Мне ж из рам позолоченных скажут: «Вы хам. Уходите. Вам светит иная дорога». 1974 * * * Две страсти «Свой мир создает отрешившийся от мира». Закани Магнитофон стоял, ржавея под паутиной и пластинки пока забыты. Тем живее манили книги. Ни пылинки там не отыщешь. В реку словно в них погружаюсь. Как в награду- миры иные. Вот основа - созвучья дум чужих. Преграды меж нами нету. Правит слово. Магнитофон не заржавеет. Смахну с приемника пылинки. Рассвет за окнами рыжеет, в руках перо. Поет пластинка. Любитель музыки и книжный фанатик я. Две страсти вместе живут во мне. Лишь ярус нижний оставлен ей. В таком замесе обидно стало. What a pity:1 самонадеян был. Смогла же меня покинуть. Сладко спите, подруги-страсти. Вол с поклажей- с крестом из книг тащусь. Распните. Фанатик книжный ей не нужен И к музыке она бесстрастна. Но тем сильнее с ними дружен. Живу. И жизнь моя прекрасна? Моей фантазией простою чудесный мир создал. В стране той закон другой. Но что ж ты стоишь, жизнь без нее. Венок сонетов здесь не спасет. Источник бреда- разлука. Впрочем, если страсти убить? Отпраздную победу я над душой. Но лишь отчасти собой останусь. В этом - кредо. Нет, пусть живет. Стоят в нем храмы; перо, бумага, книги, звуки. Грядущим и соседским хамам Тут не бывать. Но мы - в разлуке. Осень, 1976 * * * Прогулка Она заблудилась в глухих позабытых проулках, искала дорогу, а там оказался тупик. Она испугалась - беспечная эта прогулка туда привела, где порою опасно вступить. Она закричала, но голос был тихий и слабый, стучала, стучала, но глухо молчала стена. С таким положением ей, безусловно, не сладить- подавлена этим и словно волной сметена. Она растерялась, свое изменила обличье и плечи согнулись под тяжестью двух коромысел. И все - же закончилась эта прогулка прилично и выход нашла одинокая гордая мысль Осень, 1977 * * * Совет мудрого старца Ты к славе шибко не спеши, а если встретишь - будь галантным. Таланта нет - так не пиши, а если пишешь - будь талантлив. Осень, 1977 * * * Слова Смотрю на чистый лист бумаги и вижу в белой глубине: словам, клокочущим как магма, невыносимо в тишине. Срывая голос в нервном крике, срывают с губ моих печать. Им даль прекрасная открыта, но трудно речь порой начать… Судьба уменьем одарила сплетать из слов заветных вязь. Весенний светлый Бог Ярило, времен распавшуюся связь соединим? Но ветер, время несут слова, как дым костра. Лишь память - проклятое бремя- всегда со мной. Увы, быстра смешная жизнь. Она шутила над всем, что я еще люблю. Недвижим был корабль при штиле- послала ветер кораблю. И он, с тугими парусами, слова относит далеко. Они играют просто с нами? Ответит кто? - Спросить легко… 15.03.1990 * * * Кому – слова, кому – палитра, кому – смычок, кому – булыжник. Кому – багет, кому – пол-литра… Любой творит. Таков мой ближний. 23.12.2001 * * * Плач по литературе1 Наша великая литература – снова по бедной справляют поминки. Скорбные жены с холста де Латура2 – нынче глядят с коллективного снимка. Смотрят – и плачут, волнуется пресса. Горы бумаги изводят. Чернила. Сам я не свой под влиянием стресса - мрачные вехи «эЛ Гэ» очертила. Мыслей фонтаны – как взрывы хлопушек. Груды метафор, в сравнениях дерзки. Снова не спит потревоженный Пушкин, с русской идеей поник Достоевский. Скорбный ландшафт - в духе наших традиций. Ботают в книгах герои по фене. Выбросим кисти. Она возродится. Литература – не гибнущий Феникс. 7,9. 06.2002 * * * Мое маленькое «я»1 разрастается внезапно. Я – не ангел и не тля. Лишь боюсь уставов затхлых. Я лелею свой каприз: быть самим собой стараюсь. Не Нарцисс и не Парис, не моя – красотка Таис. Командир кричит: «Вперед»! Мне ж достаточно отваги: лягут строки поперек на линованной бумаге. 1.11.2002 * * * Мой карандаш Меня пугает чистый лист. Боюсь: не хватит вдохновенья отобразить происхожденье любви – до головокруженья. Он в страшной девственности чист. Тогда беру я карандаш – единственный из всех с талантом. Себя предчувствую Атлантом. Хоть с ним – скорее адъютантом. Тетрадь – охотничий ягдташ. Пока зияюще он пуст. Не пойманной охотник дичи еще не делает отличий для строк. Но правила приличий твердят: «Пора». Но я не Пруст. Сознанья бедного поток преодолеть стремится шлюзы Инверсий, парафраз, аллюзий. Надежда сплавиться в диффузии, как пробке – выстрел в потолок. Уходит он на абордаж. Уже в полоне подсознанье. Победное желтеет знамя. Ведь мысль – предтеча мирозданья. Так славься ж, верный карандаш! 3 – 5. 11. 2002 * * * Красота Когда впервые вышла красота, ты, протянувши детскую ручонку, ее погладил, будто собачонку – начало жизни с чистого листа. С тех пор ты часто видел красоту – она была, отбрасывала тени, как ветви дивных девственных растений, как звук органа, павший в пустоту. И ты привык: папирус, береста, верже, муар – любыми письменами не восхищался больше – только снами. Она была. Но, значит, неспроста? И нежный, легкий бабочки узор поблек, поник, осыпался, растаял. Ведь красота – она была простая и проступала через жизни сор. И на ветру, нанесшем сор извне, ты протянул отчаянную руку – лишь пустота. Нездешних редких фруктов был познан вкус. Но жизнь прошла во сне. И для тебя погибла красота И понял ты, что жизнь прошла не с теми. И не отбросит больше даже тени Твоя рука, предавшая Христа. 15-17.4.2003 * * * Магия. В чем слова магия? Где тайна залегла? Где ритм изысканный, метафоры, идеи, поэта Муза посетившая в аллее иль образ чистый – жеребенком на луга? Что нас пленяет: не разгадка бытия? Героев чувства, сопричастие таланту? Поднял поэт недосягаемую планку, вернув слова из рокового забытья. Ее форелью не поймаешь на блесну – святую тайну, осеняющую слово. Я лучше снова прочитаю «Крысолова»1 и – очарованный – под музыку усну. 15,20.05.03 * * * Мне нравится слово «злодарный» - попробуй раздельно прочти: тут «зло» и «дарить» солидарно сливаются, словно ручьи. Его в словарях не отыщешь, но в жизни – живее живых. Тому есть свидетелей тыщи, злодарны свидетельства их. Люблю иронизм Мела Брукса,2 баранноизюмистый плов. Поэт – архитектор конструкций: из буковок сложенных слов. 8.9.2003 * * * Он шел по дороге упрямо вперед, минуя бесстрастно и годы, и веси. Призывно раскрытых дверей и ворот всегда сторонился и пел свои песни. Когда поворот на дороге встречал, то шел напрямую, минуя овраги. Бежал от любви, искусительных чар, пьянея свободой – живительной брагой. Огонь в темноте выбивал из кресал, уже понимая значенье полета. Но маленький мальчик печально сказал: «Все прямо идти – далеко не уйдете». 18.10.03 * * * Перо! - Мой друг, мой Бог… Оставьте! Перо – давно не визави. Крупье, прими поэта ставку на карандаш и призови ко мне парнасские находки. Мой славный карандаш, даруй, чтоб мысль стремительною лодкой неслась среди заветных струй истоков творчества… 22.01.07 * * * |