Бойня.

 

То, что произошло так давно.

То, что длится уже целую вечность.

То, что породило злобу.

То, что вселило в каждого из нас смерть.

То, что теперь ведёт меня…

НАВСЕГДА ИЗМЕНИЛО МОЮ ЖИЗНЬ.

 

Настоящее. Навсегда изменившее будущее.

 

Я иду по пустынной улице и, в отличие от большинства прячущихся в своих каморках горожан, не чувствую страха. Я спокоен и уверен в себе. Уверен в своих напрочь сбитых руках и полностью заряженном пистолете.

 

Серые лица изредка появляющиеся в оконных просветах.

Запах крови навсегда осевший ненавистью у меня в носу.

Они видят меня и зовут других посмотреть.

 

Давным-давно я мечтал об этом. Но никогда и подумать не мог, что стану известным вот так. Они как фанаты. Машут мне – надеются, что я замечу именно их и обязательно спасу. Никогда не кричат, ни коим образом не хотят себя выдать.

 

Я знаю, что проходя вот так – в одиночку по Городу – уязвим. Но не могу без этого. Это часть моей прошлой жизни – то, что не даёт мне сойти с ума окончательно. Я часто прогуливаюсь, представляю, что иду в магазин. Так просто раньше было и совсем незаметно – сходить и купить молока. Как бы я хотел получить – вернуть эти десять минут нормальной жизни.

 

Прошлое. Навсегда ушедшее.

 

Десять утра. Воскресенье. Я ещё даже не умывался – лежу в постели и щёлкаю пультом от телевизора. По квартире разносится запах чего-то печеного. Такой уютный аромат простого счастья. Кира…моя милая Кира. Дети ещё спят. Вот она выглядывает из-за стенки и просит меня сбегать в магазин. Ей нужен сахар. В длинной футболке, с волосами убранными в хвост. Также озорно, как и в семнадцать лет, блестят её чёрные глаза. Я морщусь. Она подходит ко мне и, плохо копируя соседскую кошку, начинает уговаривать. Потом вдруг набрасывается на меня и щекотит. Мы забываем о спящих близнецах и громко смеёмся. Она таки выталкивает меня из постели, и я начинаю одеваться…

 

Настоящее. Навсегда изменившее будущее.

 

Единственное , что бы сейчас меня расстроило – это промахнувшийся снайпер.

А так…эмоций больше нет.

 

Пару кварталов в сторону Юго-запада и обратно.

 

- Каждый раз, когда ты вот так уходишь – ты ставишь нас всех под угрозу.

- Я ухожу один и не вернуться могу только один.

- Ты знаешь, о чём я говорю.

- Я поставлю всех под угрозу, если вообще не буду выходить отсюда.

- Ты надолго?

- Час.

 

***

 

Прошлое. Давшее начало настоящему.

 

- ВСТАВАЙ УРРРОД!

 

Весь наш разговор ограничился его приветствием.

Кира.

Близнецы. Моя плоть и кровь.

Когда я остановился, в квартире осталась в живых лишь тишина.

Я стоял и смотрел на их трупы, боясь повернуться и посмотреть туда, где спала Кира.

 

Моя жизнь разделена на две половины. Разделена болью.

 

Настоящее. Постепенно убивающее воспоминания о прошлом.

 

Ситуация в Городе и раньше была напряжённой. Но это всё были мелочи. Там кто-то подрался. Тут… Обычно внимание всем межнациональным стычкам уделяли радикально настроенные группки молодёжи и отдельно взращенные почитатели Гитлера.

 

Так было всегда. Такова уж специфика белых городов на чёрном Юге.

 

Теперь всё по-другому. Я меняю нашу жизнь. Я уже изменил нашу жизнь. Я убиваю прошлое и строю новое настоящее. Для нас – вас. Из-за нас – вас. Из-за них.

 

Табличка с надписью «ПРОДУКТЫ» когда-то была ярко жёлтой. Меня это всегда раздражало. Сегодня её просто нет. Мне достаточно помнить, что она когда-то висела здесь.

Дурацкая табличка.

 

Прошлое. Когда-то рождавшее мечты о другом настоящем.

 

Придурков из министерства с их бессмысленными рапортами и тупоголовыми лейтенантами вызывать смысла не было. Скорая помощь – как бы скоро она не приехала в тот момент тоже уже была лишней. Я поцеловал в лоб Киру. В лоб близнецов.

 

Пистолет я купил давно. Поводом поступила сцена унижения в дружественной республике. Тогда их было много, а в моей машине сидели дети. Я не мог рисковать. Молча снёс удары и отдал деньги. Чёртов аул!

Первая атака нашего Блока проводилась именно там. Это была своего рода тренировка. Проверка нервов. Проверка солдат, с которыми я собирался спина к спине чистить свою страну. Тогда отсеялась ровно половина. Теперь они наверняка где-то среди этих серых лиц, молча отсиживающихся в своих сгоревших квартирках.

 

Даже если они захотят вернуться.

Даже если принесут оружие и посмотрят на меня преданными глазами.

Даже если они вечерами молятся за меня и истинно верят в мою победу.

 

Я их не приму. Это скот. Скот, который сбежит сразу, как только кто-то свыше выполнит хотя бы одно их условие. Такие всегда бросаются на самую слабую наживку. Они с радостью заглатывают обещания лучшей жизни, брошенные с трибуны жирным политиканом страстно жаждущим быть их президентом. Овцы!

 

Мы устроили засаду на въезде в посёлок. Двадцать три одноэтажных мазанки. Вонь коровьего дерьма и ненавистный смех их тупой молодёжи. Почти в каждом доме было оружие. Таков неверный Чёрный Юг. Такова наша праведная Страна.

Я заранее знал, кто не пройдёт крещение. Слабаков я оставил охранять наш тыл – в засаде на въезде – при подобном расположении врага, занятие крайне бесполезное.

План был прост.

Мне нужна была лишь кровь.

Мне требовались тонны их крови за ту каплю, что вытекла из моей брови тогда на дороге в ста метрах от их поселения.

Я жаждал купаться в море из их кишок за стены, забрызганные кровью моих детей.

Я грезил тем, как лично буду перерезать горло каждому за невыносимо тихую смерть моей жены.

 

На тот момент я, честно говоря, еще не осознавал, во что выльется наша расправа. Мы по-кошачьему тихо влезали в дом за домом, и вспарывали животы всем, кто был внутри. Женщины, старики, дети…когда ты начинаешь Бойню против Народа – не должен выжить никто. Это их тактика. Это они научили нас жестокости.

 

Если у убитого тобой солдата есть маленький брат – помни – он обязательно вырастет и придёт чтобы убить тебя. Поэтому убей его!

Если у солдата осталась мать – знай – она родит ещё одного солдата, чтобы тот нашёл тебя и убил. Поэтому убей её!

Сестра поступит также. Поэтому убей её!

Его старый отец попросит молодого соседа сделать это. Поэтому убей его!

Даже если у солдата не останется родственников – мстить за него придут. Именно поэтому они всегда называют друг друга «Брат». Поэтому убей их всех!

 

Учитесь этому, Братья!

Учитесь мстить за Брата!

Учитесь убивать за Брата!

Учитесь умирать за Брата!

 

Когда мы закончили, наша одежда была пропитана их кровью. А души их жили в наших сильных руках. Они пытались вырваться – пульсировали в венах. Негодовали. Бились в наших цепких пальцах. Вторгались в наши головы и пытались сеять сомнения и страх. Половина группы всё-таки осталась со мной. И я считал это победой. И я считаю это победой.

 

Моим главным идейным помощником стала Ада. Высокая, стройная, всегда с идеальным загаром и подтянутым животом. Я видел её детские фотографии. Она могла бы стать актрисой и сегодня вещать с пьедестала Голливуда гневные речи в адрес моей армии. Она могла любить мир. Она могла улыбаться и воспитывать премиленькую дочку в розовом сарафанчике. Если бы ей не заклеймили лицо. Порядковый номер овцы из их личного стада. Когда под раскалённой до красна подковой плавились её щёки, они ржали подобно обезьянам, коими и являются. То был ад, в котором дотла сгорела её недавно начавшая жить душа. Теперь она со мной. Отдаст жизнь за идею. Отдаст её не задумываясь за меня. Потому что я пообещал ей…

 

- Я – Ада.

- Ада из зАда!?

- Пошёл в жопу!

- Рад знакомству, Ада.

 

Милую Аду похитили, когда ей ещё не исполнилось двенадцать. После очередного терракта боевики должны были затаиться. Чтобы им не было скучно, они прихватили с собой девочку, которая вместе с родителями всю свою жизнь прожила в их республике. Она училась в школе с их детьми. Ходила к их детям в гости и по просьбе мамы бегала к ним занимать соль. Она никогда не делила людей на белых и чёрных. Эту черту они провели сами. Эти сволочи терзали её бедное детское тельце три месяца. Три месяца они насиловали её и не давали умереть. Теперь суки расплачиваются.

В той первой вылазке Ада упивалась их кровью как никто другой. И я был за неё рад. Всякое унижение должно быть отомщено – это истина.

 

***

 

- Кто ты и почему хочешь примкнуть к Блоку?

- Меня зовут отец Алексий и…

- Ты же бомж!?

- Я божий человек. И нашему Богу противно то, что происходит на Его земле. Он не хочет, чтобы его народ терпел.

 

- Кто ты и почему хочешь примкнуть к Блоку?

- Я Иван. Моя фамилия Свиридов. Я – белый. И этим всё сказано!

 

- Кто ты и почему хочешь примкнуть к Блоку?

- Я ненавижу их! И у меня есть план!

 

- Кто ты и почему хочешь примкнуть к Блоку?

- Я просто принёс оружие. Мой отец болен и не смог прийти сам, поэтому попросил меня сделать это.

- Я знаю твоего отца. А тебя, кажется, зовут Игорь? Передай своему отцу «спасибо». И скажи, что они за это ответят.

- На следующей неделе мне исполняется пятнадцать. Когда я уже смогу к вам присоединиться?

 

***

 

Следующим нашим шагом после той вылазки была агитационная работа. Чтобы изменить мир, нужно, прежде всего, изменить сознание каждого живущего в этом мире человека. Убивая, мы тоже меняем.

 

Листовка №1 («Белая»)

 

Белый Партизанский Блок запрещает:

 

БЕЛЫМ

 

1. Принимать на работу Чёрных.

2. Обслуживать Чёрных в местах общественного питания.

3. Пропускать Чёрных в любые места досуга.

4. Продавать Чёрным любые товары в магазинах, на рынках и пр.

5. Дружественно общаться с Чёрными.

6. Впускать Чёрных в своё жилище.

7. Продавать, сдавать в аренду – проводить с Чёрными любые операции с недвижимостью.

------------------------------------------- --------------

ВСЯКИЙ КТО ПОЙДЁТ ПРОТИВ НАС БУДЕТ ЖЕСТОКО НАКАЗАН.

МЫ – БЕЛЫЙ ПАРТИЗАНСКИЙ БЛОК.

МЫ – ОЧИСТИМ НАШУ СТРАНУ ОТ ЧЁРНОЙ ГРЯЗИ.

ОНИ ЗАБЫЛИ, ОТКУДА ПРИШЛИ – МЫ НАПОМНИМ.

ОТНЫНЕ ВСЯ ВЛАСТЬ В НАШИХ РУКАХ.

ПОЙМИТЕ И ПРИМИТЕ НАШИ УСЛОВИЯ – МЫ ХОТИМ, ЧТОБЫ ВЫ ЖИЛИ ТАК, КАК ДОЛЖНЫ ЖИТЬ.

 

Листовка №2 («Чёрная»)

 

Белый Партизанский Блок запрещает:

 

ЧЁРНЫМ

 

ЖИТЬ В НАШЕЙ СТРАНЕ!!!

 

ЗА НЕПОСЛУШАНИЕ – СМЕРТЬ.

 

Мы дали им месяц. Некоторые одумались и ушли. Но не все. Далеко не все. Большинство не поверило нам. В новостях о листовках не сказали ни слова – дабы не поднимать паники среди населения. Но, несмотря на это, волна страха пробежала по Городу. Количество беззаботно прогуливающихся вечером людей значительно уменьшилось – причём и белых и чёрных. Все жители ждали окончания нашего срока и с нетерпением и страхом ждали, что же будет дальше. Наши листовки и развешанные по городу агит-плакаты с тем же текстом действовали так, как мы того и хотели. Белые, забывшие о своей силе, вдруг увидели, что у них тоже есть поддержка. Есть братья, готовые вступиться за них. Многие подняли головы и сжали кулаки. Воздух от напряжения сгустился и на целый месяц в Городе повис туман. Это был «Туманный Месяц». Именно в этот месяц мы отмечаем свой день рождения.

Чёрные наоборот попритихли. Из их машин больше не доносилась громкая национальная музыка. Они не клеили девчонок, нагло называя их Белыми шлюхами прямо перед нашими парнями. Они ждали броска. Затаились.

Зря ждали – лучше б уехали.

Ровно в двенадцать часов ночи последнего дня Туманного месяца десять боевых группок, по пять человек в каждой, вышли на улицы города. Это была первая городская зачистка.

В нашем Блоке были люди разных сословий и возрастов. Были чиновники, бизнесмены, бухгалтеры, студенты и работяги, мы приветствовали всех белых братьев без исключения. У каждого их них имелись нужные Блоку связи.

В 8.00 31 числа Туманного Месяца на моём столе лежали списки Белых, не отнёсшихся к нашему предупреждению серьёзно. Конечно, там были далеко не все, но для того, чтобы наказанием напугать остальных «несерьёзных», их было вполне достаточно…

 

***

 

- Чего вы хотите?

- Мы не хотим видеть чёрных в нашем Городе. Это белый город и всё здесь для белых. Чёрные пришли на готовое и уже считают себя хозяевами города. Мы исправим положение. Никаких черножопых в правительстве не должно быть! Мы здесь главные! Ты понял!?

- Но это же бред! Это невозможно. В городе много уважаемых людей, которые тоже, как вы изволили выражаться – чёрные. За ними сила и…

- Сила в нас! Просто многие забыли о своей гордости! Мы здесь чтобы напомнить таким как вы, что не всё покупается и продаётся! Вам посчастливилось родиться белым, и вы должны гордиться этим, а не пресмыкаться перед ублюдками, которые непонятным образом оказались на вышестоящей ступени власти, несмотря на статус беженца!

- Многие из них родились в нашем городе и являются такими же, как и мы с вами полноправными гражданами этой страны!

- Заткнись! Не смей сравнивать нас с грязью! Мне противно тебя слушать! Если бы они знали своё место и не поднимали головы, этого бы не произошло! Но чаша терпения переполнена! Пришло время напомнить им кто они, а кто мы! Свяжите его!

- Да что вы себе позволяете!? Вы хоть понимаете, кто я такой?? – заместитель мэра, подобно откормленной на убой свинке, взвизгнул и, дребезжа жирным телом, начал пятиться к двери – Вам не сойдёт это с рук! Я видел ваши лица! Уже завтра вас найдут и тогда вам… – его перебил тяжёлый удар Бойца незаметно вошедшего в дверь.

Грузное тело заместителя обмякшим мешком рухнуло на пол.

Ада достала большой армейский нож и разорвала рубашку на спине толстого гада. Тем же ножом он «написала» на нём: Я – БЕЛЫЙ! И ЭТИМ ВСЁ СКАЗАНО!

На двери мы повесили плакат с лозунгами и по всему дому разбросали листовки. Запертые в кладовке родственники большого начальника – молчали.

 

***

 

- Что с рынками?

- Очищены.

- Все!?

- Все.

- А как на «Верхнем» все прошло?

- Там были проблемы. Но мы все уладили. Теперь там белый хозяин и он даже предложил спонсировать нашу кампанию.

- Отлично. Учитывая наши темпы, деньги нам не помешают. А что со старыми хозяевами?

- Я же сказала – мы все уладили.

 

Зачистка велась одновременно на двух уровнях – так сказать, сверху и снизу. Верхней зачисткой считалась «прополка грядок» муниципалитета, к нижней мы относили фильтрование всех сфер, соприкасающихся непосредственно с жителями Города. Такая двусторонняя система была признана самой верной – вклиниваясь в жизнь нашего Города сразу с двух сторон, вероятность упустить врага на каком-то из уровней была минимизирована. Мы, не боясь ничего, рубили головы и своими отчаянными поступками притягивали все больше и больше сторонников. Поддержка черных слабела с каждым днем. Многие начали понимать реальную опасность и уезжать из Города. Это мы позволяли делать. Ведь нашей целью все-таки не был геноцид. Мы всего лишь хотели справедливости. Если ты или твои предки родились не в нашей Стране, то и делать тебе здесь нечего – такова была наша идея.

Самым удивительным было поведение властей. Они молчали! В новостях о наших действиях не говорили ни слова. Никакого противодействия! Ни комендантского часа, ни громких заявлений о том, что преступность разгулялась и все такое прочее. Ровным счетом никакой реакции. Единственное, что было замечено – увеличилось количество постовых на улицах. Но они нам не мешали. Мы были партизанами, и заметить нас в толпе простых горожан было нереально.

Такая тихая война продолжалась около полугода. Простые люди ничего наверняка не знали – в их распоряжении были только слухи. Слухи часто раздутые, часто неверные, но в любом случае они несли хоть какое-то общее представление о том, что творится внутри их Города.

Примерно через полгода начала проявляться их реакция на наши действия. Это нормально. Любая агрессия вызывает ответную агрессию. Мы этого ждали и давно были готовы выйти из укрытий и принять бой.

 

Из соседних республик начали подтягиваться вражеские силы. Все происходило очень медленно – не навязчиво. Боевики приезжали небольшими группками. Часто даже по одному, по двое. Но правительство было в курсе. Тайные каналы спецслужб работали четко. Готовясь к нашим стычкам, в Город были направлены столичные силы. Спустя месяц колебаний ввели военное положение. Город закрыли. Это ознаменовало начало. Как говорится, кто не успел, тот опоздал.

Они выступили утром. Выступили в своем стиле. Трусливо поджав хвост, они укусили и затаились. За первые сутки были взорваны пять жилых домов. Наша кровь текла по улицам, заставляя от бешенства трепетать ноздри, превращая нас в, жаждущих черной крови, зверей. Люди в страхе выходили из своих домов и не хотели возвращаться обратно. Многие уезжали к друзьям, родственникам в другие города, другие страны. Каждый день уносил новые жизни. Город превращался в настоящее поле боя. В самом центре постоянно гремели взрывы, горели магазины, машины. За три месяца мы превратили полумиллионный город в руины. Черные выгоревшие глазницы окон в, оставшихся стоять, многоэтажках пугали, глядя на происходящее со странным выражением мертвого безразличия. Я убивал каждый день, но не чувствовал облегчения. Глядя в конце дня на Аду, я понимал, что она чувствует то же самое.

 

- Скольких мы должны убить, чтобы нам стало легче?

- Нам никогда не станет легче. Мы никогда не станем прежними.

- Тогда зачем вообще жить?

- Чтобы мстить. Чтобы убивать. Они сами сделали нас такими. Теперь наша задача убивать их, чтобы наши с тобой истории не повторялись.

- Перст Божий?

- Да. Что-то вроде. А ты что? Начал сомневаться?

- Нет. Просто я думал, что жажда будет когда-нибудь утолена.

- Будет. На том свете – когда встретишься с женой и детьми.

- Да будет так, Ада. Ада из зада!

- Пошел в жопу!

- Рад знакомству!

 

Правительство решило выбрать пассивный вариант борьбы с городскими партизанами. Они перекрыли все выезды из города. И постарались эвакуировать почти все мирное население. Таким образом, они сняли с себя обязанности палача и предоставили нам самим уничтожать друг друга. Мы были не против подобного расклада.

По утрам в городе теперь воняло гарью. Центральный район выглядел хуже окраинных трущоб. Все стеклянные витрины, так ярко освещавшие Город по вечерам, были разбиты. По ночам повсюду слышался шепот. Шептала свои заклинания тишина. Потом благоговейное молчание разрывалось громким выстрелом длинноствольной винтовки. Если не попал, в ответ раздавался такой же треск.

 

Крики. Вопли. Стоны.

Сопли. Слюни. Кровь.

Повсюду.

 

Эта адская возня длилась почти четыре года. Даже в новостях происходящие в Городе события уже давно не освещались, как новости первой важности. Конечно, о нашей войне рассказывали в каждом выпуске, но уже не так, как в первые месяцы. Запал прошел. Но не у нас. Ко второй половине третьего года насыщенность дней событиями резко пошла на спад. И белые, и черные, конечно же, находили возможности доставлять новые силы и оружие в Город, но даже запасы иногда подходят к концу. Многие из нас чувствовали приближение конца. Мы также чувствовали свою победу. Нам уже не терпелось, чтобы люди, наконец, смогли вернуться в свой город. В свой новый очищенный от грязи Город. Снаружи он, конечно, довольно сильно подпорчен – но это все поправимо. Самое главное – мы избавили его от внутренней червоточины. Мы вырезали ее. Операция была долгой и тяжелой. На поверхности остались шрамы и многие раны будут еще долго затягиваться – но это все пройдет. Главное, что внутри больше нет гнили…

 

- Ты слышал, что произошло в Городе№2?

- Еще нет. Что там?

- Утром там взорвали три церкви. Они взяли ответственность на себя…

- Я понял – не объясняй. Собирай людей, Ада!

 

***

 

Вот так. Город№1 уже почти восстановился и живет своей обычной жизнью: по улицам ездят переполненные троллейбусы, люди бегут по утрам на работу и смотрят только перед собой и на часы, чтобы не опоздать, дети сидят в новеньких песочницах, парочки целуются на скамейках, освещаемые приятным желтым светом ажурных уличных фонарей, та же, что и десять лет назад, старушка стоит у книжного магазина и просит милостыню, у площади перед восстановленным драмтеатром вновь сотни голубей безостановочно кивают головами в поисках съедобных крошек…Спокойствие.

 

***

Настоящее. Заведомо изменившее будущее.

 

- Ты смотрел утренние новости?

- Нет. Я же не люблю телевидение.

- Зря. Там иногда говорят дельные вещи. Вчера вот, например, сообщили, что тебя, наконец, убили.

- Убили!? Какого это черта!? Вот он я! Идиоты!

- Да не кричи ты. Сам ты идиот! Таким образом, тебе еще больше развязали руки. Теперь тебя нет. Ты волен делать все, что хочешь. И наказания сверху можешь не бояться.

- А мы, что, когда-то этого боялись!?

- Ты не понимаешь! Этим заявлением – о твоей смерти – они как бы оказывают тебе услугу. Это знак доверия, который поймем только мы! Этим они показывают, что одобряют наши действия.

 

События в Городе№2 происходили по старому сценарию. Мы «лечили» город, выжигая нечисть из зараженного организма. Правительство, критикуемое большинством стран за политику невмешательства, вновь всего лишь оцепило город, не позволяя черни выйти и распространиться дальше. За это мы им благодарны. А они благодарны нам за нашу отчаянную борьбу за свой город, за свою страну. Мы никогда не станем настоящими героями своей страны. Президент никогда не выступит на телевидении со словами поддержки и не вручит нам награды за прекрасно выполненные боевые задачи. У нас даже не будет ветеранских льгот по окончании этой войны. Но это все для общественности. На самом деле и мы, и они там наверху знаем, что находимся по одну сторону баррикад. И эта невидимая всему миру поддержка дает нам гораздо больше сил для сопротивления, чем призванные зацепить речи в телевизоре или наградное оружие в честь нового года. Контрабандные автоматы, беспрепятственно провозимые через трехкордонные посты на въезде в Город, гораздо важнее. Вы уж поверьте.

 

- В Городе№3 их боевики захватили больницу.

- Я знаю.

- Что будем делать?

- Ты знаешь, что мы будем делать.

- …

- Собирай людей!