Дед о войне рассказывать не любил.

- Война не праздник. К ней и в мыслях возвращаться неохота…

И в школы «делиться воспоминаниями» не ходил.

- Чем делиться? Нужно было- воевали… Не дай бог вам.

-Думаю: нечего вспоминать, - заявил как-то Колька. За что пришлось ему врезать. Два раза.

В ответ Колька , не задумываясь, врезал мне. И не два раза, а больше. Так показалось.

-Кулаками правду не докажешь, -назидательно заметила бабуля, приложив мне старинный медный пятак к фингалу под левым глазом..

Бабуля до пенсии работала главврачом в поликлинике, всегда была права и не терпела возражений.

- Но без этого он мужчиной не станет, - осторожно заметил дед. – Настоящий мужчина обязан быть победителем.

- Как ты на ребенка влияешь?- возмутилась бабуля. – Или в нашей семье одного победителя мало?

Друзья и соседи называли моего деда «Победитель» . За праздничным столом 9 мая он каждый свой тост начинал словами:

- Мы как победители…

Мы с Колькой «закадычные» враги. Долгое время по четвергам даже ходили драться на пустырь, что за школой. До « первой крови» , хотя никто уже не помнил из-за чего. Но когда на меня напали какие-то отморозки с ножами, Колька оказался рядом.

- Враг моего врага -мой враг! - Колька любил витиеватые фразы из старых кинофильмов

В отличие от нас, наши деды – закадычные друзья. Еще с войны. Колькин дед вытащил моего из-под огня, когда разведчики натолкнулись на засаду, и тащил на себе до самых наших окопов..

Я очень люблю праздник Победы В этот день почти никогда не бывает плохой погоды . Словно природа тоже торжествует: безоблачное небо, яркое солнце отражается в сверкающих чистотой витринах, украшены флагами и транспарантами дома, море цветов, празднично одетые старики и дети , духовые оркестры… и вкус моченных яблок, ( к этому празднику вскрывались огромные бочки, они стояли на всех углах).Сладкая кислинка помнится мне до сих пор..

Когда дед с друзьями, все в темных костюмах, на пиджаках орденам и медалям тесно, возвращались после парада ветеранов домой, стол уже был накрыт. Дед вручал бабуле букет желтых тюльпанов, церемонно целовал руку, бабуля доставала из морозилки запотевшие бутылки

«Пшеничной», из холодильника выгружались обязательная в этот день фаршированная рыба, кисло- сладкое жаркое, соленья… и водка языки

развязывала

Как жаль, что не догадался это все записывать!

Например, о том, как деду однажды в разведке пришлось целый день просидеть на дереве...

Представляете: внизу немецкий часовой расхаживает, фашисты на спиртовках эрзац- кофе варят, офицеры в сторонке расположились как на пикнике, ром пьют, под губную гармошку свои фашистские песни горланят, а над ними в ветвях старого дуба советский разведчик сидит, голодные слюнки сглатывает, всякие нехорошие слова о них думает…И

никто не догадался голову вверх поднять. Счастье еще, что у этой команды собак не было

Или вот еще был случай…Сколько их у моего деда и его друзей за войну набралось!

Бабуля выпускала из рук бразды правления, и контроля за количеством выпитых рюмок никакого не осуществляла…

Зато потом, в другие праздники, стоило деду потянуться к рюмке, она резко останавливала его?

- Может , уже хватит, Победитель!

Пока мы с Колькой подрастали, наши деды потихоньку дряхлели.. Скорой уже одной бутылки «Пшеничной» на весь вечер хватать стало.

А там и перестройка подоспела… С прилавков исчезла «Пшеничная» , на базарах во всю торговали поддельной «паленной» водкой и настоя-

щими боевыми наградами, в газетах печатались рецепты самогонки и чертежи самогонных аппаратов.

Однажды к нам пришли какие-то юркие молодые люди, предложили за ордена и медали «хорошие» деньги, после чего дед повесил тяжелый от наград пиджак в шкаф и надолго заболел.

В городе ждали немцев. Активисты убирали дворы и тротуары, домовла-

дельцы подкрашивали фасады домов, школьники разучивали приветствия.

Были мобилизованы преподаватели немецкого языка из местного педвуза,

учителя специализированного класса гимназии пришли сами. Над парадным «Белого Дома» висел белый же транспарант с приветствием на двух языках.

- Как флаг о капитуляции,- не преминула съязвить бабуля.

Дед впервые за перестроечные годы еще с вечера вытащил из шкафа свой «чернопраздничный» пиджак, начистил мелом ордена и медали, и аккуратно развесил на спинке стула. Проверив готовность к завтрашнему торжеству, ушел к Акимычу, своему фронтовому другу и спасителю. Они уже несколько дней дискутировали по поводу нового взгляда на войну, которую озвучил Суворов.

Я с грустью заметил, что теперь в парадном пиджаке моего деда вполне могли поместиться они оба.

Бабуля где-то раздобыла свежего карпа и по подъезду плыл умопомрачи-

тельный аромат фаршированной рыбы..

Наутро весь городок двигался в одном направлении- в сторону нашей школы.

Огромный школьный двор был заполнен плохо одетыми женщинами, они без конца покрикивали на снующих повсюду ребятишек, кучкой стояли небрежно выбритые мужчины с авоськами, робко жались к забору интеллигентного вида старушки какого- то уже послепенсионного возрас-

та.

- Куда без очереди?!– путь нам преградила дышавша нетерпением толпа.

- Да вот… У нас приглашение от горисполкома.

У меня появилось чувство какой- то вины перед этими людьми.

- В галстучках… На машине приехали… Нуждающиеся!- толстая баба стояла на нашем пути, и было ясно: прорваться можно только через ее труп

- Деды, айда домой. Нам нечего здесь делать.- в предвидении неминуемо-

го скандала я пытался увести стариков.

- Как домой?- заволновался дед.– А вечер воспоминаний? А мой рассказ о войне? А прием у мэра?

- А этого приема вам мало? Куда торжественней!

- Нас там ждут… Перед иностранцами неудобно.- Акимыч как всегда старался разрядить обстановку

- Всех ждут. Так что, отцы, занимай очередь. Во-он за тем, с синей авоськой который.

Стоявшая на ступеньках женщина с красной повязкой на рукаве, оценила ситуацию и бросилась нам на помощь.

-Ветераны без очереди! Ветераны без очереди.- сорванным голосом повторяла она, проталкивая деда через небольшую щель в живой волнующейся стене. Я крепко за руку держал Акимыча.

У спортзала толпилась небольшая очередь.

- О, героише зольдатен!- у входа стоял немолодой немец, его белозубая фарфоровая улыбка сияла радостно и гостеприимно.- Битте, битте. Ви есть наш дорогие гости.

На низеньких скамеечках для болельщиков чинно и как-то потерянно сидели ветераны.

По их наградам можно было изучать географию Европы: медали за Будапешт и Бухарест,Вену и Берлин, польские и чешские кресты соседствовали с орденами Красного Знамени и Красной Звезды…

Ветеранов поочередно приглашали к столу, пожилая немецкая чета что-то говорила им, переводчица, преподаватель немецкого языка местного пединститута,заикаясь от волнения,переводила. После очередного спича, посвященного теме всеобщего примирения и взаимного прощения с объятиями и слезами, ветерану вручали пакет с продуктами и предлагали выбрать из кучи прошедшей химобработку ношенной одежды что либо подходящее.

Старики уходили не сразу. Некоторые еще топтались в коридоре в ожидании приема и обмена воспоминаниями.

-Мне этого не надо!- воспротивился дед, когда прослезившаяся в очередной раз немка указала ему на кучу пропахшей химией одежды.

- Берите, – прошипела переводчица. – они от всей души! Вся благодарная Германия собирала.

- Был я в Германии. В сорок пятом мы голодных немцев подкармливали солдатской кашей. Как победители. А теперь, значит, они к нам … С благодарностью…

В его голосе я уловил бабулины язвительные нотки.

Пожилой немец, не понимая в чем дело, блеснул вежливой улыбкой:

- Это есть нихт гут? Что-то есть нехорошо?

-Хорошо, все хорошо! Очень даже все хорошо ! – забыв, что она приглашена говорить по немецки, на русском языке затараторила учительница. А потом , повернувшись к деду, зло зашипела:

- Товарищ ветеран! Не устраивайте международный скандал. Берите гуманитарную помощь!

- Не возьму! - заупрямился дед. - У меня еще с войны осталось.

- Что осталось? - недоуменно переспросила переводчица.

- А вот…- дед протянул пачку пожелтевших листочков с фиолетовыми и красными печатями.. Я узнал их. Это были разрешения на посылки из Германии. Дед получал от интендантов и аккуратно складывал - посылать было некому. Все близкие лежали в братской могиле. Даже место захоронения он не знал.

- Вас из дас? – спросил немец.

Переводчица что-то запинаясь ему объясняла, а я тащил упиравшегося деда из зала.

Уже перед выходом со двора я заметил, что он прижимает к груди продуктовый пакет и серую утепленную куртку. Я вырвал ее из рук деда и сунул первой попавшейся на пути женщине. Ею оказалась все та же толстуха.

- Совсем зажрались!- зло бросила она нам вслед, суетливо заталкивая куртку в мешок.

А по подъезду плыл умопомрачительный запах фаршированной рыбы