Сойдя с последней ступени лестницы, Михалыч сделал еще один шаг, но его нога не встретила ожидаемую поверхность. Падая вперед, он сделал выпад ногой и проснулся.

- Совершенно не обязательно так дергаться, - подумал он, возвращая ногу под махровую простыню. - Хорошо еще, что не пнул ногой жену.

Он повернулся, чтобы посмотреть на супругу. Рассвет еще не разбавил темные краски ночи. За соседской стеной раздавались вопли двухмесячного ребенка и громкие голоса его родителей.

- О! Ты, наконец, проснулся, - заметила жена. – Я тут эти крики уже полчаса слушаю. А ты спишь, как убитый. Завидую твоему сну – ничего не слышишь. Опять где-то летал далеко?

- Ага, - подтвердил он.

За стеной низко забубнил мужской голос, резко отозвался женский, а затем снова детский вопль залился с новой силой.

- Смешные люди! – возмутилась жена. – Они думают, что ребенок понимает их угрозы. Вместо того чтобы нежно его успокоить, они орут на него, как будто друг на друга.

- Сейчас проведу сеанс ребенку, - сказал Михалыч, - а то заморят детеныша совсем.

- О, давай, - обрадовалась жена. – А то хочется еще поспать до утра.

Михалыч повернулся, лег на спину и сложил ладони возле груди. Он мысленно произнес мантру и визуализировал символ Мастера. Каждый раз, когда он таким образом вмешивался в чужую жизнь, он задавался вопросами полномочий. Возможно ли вмешаться? Насколько допустимо воздействие на других людей без их ведома? Наверное, эта привычка зародилась в его подходе системного администратора. И оттуда же пришел опыт: вмешиваться можно и даже иногда необходимо, потому как неопытность людей в работе с компьютером приходилось корректировать ему. Неопытность и неосведомленность людей в вопросах психической энергии тоже приходилось корректировать. Но чем раньше применить коррекцию, тем проще решить проблему, а иногда и предотвратить ее появление. В конце концов, Михалыч вывел для себя некое понятие экологии психического пространства. Кто-то энергетически мусорил, кому-то приходилось убирать мусор. И когда чужой психический мусор врывался в его личное пространство, он применял меры.

За несколько вдохов и выдохов он прокачал энергию через свое тело, которое наполнилось белым сиянием. А потом он направил широкий луч света в соседнюю квартиру, где орал нечеловеческим голосом ребенок. Сначала он успокоил родителей, словно одним движением накинул на них покрывало молчания. Затем, значительно мягче, он переключился на ребенка. Вдох – наполнение светом, выдох – ласковое прикосновение к младенцу с передачей тепла.

Неожиданно вопли прекратились. Михалыч еще несколько раз послал свет ребенку и закончил сеанс символом заземления. За стеной воцарилась тишина.

- Ну, вот и успокоился, - прошептал он жене. – Можно спать.

Однако ей уже не требовалось его сообщение. Она тихо посапывала, уснув, как и младенец, укутанная в энергию сеанса.

Ему не хотелось спать. В полной темноте не было видно стрелки часов. Михалыч мысленно представил себе циферблат и провел вниманием по кругу цифр. Часовая и минутная стрелки проявились в его сознании размытыми линиями, показывая начало шестого.

Он лежал и думал о жене. О том, что она значит для него. И как редко и бледно он выражает ей свои чувства. Ведь практически никак не выражает. А она – самое главное, что было у него сейчас. Он так ценил ее смех, ее способность радоваться самому обыденному.

Одно ее слово - «смешно» - имело тысячи оттенков. Казалось, что она просто не умела раздражаться на людей и не умела говорить «глупые» или «бестолковые». Она говорила «смешные люди» с оттенком грусти, если люди ее огорчали. Чтобы выразить свое отношение к завышенным ценам, за которые эту вещь никто не купит, она возмущенно говорила: «ну, смешные!». И в то же время, когда цены были доступными, такими, что «грех было не купить», она радостно восклицала: «цены просто смешные!». Она могла назвать смешным почти все, используя интонацию, чтобы выразить эмоцию.

Она замечала все на 360 градусов вокруг. И «смешную» женщину, вызывающе накрашенную, наивно согреваемую надеждой привлечь к себе внимание мужчин. И «смешного» продавца, нагло обвешивающего покупателя и глупо полагающего, что это останется безвозмездным. Не в материальном плане, конечно.

- Мое Солнышко, - думал Михалыч. – Я постоянно купаюсь в твоих лучах. Но как сказать о том, что не выразить словами?

Он считал ее Просветленной, Буддой в теле женщины. Когда они познакомились, она ничего не знала ни о восточной философии, ни о медитации, ни о Будде. Ей было смешно, когда он лечил ее, прикладывая руки к воспаленной почке.

- Ну, разве это может помочь? - смеялась она, хватаясь за поясницу.

Она смеялась от слова «энергия». А через пять совместно прожитых лет она уже сама посылала энергию комнатным цветочкам на подоконниках.

Забрезжил рассвет. Михалыч посмотрел на часы и удивился. Времени было уже предостаточно, чтобы полностью освещать комнату, но почему-то в помещении оставался полумрак. Он оделся, вышел из спальни и посмотрел в окно. Небо было затянуто мрачными тучами, собирался дождь.

Он знал, что жена не любит дождь, даже если это гроза в начале мая. Ему-то самому ничего - возьмет зонт, доедет на работу и будет целый день сидеть за компьютером. А она останется дома, займется уборкой или стиркой. А если она наметила поход за продуктами или встречи с подругами, то дождь наломает ей все планы. Он знал, что она позвонит ему и со смехом спросит:

- Вовик, ты что меня не любишь? Почему ты до сих пор не разогнал тучи?

И он будет оправдываться, объяснять, что нельзя менять погоду слишком часто. Что дожди тоже нужны. А она опрокинет всю его логику одним простым утверждением:

- Не нужно совсем отменять дождь. Передвинь его на ночь, например, чтобы он мне не мешал высушить белье и сходить в университет на занятия.

И со смехом добавит:

- Ты такой вредный! Тебе что для меня жалко тучи разогнать? Кто тебя вообще кормит: я или законы природы?

Он вошел на кухню, куда перед ним вбежали домашние коты. Рыжий упитанный котяра, старший в семье, запрыгнул на табуретку. Потом перелез на подоконник и уселся в спокойном ожидании завтрака. Черный худощавый младшенький вился под ногами, отвлекая внимание Михалыча от кастрюльки с их супом.

Михалыч поставил на пол в отведенных для кормежки местах кошачьи тарелочки, помыл руки и направился в спортивный уголок. Повисел на перекладине, растянув позвонки. Покачал пресс, поднимая колени как можно выше. Преодолевая сопротивление магнитных колодок, покрутил педали велоэргометра. Затем он стал напротив окна, успокаивая дыхание и пульс. С высоты седьмого этажа он смотрел на крыши ближайших пятиэтажек и кроны деревьев. Иногда он видел, как по крышам и ветвям с одного дома на другой перебегала невесть откуда взявшаяся в городе белка.

Он выполнил базовые упражнения цигун и рейки-до. Прокачал земную и небесную ци, а затем направил свой мысленный взор сквозь потолок в небо.

- Посмотри на меня, - попросил он солнце. И увидел, как сквозь тучи и крышу дома к нему пробился тоненький лучик. Он поднял руки вверх, вытянул их на сотни метров, пока не ощутил прикосновение к холодным и влажным тучам. А затем, словно разгоняя туман, он несколько раз взмахнул руками и увидел, как ярко засияло солнце на его воображаемом небе.

Пока он завтракал, тучи порвались на части, и в просветах между ними на землю пролился солнечный свет. Коты влезли на подоконник и умывались. Жена сладко спала. Михалыч собрался на работу, захватил мусорный кулек и спустился вниз.

Прямо возле лестницы у входа в подъезд лежал рыжий котенок. Михалыч наблюдал за ним несколько месяцев. Котенка подкармливали разные сердобольные старушки, и из соседнего кафе сотрудники часто выносили много пищевых отходов. Но сейчас котенок лежал как-то странно, на боку, и совершенно не отреагировал на появление человека. Не повернул голову, не повел ухом, не взмахнул хвостиком. Михалыч обошел зверька, наклонился с намерением погладить котенка и заглянул ему в глаза. Глаза рыжика безжизненно смотрели на Михалыча, а изо рта стекала густая струйка темной крови.

Михалыч вздрогнул и отшатнулся. У него возникло ощущение, словно он оступился на лестнице, не найдя ожидаемую ступеньку. И сразу вспомнился сон, в котором он спускался по лестнице какого-то подземного туннеля. Он выбросил мусорный кулек в ближайший контейнер и направился к остановке. Проходя мимо метущей пыль дворничихи, он услышал ее возмущения.

- Держат тут этих питбулей, страх господень. И выводят гулять без намордника. А мне теперь кошачьи трупы убирать. Хоть бы сама подобрала и выкинула в контейнер. Так нет! Она за своим псом побежала. Он ее так волочет, что она еле на ногах может устоять.

Жила у них в доме на первом этаже одна женщина. Держала двух питов, продавала щенков. Этим, видимо, и кормилась, так как никого у нее больше не было, и нигде она не работала. С ее псами уже было несколько инцидентов. То они порвали домашнюю собачку на глазах ее хозяйки, которую потом еле откачала приехавшая по вызову «скорая помощь». То какого-то огромного бездомного пса загрызли на глазах у детей. Как с ней только ни ругались! Участковый к ней приходил, в милицейский участок ее забирали. Но ей все сходило с рук.

Михалыч увидел эту хозяйку питбулей, и у него все затряслось внутри. Собаки были на поводке, но без намордников. Он окрикнул ее охрипшим от нервной боли голосом.

- Ну, что это такое? – спросил он, указывая на трупик рыжего котенка. – Неужели не доходит, что намордники нужно одевать таким собакам! Вы же весь дом уже терроризируете!

- Да, иди ты! – огрызнулась хозяйка питов. – Себе намордник одень!

И гордо держа голову, она вошла в подъезд.

Михалыч шел к остановке, а внутри у него все переворачивалось. Ноги подкашивались, а руки налились тяжелой энергией, как будто он держал кувалду. Он вспоминал, как резвился рыжий котенок во дворе, каким беззаботным было его весеннее детство. Рыжик так и не узнал, каким жарким бывает лето, какой сырой - осень и морозной - зима. Он не успел ощутить, что такое длительный голод, когда о тебе все забыли. Может быть, эта быстрая смерть была лучшим выходом для маленького бездомного животного?

В своем воображении Михалыч одной рукой замахивался энергетической кувалдой на агрессивного питбуля, а другой рукой удерживал кувалду. Ведь пес не виноват, что люди вывели такую породу. Пес не виноват, что его рефлексы требуют кинуться на кота. Виновата только хозяйка! За то, что водит собак без намордника. За то, что противопоставила себя всем остальным жильцам дома. Только она за все в ответе!

Кувалда в руке Михалыча стала еще тяжелее. Тучи на небе снова объединились в один сплошной щит темно-серого цвета. Хозяйка питбулей стояла в его воображении на большой наковальне. Он готов был ее раскрошить, разбить в пыль. Но что-то удерживало его руку от последнего удара.

Он понимал, что таким способом ничего не изменить. Не станет хозяйка питбулей более осознанной, не оденет она на собак намордники, если еще один человек в доме будет против нее. Его агрессия только добавит ей энергию противостояния.

В его уме всплыло предостережение: «Экология пространства!». Внутренним зрением он увидел свою девятиэтажку, окутанную мрачным облаком энергий. Из этого облака тянулись ниточки к жильцам, включая и хозяйку питбулей. Все они, как марионетки в руках кукловода, дергались на ниточках, выражая друг другу свою неприязнь, обиды, гнев, раздражение. Услужливая туманная рука, высунувшаяся из облака, поддерживала наковальню, на которой стояла ухмыляющаяся соседка. Кувалда в руке Михалыча нетерпеливо дернулась, поддетая на крючок свисающей из мрака лески.

- Ну, уж нет, - подумал он и отбросил кувалду в сторону. – Я не буду играть в эти игры.

Он стиснул зубы и, поднявшись в своем воображении на уровень туч, закричал, как дикий зверь. Полыхнула молния, а спустя несколько секунд с неба громыхнуло так, что запиликала сигнализация на автостоянках. Несколько капель дождя упали ему на лицо, маскируя одинокую слезу.

- Прости, Солнышко, - подумал он о жене и о том, что дождь все-таки расстроит ее планы на сегодня. – Это меньшее из зол…