Рецензии
| Человек рождается маленьким, беспомощным, беззащитным, но с
невероятной жаждой жизни и удивительными способностями выживать в
любой среде – будь то волчье логово или королевские чертоги. Только в
каменных замках растут принцы, а в земляных норах – маугли.
Появился я на свет здоровяком. Из всей палаты – что весом, что ростом –
матери на радость, другим роженицам на зависть. Но вот беда – не пошло
мне впрок родное молоко. То ли патриотизм во мне начисто отсутствовал и
впитываться не хотел, то ли ещё какая причина, только мотал я головой,
избегая нацеленного в рот соска, и верещал, истошно, не согласный с
голодной кончиной. То же, что ухитрялась впихнуть в меня мама,
неблагодарно срыгивал.
На счастье моё случилось в палате мёртворождение. Горевала несчастная
очень, и муж её дома – запил, забирать не хотел жену-неудачницу.
Просила она, глядя на наше родственное противостояние:
- Нюр, ну, дай покормить.
В её руках я мигом успокаивался - набивал брюшко контрабандой и
неблагодарный засыпал. Молочная моя мама плакала, а родная злилась.
Возмездие ждало дома. Так и не привыкнув к родному молоку, выживал на
сладенькой водичке и жёваном хлебе. Вопил дни и ночи напролёт, голос
потерял, а потом слабеть стал.
Однажды отчаявшись, отложила меня в сторону мама и сказала:
- Не жилец.
Застонал глухо отец, скрипнув зубами. Сестра смотрела на меня с
деловым интересом, будто гробик примеряя. Но Всевышний рассудил по-
своему.
Заглянула к нам врачиха участковая и всплеснула руками:
- Да у него ж рахит развивается! Что ж вы, мамаша, ребёнка губите? Ну-
ка, бегом к нам.
Вернулись мы в палату, из которой месяц назад выписались, и пошёл я по
рукам - ел от брюха, пищать перестал, поправляться начал.
- Большой любитель чужого добра растёт, - смеялись женщины.
А мама на своём:
- Троих вскормила. Что ж этот как подкидыш?
Врачи:
- Бывает. Несовместимость.
Мама моя человёк упёртый, ей врачёвы домыслы по барабану. И что было
бы со мной, не явись на выписку за нами отец, одному Всевышнему
известно. Но он прибыл и строго из-под сдвинутых бровей глянул на жену,
услышав диагноз.
- Коровка есть? – напутствовали врачи. – Вот и кормите малыша. Кашки
варите, творожок. И везде, везде рыбий жир добавляйте….. Слышите?
Рыбий жир спасёт вашего потомка.
Я притих в кулёчке одеяла, чуя кульминацию недолгой жизни.
Отец взял меня на руки и с тех пор не выпускал до самой своей кончины
– не в буквальном, конечно, смысле.
Вот с такими мироощущениями и вошёл я в сознательную жизнь:
- с болезненной, порой доходящей до абсурда любовью и опекой отца;
- с незаметной, практически не проявляющейся, однако подспудно всегда
присутствующей неприязнью матери;
- с презрением старшей сестры – «рахитик!»
- с тошнотворным вкусом и запахом рыбьего жира. | | Мало солнце, но хватает его на весь раскинувшийся под ним край. И от
него колеблется маревом горизонт. Слепящий блеск играет в зеркалах
бесчисленных озёр. Чуть приметными морщинами рождаются под ветром
волны и, разгоняясь на просторе, набирают мощь, вскипают пенной
гривой, без устали моют прибрежные пески и раскачивают камыши. Рыба,
дичь кишмя кишит.
Меж озёр громоздятся горы, замшелые, до самой макушки заросшие
шиповником, акацией, сосной и берёзой. В густых лесах, в горных
распадках, в низинах и долинах, в степях и поймах рек – всякой птицы,
всякого зверья можно встретить.
В утробе седых громад, размытых, разрушенных, навороченных – и
железо, и медь, и золото, и ртуть, и свинец, и графит, и цемент, и чего
только нет, а уголь чёрным глянцем выступает по всем трещинам, залегает
могучими пластами. Под мохнатыми корнями вывороченной бурей вековой
сосны вдруг тонко заиграют радугой искристые самоцветы.
От гор, от лесных озёр потянулись на юг степи, потянулись и потеряли
границы и пределы. Когда плужный лемех режет в широком поле борозду,
отваливается такая мягкая земля, что не земля, а пух, хоть подушки
набивай. Но иной раз вывернется со скрежетом проржавелый железняк
или скругленный некогда речными струями булыжник.
Какую удивительно родящую силу таит в себе эта земля! Вспашешь
стерню иль целину, былинки не оставишь от буйного царства зелени –
глядь, после дождя побеги пошли, глядь – и затянулась чёрная рана.
После долгой зимы, заслезится под лучами снег, сойдёт, прольют дожди,
напьётся жадная земля, а потом начнётся радующая глаз и сердце
безумная борьба за жизнь всего живого.
Кто же хозяева этого чудесного края?
Мордва, чуваши, башкиры живут здесь с незапамятных времён.
А вслед за Ермаком Тимофеичем пришли и расселились по берегам рек и
озёр донские казаки. Диким и страшным тогда казался край. Трескучими
морозами, слепящими метелями пугал Седой Урал. Повылазили из болот,
из камышей скрюченные, пожелтевшие лихорадки, впились в донцов, не
щадили ни старого, ни малого, много сгубили народу. В кривые сабли и
меткие стрелы приняли пришельцев инородцы. Плакали казаки,
вспоминая родной Дон, и день, и ночь бились с болезнями, «татарвой», с
дикой землёй - нечем было поднять её вековых, нетронутых человеком
залежей. И выстояли, выжили, подняли землю, развели скот, обустроили
станицы.
В пору царствования Екатерины Великой безвестный на Урале
петербургский сановник граф Николай Мордвинов выиграл в карты
деревеньку без земли в Курской губернии, а другую выменял на борзых, и
пригнал крепостных в эти места. Первые поселения крестьян на Южном
Урале так и назывались в честь барина-благодетеля – Николаевка да
Мордвиновка. Повторилась вновь трагедия первопроходцев - и нужда, и
голод, и стычки с инородцами. Но выжили «куряки» и прижились на
Южном Урале - распахали целину, понастроили деревень да хуторов с
церквями, школами. | | Мама – доктор биологических наук, профессор МГУ. Также она увлекается
минералогией. За труд о самоцветах Урала ей присвоили ещё одну учёную
степень – правда, кандидатскую. У неё своя кафедра, и на ней существует
Клуб Путешествующих Дилетантов (КПД) – её собственное детище и
название. Каждое лето с командой из увлечённых студентов, аспирантов,
молодых учёных, причём разных факультетов, даже ВУЗов, она
отправляется в дальние уголки нашей необъятной Родины. Кроме сплава
по рекам, таёжных костров и горных восхождений они попутно изучают
быт и культуру края, историю, геологию, флору и фауну. Материалы,
привезённые из двух-трёх месячной летней экспедиции, изучаются и
обрабатываются весь год. Новый маршрут выбирается общим
голосованием. Мне это ужасно нравилось, и я всё настойчивее просился с
мамой «в поле». Ответ не отличался разнообразием – подрасти. И вот я
подрос настолько, что за мной пришли из МУРа. Но об этом ниже, закончу
про маму. Дочка генерала, она воспитывалась мамой, ныне покойной
бабушкой моей. Пробовала себя в гимнастике, музыке, литературе,
живописи. Везде у неё были весомые успехи – одарённая личность. В
конце концов, выбрала биологию – науку о жизни. Её труды печатались,
она ездила на международные симпозиумы. Я думаю, она много умнее
папы - поэтому у нас в семье, по выражению бабушки, «тишь, да гладь, да
Божья благодать».
Вот вроде бы и всё о членах семейной инквизиции, собравшейся судить
меня, незадачливого. Ах да, внешний облик - кто на кого похож.
Ну, дед – это Генерал с большой буквы, хотя и ходил всегда в штатском.
Он не жил с нами - у него была квартира в Центре и дача в пригороде. Там
мы обитали летом, встречали и отмечали праздники во все оставшиеся
времена года. А похож он на Будённого – вот такие усища!
Бабушка – тихая, вежливая (даже в воркотне своей), уступчивая
женщина. Она полностью посвятила себя кухне и нашему пропитанию, а
также чистоте в квартире. Свои у неё были только воспоминания и ворох
фотографий (много – пожелтевших) в картонной коробке.
Папа – кругленький, среднего роста мужчинка, с брюшком и большими
залысинами. Открывая входную дверь, он возвещал:
- Бобчинский прибыл.
- А Добчинский? – подыгрывала мама.
- В пивнушке шельмец.
Иногда мама, озабоченно поглядывая на часы:
- Где же Добчинский с Бобчинским? Этак мы в театр опоздаем.
Мама – худенькая, очень красивая женщина с изящной фигуркой и
манерами генеральской дочки. Однако очевидцы проговорились, что в
походах у костра она пила водку из бутылки, курила папиросы и ругалась
матом, если на пути встречались субъекты, препятствующие её
благородным замыслам. И с трудом не верится - хоть одним бы глазком,
хоть краешком уха…
Такая вот моя семья.
Теперь о себе. Нормальным ребёнком был, потом подростком. Играл в
футбол с пацанами во дворе, с отцом в шахматы на диване, глазел в
микроскоп на мамины минералы, лепил с бабушкой пельмени. Меня ни в
чём не ограничивали, ни к чему не принуждали.
- Талант, если он есть, - говаривала мама, - обязательно проявится. А если
его нет, то и незачем насиловать человека – жизнь один раз даётся.
Талант проявился, но не там, где его ожидали.
Отец надеялся, что я поступлю в МГИМО и совершу то, чего лишили его
обстоятельства – стану великим дипломатом. Мама видела меня студентом
МГУ и обязательно её факультета. По этому поводу они не спорили – мои
школьные успехи и природные дарования, а также отсутствие серьёзных
увлечений спортом, искусством и девицами, давали им надежду, что мне
по силам обучаться и закончить оба ВУЗа одновременно. Я не возражал.
До поры до времени. Но вот однажды… | | О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг.
И случай, бог изобретатель
(А. Пушкин)
Билли
Создатель предписал, и я явился в срок;
Про Веру и Любовь был первый мой урок...
Я сердце истерзал, Он ключ из сердца сделал,
С сокровищницы тайн позволил снять замок.
(О. Хайям)
1
Когда за офицером МУРа закрылась дверь, дед покрутил пальцем у виска
и произнес:
- В семье не без таланта.
Это обо мне. И все поняли, что он имел в виду. Консилиум состоялся
немедленно: вся родня налицо – отец, мама, бабушка. Вот дед не остался
- генерал, человек занятой. Но, уходя, с порога заявил:
- Присоединюсь к решению большинства. А если ремень присудите, то
рука ещё не ослабела.
Он продемонстрировал кулак весь в веснушках, как мордашка
первоклассницы, и таких же габаритов. А я сидел на диване и тяжко
вздыхал. Меня только что отмазали от тюрьмы, колонии для малолетних
преступников, от СИЗО или, по крайней мере, «обезьянника». Семью от
позора. А такую семью, скажу, нельзя позорить ни в коем случае.
Судите сами.
Дед – папа мамы, генерал ГРУ. Больше о нём ничего не знаю, и не
положено.
Бабушка – мама папы, заслуженная учительница (или учитель?)
Башкирии. Преподавала естественные науки в одном из сёл Предуралья.
Там и вырастила одна сына медалиста и умника, без экзаменов
поступившего в самый престижный ВУЗ страны. Теперь она на пенсии,
живёт с нами, кормит папу пирогами, меня пирожками.
Папа – краснодипломник МГИМО. Ему прочили блестящую
дипломатическую карьеру. Она так и начиналась, но Родина потребовала
от сына своего исполнение патриотического долга. Долг был исполнен, а
карьера загублена. Британские секретные службы не докопались до
фигурантов политического конфуза и выслали молодого дипломата (в том
числе) из страны – а могли бы посадить и надолго, знай всей правды.
Отец ушёл из МИДа, осел в одном из кабинетов того самого заведения,
которое испортило ему дипломатическую карьеру. Подшивал бумажки и
аккуратно в начале каждого часа прикладывался к горлышку сосуда с
коньяком, который покоился во внутреннем кармане пиджака. Ещё дальше
– в дальнем углу никогда неоткрываемого ящика хранился заслуженный,
но не любимый орден. Для него даже не было проверчено дырки ни в
одном из френчей хозяина. Отец не то чтобы тяготился службой в Конторе
– не горел, не увлекался, не стремился - просто отбывал положенное
время за вполне приличную зарплату. Постоянно выпивая, он никогда не
напивался – то ли привычка, то ли специальные (для шпионов) таблетки.
Мама деликатно не замечала его слабостей и всячески поддерживала
авторитет главы семьи. |
|
| 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
