1971 – июль

 

Впервые покидаю пределы Таджикистана: едем к родственникам на Кубань. Летний поезд Самарканд – Красноводск - настоящий тест для космонавтов. Причем с обязательным условием: испытуемые тоже должны

быть во всем новом. Шерстяные черные брюки, темно – серую рубашку, жалобно повизгивающие на асфальте туфли. Именно так я наряжен в этот июльский денек. Как к празднику Первомая. Осталось, кстати, загадкой: почему именно к торжеству солидарности трудящихся нужно так щеголять.

Но в данном случае логика присутствует: уезжали то лет десять назад с парой чемоданов. Нужно показать, чего достигли.

….При температуре за сорок не хочется ни дышать, ни есть, ни разговаривать, ни спать. Хочется пить холодную газировку. Много и часто. Но больше всего хочется спрыгнуть с этого душного, зловонного, громыхающего поезда и спрятаться в холодильнике.

Конечно, облегчить жизнь можно. Например, достав из багажа маечку ласкового синего цвета и трико с грустно обвисшими коленками. В поезде это почти мужская униформа. Семейный вариант, так сказать. Но в нашем купе - девочка из туркменского города Небит Даг с потрясающим именем Люда. Поэтому приходится круглые сутки быть при полном параде. Наши верхние полки напротив и мы трещим маниакально. Впервые я за пределами сферы обычного обитания. Есть шанс предстать таким, как хочу себя видеть. Не то, чтобы вру напропалую, но все же привираю. К счастью матери сдружились и нам почти не мешают, уличить некому.

… Поезд, как измученная жарой и голодом собака, медленно – медленно тащится по пустыне, высунув вместо языка грязнючий тепловоз. Наш вагон, кстати, предпоследний, а потому, когда собака виляет на поворотах хвостом, швыряет изрядно. Останавливаемся очень часто. Даже на крошечных разъездах, где вблизи полотна теснятся слепленные из глины, сколоченные из досок и фанеры убогие жилища. Как можно здесь жить?!

….. Поражает старый туркмен в соседнем купе. На нем чапан (!), сапоги и он пьет горячий чай!! Пот льет с морщинистого лба, но аксакал блаженствует, причмокивая и шумно втягивая в беззубый рот крошечные порции зеленого чая. Чайник маленький, сын старика то и дело бегает за кипятком.

Жить, дышать относительно комфортно можно только при движении поезда, особенно если в тамбуре открыть дверь. Проводники, естественно, с этим борются, но вяло. Они и сами торчали бы в проходе все время, высунув голову навстречу, хоть и горячим, но все же освежающим потокам ветра.

…..С появлением пограничников (дорога местами проходит вблизи иранской границы), все дружно перебираются в глубь вагона. Когда в очередной раз солдат поднялся по ступенькам, мы с Людой задержались. Парень глянул в нашу сторону, и отвернулся. У него автомат, на боку фляжка, сапоги с потертыми голенищами, но дольше всего смотрю на его спину. Гимнастерка прежде была зеленой, но теперь от изумрудного цвета немного осталось. Огромные белые круги кажутся жесткими. Если бы не шум поезда, мы, наверное, услышали бы как складки формы, многократно просоленные потом, похрустывают при каждом движении…Я так горд, что он не прогнал нас, так счастлив, что не смотрит в нашу сторону.

……………………

 

П.С. Вернувшись домой, впервые в жизни написал письмо ДЕВУШКЕ.

Признался, что на самом деле закончили не девятый, как она, а только восьмой класс, рассказал о впечатлениях от поездки. Ответ пришел быстро. Она обрадовалась письму, поделилась новостями, а главное, сообщила, что еще в поезде знала о моем возрасте. Ведь наши мамы тоже общались... Я вспомнил свои байки, представил, как она слушала истории из жизни моего «девятого класса»….И не смог ей больше написать.