Гостиная № 2 Зала Прозы. Тексты размещать может только Председатель Зала! | ПЕРЕХОДИМ К ДИСКУССИИ С УЧАСТНИКАМИ ПОЕДИНКА
ГОЛОСОВАНИЕ ОКОНЧЕНО
Закончился 6-й поединок Кубка Английского клуба. Он проходил между рассказами «Сандалики»» - автор Игорь Колесников и «Случай в осеннем лесу» - автор Галина Димитрова
Со счётом 16:15 победу одержал рассказ «Случай в осеннем лесу».
Поздравляем Галину Димитрову с победой!
ПЕРЕХОДИМ К ДИСКУССИИ С УЧАСТНИКАМИ ПОЕДИНКА
Сандалики
Игорь Колесников
– Вовчик, а расскажи про сандалики. Мне так эта история нравится! – Валя хозяйским взглядом оглядела стол – всего ли вдоволь в тарелках.
Шумное семейное застолье вступило в разговорную стадию. Подопустели салатницы, подутих звон фужеров, подобрели, подрасплылись в довольных полуулыбках лица гостей.
Вовчик, а точнее, Владимир, старший сын, не заставил долго уговаривать. Подался на стуле вперёд, пригладил лысину и начал рассказ:
– Тогда к нам бабушка, папина мама, – он кивнул в сторону юбиляра, – приехала. Жила у нас. И меня в первый раз в садик повела. Привела и оставила. Говорит, вот тебе сандалики, в которых в группе надо ходить. А эти, уличные, снимай и в кабинку ложи.
Ну, я уличные сандалики снял, но в кабинку не положил. Вдруг сопрут! Взял с собой, в уголок сел, сандалики рядом поставил. Дети играют, бегают, орут, а я сижу – сандалики караулю.
Потом воспитательница говорит – всё, дети, одеваемся, выходим на прогулку. Я, значит, сандалики эти снял, уличные одел. А те с собой взял. Неудобно с сандаликами играть. Сижу на лавочке, стерегу. Всем весело, а мне скучно. Надоело, встал тихонько, через забор перелез и домой пошёл. Дома говорю бабушке – бабушка, не выдавай меня! Я из садика сбежал. И сандалики к груди прижимаю.
Но бабушка рассердилась, наругала меня и обратно в садик отвела. С сандаликами. А там, кажется, никто и не заметил, что я уходил.
– Сандалики! Как мило! Ой, не могу! – Валентина чмокнула мужа. – Вовчик в сандаликах! Обнять и плакать.
– А, тогда проще было. Про маньяков в газетах не писали. – младший сын Витька огладил бороду. – Помню, я сам в садик ходил. Через две дороги. Воспитательница увидела, спрашивает – а кто тебя привёл? Я говорю – никто, сам пришёл. Она глаза выпучила – как сам?! Через две! дороги?!
– Да-да, зато сейчас мамаши с детьми носятся, как курица с яйцом. – внучка Вика потянулась за нарезкой. – К нам тётка устраиваться приходит, спрашивает, какой график работы. А то ей же, мол, сына из школы забирать. А сколько лет сыну – спрашиваю. Оказывается, пятнадцать. Пятнадцать! Да его женить уже пора, а не за ручку из школы водить.
– Ну да, мы шамоштоятельнее были. – Витька прожевал и заговорил более внятно. – Помню, лет десять мне было, поехали мы к одному пацану на дачу. На великах. Втроём на двух великах. Этот пацан говорит, Игорь его звали, километров двадцать всего. Вот и поехали. Сначала-то ничего было, а потом подъём начался. Мы по очереди третьего пацана на рамках везли, но в конце концов силёнки кончились, пришлось пешком идти. Ещё и дождь пошёл. Короче, не помню, как мы добрались, но помню, что Игорев отец вечером нас всех троих в люльке мотоцикла обратно привёз. Запихал в люльку, закрыл наглухо пологом и повёз. А велики потом, через неделю только вернул.
– Тогда нельзя было не быть самостоятельными. – добавила Валентина. – Я вообще в деревне жила, так всё умела делать. Мне лет семь, а я уже на охоту сама ходила. С тозовкой. Потому что знала, что нужно две белки добыть, шкурки ободрать, высушить и сдать, а на эти деньги купить муки, сахару, крупы. Могла печь растопить, похлёбку сварить, корову подоить, масло взбить.
Волосы у Вали сползли на лоб, но никто не заметил.
– Не скажи! – в диалог вступила Марина, Витькина третья жена. – Вот у меня у знакомых сыну девять лет. Отец приехал его из компьютерного клуба забирать, а тот не доиграл ещё. Папаша взбесился, говорит, или ты через две минуты выходишь, или я без тебя уезжаю. И уехал. В общем, парень наигрался, выходит, нет никого. Телефон у него сел. Пошёл на автобус, доехал до дома. Там нет никого. Они потому что должны были на дачу ехать к родственникам. А денег у него больше не было. И дома не нашёл. В общем, пошёл пешком к бабушке через весь город. Пришёл, а её нету дома. А уже поздно, темно. И он пошёл на дачу к родственникам. Это пятнадцать километров. Тут мать вернулась с работы, сына нет. Звонит отцу. Тот удивляется – как не пришёл? Звонят бабушке. Та не знает. Звонят родственникам. Те спят уже, не отвечают. Побежали в полицию. А в полиции сейчас заявления о пропаже детей сразу принимают. Начали искать. В общем, полночи искали, мать уже все слёзы выплакала, отца убить готова, а тот и сам понимает, что накосячил. Приехали на дачу к родственникам, разбудили. Те говорят, не видели. Потом говорят, а вы в баню загляните. Пришёл, наверное, поздно, будить постеснялся, вот и лёг спать в баню. Заглядывают – точно! Дрыхнет. А вы говорите…
Глаза у Марины были разными – один зелёный, другой чёрный. И смотрели как будто в разные стороны, но это никого не смущало.
– А чего это мы закисли? – встрепенулся Виктор и потянулся длинной рукой за бутылкой. – А ну-ка, Машка, – повернулся к дочери, – давай, скажи что-нибудь деду!
– Дорогой дедушка! – одиннадцатилетняя Маша отложила книжку и как будто подняла бокал. – Желаю тебе прожить ещё много-много лет, но только в здравом уме!
Она старалась говорить тоненько, но голос сипловато дребезжал.
– Вот так сказала! – улыбнулся её отец, и все улыбнулись. – Святая простота!
Юбиляр тоже улыбался нарисованной улыбкой, при этом мирно спал в своём кресле, казалось, глаза его не просто закрыты, а их и вовсе нет. Все, кроме него, беззвучно чокнулись.
– Да, в детстве часто сначала делаешь, потом думаешь… – раздумчиво протянул Владимир. – Помню, зимой в спортивном лагере на дискотеку с лыжными палками пришёл. Думал, классно. А меня потом за дурачка считали.
– Ага, а мне нравилась девочка из параллельного класса, – пуговки глаз Виктора нацелились на жареную курицу, – я знал только, что у ней фамилия Ерёмина. На школьной дискотеке всё хотел к ней подкатить, но не знал как. И тут заиграла песня Статус Кво «Ты в армии». Знаете же. И мне всё казалось, что в припеве явно поётся «Ерёмина». Прикольно же! Чем не повод? Я подгадал под припев, подошёл к ней, страшно кривляясь и как-то коряво пританцовывая, и громко проорал в самое ухо: «Ерёмина»…
– И что дальше? – полюбопытствовала Валя. – А что, хлеба нет больше?
– А ничего! Короче, она Ермолаева оказалась. А была бы Ерёминой, глядишь, мою фамилию бы взяла. Вот поневоле задумаешься после этого, что бы изменилось, если бы сделал так, а не иначе. Например, если бы мы собрались сегодня в кафе, как и было задумано, а не у Вовки с Валей. А что, хлеба нет больше? Машка! Дуй в магазин за хлебом!
– Ну пап…
– И не нупапкай! Не дедушку же будить. Мы для чего тебя родили? Одела сандалики – и чтобы одна нога здесь, другая там!
– Сам одевай свои сандалики! В кроссовках пойду… А сандалии эти дурацкие выброшу по дороге!
* * *
– Внимание, аудитория! – трёхмерное изображение профессора появилось в палате, но пожилая женщина с измождённым лицом как будто не обратила на него внимания. – Перед вами уникальный случай психического расстройства, названный мной «циклической мнемофазой». Пятьдесят лет назад пациентка перенесла сильнейший шок из-за того, что все её близкие погибли в результате теракта, когда был взорван целый подъезд жилого дома. Саму её спасло только то, что она отлучилась в магазин.
Студенты в очках виртуальной реальности с интересом рассматривали убогую комнатушку, всё убранство которой состояло из кровати, тумбочки и табуретки, на которой за склеенным из картона столом на бумажных стульях восседала компания странного вида убогих самодельных кукол, кое-как сшитых из разноцветных лоскутков явно не очень умелой рукой. У некоторых кукол были пуговичные глаза, не всегда одинаковые, а кто-то и вовсе обходился без них. Все фигурки имели чрезвычайно затасканный вид – швы забахромились, бока засалились, руки и ноги вот-вот готовы были оторваться, а нитяные волосы повылезли и кое-как держались на уродливо набитых ватой головах.
– В результате психологической травмы, – продолжил профессор, – в памяти пациентки во всех подробностях осталась лишь единственная сцена семейного торжества, непосредственно предшествующая трагедии. Никто не помнит, когда и как пациентка смастерила этих кукол, каждая из которых олицетворяет погибшего родственника. Но с тех пор каждый день по несколько раз она разыгрывает в лицах один и тот же сценарий – дословно повторяет все реплики и действия участников того праздника. Для неё в мире не существует ничего, кроме этого стола, этих кукол и этого часа, когда все родственники были живы и счастливы, собравшись вместе за трапезой. Она снова и снова переживает тот небольшой промежуток времени. Предположительно, пациентка подсознательно надеется на то, что итог встречи будет другим.
– Ужасно! – охнула какая-то студентка. – Неужели нельзя её вылечить?
– К сожалению, все наши попытки оказались безрезультатными. Но вы – наша молодая смена – дерзайте! Может быть, у вас это получится.
– А что у неё в руках? – кто-то обратил внимание, что женщина прижимает к груди нечто бесформенное, похожее на клубок растрепавшихся ремешков.
– Это её сандалии. Когда она поступила в больницу, не отвечала на вопросы, не реагировала на внешние раздражители, только крепко держала эти сандалии. С тех пор она их не выпускает из рук.
* * *
– А чего это у нас водка стынет? – папа опёрся короткой рукой о стол и потянулся к бутылке.
– Вовчик, а расскажи про сандалики! – Машка придвинула тётю Валю к дяде Вове, встряхнула вколоченными седыми волосами и улыбнулась.
Случай в осеннем лесу
Галина Димитрова
Осень двулика. Она напоминает мне памятник Гофману, увиденный в маленьком приморском городке: творец с неограниченной фантазией и законопослушный прусский юрист. Вот и осень, с одной стороны – добрая сказочница, радующая глаз своим разноцветьем, с другой – дама хмурая и депрессивная, - одним словом, злюка. Я люблю только первый лик осени - «бабье лето», второй же всегда наводит тоску.
История эта произошла в тёплом сентябре прошлого года, а вспомнилась сейчас, когда ночью пробегали тёплые ливни, а днём пригревало осеннее солнышко, и «тихая охота» вновь поманила в лес.
Вот и тогда села я в свой старенький «Мерседес» и отправилась по грибы. Мне нравится бродить по лесу в одиночестве, когда не надо отвлекаться на ауканье и можно окунуться в колобродье мыслей. Заблудиться в этом лесу невозможно: обязательно выйдешь или на дорогу, или к дачным участкам, или в поле. И бояться нечего – людей как в парке, звери не водятся, разве белка нечаянно швырнёт шишкой. А воздух какой! Кажется, его пить можно. И красота душу радует - на зелёном фоне начинают золотиться листки берёз, осины одеваются в багровый наряд, а гроздья рябины рыжие, как шёрстка моей кошки. Увидишь хороший гриб – и сердце замирает. В такие минуты жалею, что не дал мне Бог талант художника.
Брела я по осеннему лесу и думала о том, что дети мои не любят такое времяпрепровождение, им бы лучше за компьютером сидеть целыми днями, а ведь маленькие с удовольствием со мной по грибы ходили. Лезли мысли о неотвратимо приближающейся пенсии, которая будет с гулькин нос, и всё равно работать придётся. А то бы уйти на заслуженный отдых и гулять каждый день вот так всё «бабье лето». Интересно, по-моему, в Европе едят только шампиньоны, искусственно выращенные, и в лес по грибы европейцы не ходят. Хотя возможно «проникновенье наше по планете» и в заграничных лесах след оставило. Лесные-то грибы – самые вкусные. Никогда я не хотела уехать из своей, пусть нищей и больной на всю голову страны. Эти минуты общения с природой гасили весь негатив современной жизни. Под такие «мысли-скакуны» я радовалась каждому найденному грибку и наслаждалась прогулкой.
Брела и слушала шорох опавших листьев, скрип треснувшей под ногами ветки, загадочный шелест осин. «Ш-ш-ш», - успокаивающий звук, примиряющий мысли.
Неожиданно эту знакомую песню леса нарушили посторонние звуки. Я прислушалась, показалось – это птица так странно поёт, как будто зовет кого-то. Но по мере приближения к источнику непонятных звуков, всё отчетливее различались горькие всхлипывания.
В глубокой воронке, оставшейся со времён войны, на корточках сидел ребёнок и горько плакал. Таких «грибов» мне ещё находить не приходилось.
- Ты чего? – спросила я. - Никак не выбраться? - от рыданий он даже ответить не мог, только закивал. – Не плачь, я тебе постараюсь помочь.
Протянув руку, поняла, что мальчику никак не дотянуться. Тогда я стала снимать с джинсов ремень, а мальчишка сквозь всхлипы тихо спросил:
- Тётя, ты меня бить будешь?
- Да что ты, малыш, я тебе спущу ремень, а ты цепляйся, только крепко держись. Попробуешь?
Ноги ребёнка скользили по глинистой почве, несколько раз он срывался обратно в яму, видно плохо зацепившись за ремень, но совместными усилиями нам удалось достичь успеха. Всхлипы слышались всё реже.
- Как тебя зовут? – я смотрела на чумазое личико, и сердце сжималось от жалости: сколько же неприятных минут ему пришлось пережить в этой яме…
- Спасибо, – мальчуган шмыгнул носом. - Лёхой меня зовут, - он явно не знал, что делать дальше.
- А меня зови Алиной. Я не люблю, когда тётей называют. Договорились? Сколько тебе лет? – мальчик был маленьким, явно дошкольником.
- Шесть. На будущий год в школу пойду, – Леха плакать перестал.
- Как же ты здесь оказался? Сбежал от родителей, что ли?
- Я заблудился, - он опять шмыгнул носом. – Мы гуляли в лесу с мамой и дядей Толей. А потом сели в беседке перекусить. Я поел, и мне стало скучно. Лягушка скакала, я за ней пошёл-пошёл, она так смешно лапками дрыгала. И не понял даже, как в эту яму скатился.
Беседку около перекрёстка двух лесных дорожек я знала, это не так далеко. Как же умудрились горе-взрослые потерять в лесу маленького ребёнка?
- Ты кричал?
- Сначала я испугался, что меня накажут, хотел вылезти и найти маму. Но всё время соскальзывал и стал звать её. Потом заплакал, страшно стало.
- Ладно, полдела мы сделали, теперь надо найти твоих родителей. Вы на чём в лес приехали?
- У дяди Толи здесь дача. Он нас на машине привёз.
- Пойдем-ка к беседке, может, твои ещё там, – Лёха с надеждой посмотрел на меня.
Мальчонка потихоньку совсем успокоился и по дороге рассказывал мне о детском садике, о маме и дяде Толе, который с ними живёт не так давно.
В беседке было пусто, и только валявшаяся на полу пустая бутылка из-под водки наводила на грустные размышления.
- Лёш, а ты помнишь дом дяди Толи? Найти его в посёлке сможешь?
- Смогу, это прямо у дороги, - как-то по-взрослому ответил малыш. И мне показалось, что не очень хочется ему оказаться в том доме.
Я взяла ребёнка за руку, и мы пошли по лесной дорожке в сторону дачного посёлка.
- Лёш, а мама твоя работает? – поинтересовалась я. Не думалось, что Лёшина мама злоупотребляет спиртным: мальчик был ухоженным и не производил впечатления заброшенности.
- Да, она диспетчер в таксопарке. А дядя Толя там таксистом работает, – ответил Лёша и важно добавил, - а я, когда вырасту, стану лётчиком.
- Здорово! Будешь летать в разные страны, – немного замявшись, я спросила. - А папа у тебя есть?
- Не-а. Мама сказала, мой папа растворился, когда узнал, что я рожусь, ой, родюсь, - Лёха почесал затылок. – Мы с мамой и бабушкой раньше жили. А потом бабушка умерла. Теперь дядя Толя с нами живёт. Мама говорит, что в доме должен быть мужчина - хозяин. Я тоже мужчина, только пока ещё маленький, – Леха вздохнул. - А когда вырасту, сам буду хозяином, – говорил мальчишка складно, не картавил. Настроение его изменилось, и о недавних слезах напоминали только тоненькие светлые бороздки на чумазой мордахе.
Я чувствовала, мальчонка подустал, да и мне легче идти по мшистому лесу, чем по утоптанной дорожке. Однако мы торопились, неизвестно, что предпримут взрослые для поиска ребёнка. Я представила, как обрадуется мама мальчика…
Лишь только показались домики дачного посёлка, Лёха протянул руку и показал пальчиком:
- Алина, вот этот дом. Пойдём со мной, а то мама ругаться будет, – мальчик заметно занервничал. Из калитки нам навстречу уже неслась молодая женщина. Она схватила Лёшку за плечи и что есть сил, начала трясти:
- Ах ты гад такой! Изверг! Я уже в МЧС звонить хотела. Где ты был, паразит? – женщина сорвалась на визг, а мальчик снова заплакал.
- Зачем вы так? – вмешалась я. - Ребёнок пережил такой стресс, а вы на него орёте.
- А я как будто стресс не пережила! Уже не знала, что и думать, – женщина не была пьяна, но я уловила запах алкоголя. – И вообще, что вы лезете не в своё дело? Это мой ребёнок, и я знаю, как его надо воспитывать.
Вдруг Лёха вырвался и прижался ко мне. Я увидела приближающегося к нам невысокого крепкого мужчину, явно хорошо поддатого, одетого в камуфляж. На ходу он вынимал из штанов ремень с тяжёлой армейской бляхой.
- Я вот тебе покажу, как взрослых не слушаться. Запомнишь, что от матери нельзя ни на шаг отходить, – и обращаясь к женщине. - Говорил же, никуда он не денется. А у тебя сразу истерики, – я заметила: в глазах женщины метнулся страх, но она молчала, а мужик был уже совсем близко. Тогда я выступила вперёд и твёрдо сказала:
- Не смейте бить ребёнка! Уберите ремень сейчас же. Вам самим надо было получше следить за малышом.
- Да кто ты такая, чтобы учить меня, как с писюнами обращаться! А ну пошла отсюда, пока и тебе рикошетом не досталось.
От такой наглости я сначала опешила, но уже в следующую минуту сообразила, что с такими людьми надо вести себя соответственно.
- Если вы сейчас же не уберёте ремень, я напишу заявление в соответствующие органы и вас, - я обернулась к женщине, - лишат родительских прав, а ребёнка заберут в детский дом. Сейчас с этим строго.
- Толя, убери ремень, пожалуйста. Я не хочу лишиться сына, – голос женщины дрожал.
- Подумаешь, нашла, кого слушать – тётку какую-то приблудную, – но, тем не менее, ремень вернулся на место.
- Имейте в виду, я проверю, и если что, сниму побои. Надеюсь, вы оба поняли, Лёша – это человек, который тоже имеет права, – я нагнулась к мальчику, поцеловала его в щёчку, потрепала по смешно торчащему хохолку. – Всё у тебя будет хорошо, Лёха… - повернулась и пошла к своей машине.
Продолжать лесную прогулку мне расхотелось. На сердце кошки скребли, так жалко было Лёшку. Ну почему наши женщины впадают в крайности? Либо напрочь отказываются от личного счастья, обрушивая всю любовь на детей, делая из них самовлюблённых маменькиных сынков, либо устраивают свою жизнь, забывая о детях, разрушая их психику, - лишь бы муж был.
С востока потемнело небо, подул неприятный ветер, видимо, кончается «бабье лето», наступает хмурая злюка – заплачет серыми дождями, вся эта разноцветная красота пожухнет и ляжет под ноги. Будет совсем невесело.
Я уже подходила к машине, когда услышала торопливые шаги. Обернувшись, увидела Лёшину маму. Теперь, когда лицо женщины не было перекошено гневом, я смогла разглядеть её: совсем молодая, почти девочка, очень хорошенькая. Лёшка-то на неё похож.
- Алина, хочу попросить у вас прощения за своё поведение. Очень разнервничалась, когда Лёшку потеряла, - она нервно переминалась с ноги на ногу. - Я его так люблю… Не сдержалась. Извините.
- Ох, девушка, не у меня надо прощения-то просить – у сына. Не позволяйте бить мальчишку. Он такой замечательный и тоже очень вас любит.
- Я для себя всё решила: если Толя ещё хоть раз тронет Лёшку, я уйду. Лучше одна буду с ребёнком.
- Всё правильно. А на Толе этом свет клином не сошёлся. Крест на личной жизни ставить не надо, главное, чтобы было хорошо и вам, и Лёше.
- Спасибо вам за сына, он назвал вас доброй волшебницей, – она улыбнулась и протянула мне пакет с душистыми краснобокими яблоками.
На душе стало легче. И небо снова посветлело, тучи как-то рассосались. Это значило, что сказочница-осень ещё собиралась нас побаловать своей классической красотой.
Сколько потом ни проходила мимо знакомого дома, не видела там ни Лёшки, ни его мамы. Надеюсь, всё у них хорошо. |
| Мне тоже кажется, что участники дискуссии говорят о разных вещах. Особенно Ян, который не единожды вызывал у меня оторопь требованием подправить результаты судейского голосования в конкурсе, чтобы не допустить значительного разбега в оценках.
Для меня, как я уже говорил, неуважение вызовет тот рецензент, что изменил своё мнение, но не посчитал нужным исправить баллы. Мнение может меняться в ту или иную сторону, как мы заметили ранее, и неделя для голосования потому и даётся, что не всегда можно разобраться в работе с бухты-барахты.
Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно...
Уверен, что теперь ведущий не допустит такую оплошность. |
| Игорь! Где, при обсуждении судейства в АК я сетовал за одинаковые оценки? Наоборот. Я говорю, что до даты выставления оценок, участники ведут до потери сознания обсуждения пр-й, их достоинства и недостатки и каждый наконец выставляет свои оценки по своему разумению.
Игорь: " Мнение может меняться в ту или иную сторону, как Вы заметили ранее, и неделя для голосования потому и даётся, что не всегда можно разобраться в работе с бухты-барахты".
Неделя даётся для обсуждения и для голосования.
К примеру, упёртый Кауфман, может обойтись без всяких дискуссий, написать в начале недели рецу и выставить оценки (допустим он улетает на Канары). А Колесников до последнего дня будет спорить, доказывая справедливость своего мнения (насколько это он сделает удачно - это другой вопрос), а в конце недели выставит свои оценки.
Не надо путать мнения, которые, как Вы говорите, могут меняться
Мнения - это причина, а оценки - это следствие. Так давайте определяться поначалу с первым, а потом оценивайте по своему разумению в положенную дату.
Выставление предварительных оценок, с перспективой их переоценок, как сейчас происходит в АК, наоборот ведёт уже к нездоровому подсчёту итого всеми участниками, вызывают подозрения в порядочности и т.п.
Но повторяю - это мои соображения по наблюдениям конкурсов, проводимых в АК. |
| Ян, Вы всё совершенно правильно говорите. Я с Вами полностью согласен. Так почему мы спорим? Потому что спор о другом. Вы говорите об одном, а спорим мы о другом.
Например, что там про Ваше сетование на одинаковые оценки в АК? Во-первых, не в АК, а в некоторых конкурсах ЧХА, где я был судьёй или ведущим номинации. Во-вторых, не на одинаковые, а на разные. Вас, помню, возмущало, что оценки некоторых рассказов сильно разнились у разных судей. Что вы, не могли между собой договориться в форуме - писали мне Вы. И ещё сильно удивлялись, что судьи, оказывается, не обсуждают оценки и не меняют своё мнение в зависимости от мнения остальных.
Здесь мы обсуждаем мнение других, меняем оценки - что Вам ещё надо? Почему Вы опять недовольны? |
| 1. В этой теме мы говорим о судействе в АК и только!
Причём тут Ваши претензии о моих выступлениях в других конкурсах? Почитайте Ваш предыдущий пост.
2. Игорь! Ведите себя по-мужски, а не базарно. Иначе ко мне не обращайтесь. Я не доволен устроенным базаром в АК, (читайте мой пост от 16.06.2019), но доволен, что узнал Вас ближе.
Я высказываю своё мнение по просьбе А.С. о достоинства и недостатках судейства в АК.
Весь скандал, который произошёл в оценке предыдущей пары, произошёл во многом как раз из-за предварительных оценок, которые потом НАГЛЯДНО начали переначивать. С этого момента и начался весь базар - ажиотаж о достоинствах и недостатках рассказов. С Вашим активным участием кстати. Посчитайте, сколько ваших постов написано под этой темой = 75! |
| Мысль, которую я хочу до Вас довести, охватывает любые конкурсы на любых сайтах и вообще любые сферы человеческой (и не только) деятельности на всех обитаемых планетах.
Это правило настолько естественно, что я изумлён до предела, что приходится его кому-то доказывать.
И его можно сформулировать одной фразой: если ты считаешь, что допустил ошибку, то обязан её исправить любыми законными способами. |
| Меня Ваша гигантомания открытий настораживает. :)
Конгениально!
Но нельзя ли конкретнее, ближе к АК?
Это уже напоминает пословицу: "На дворе был кол, на колу мочало, начинай сначала".
Желаю успехов!
Но начинать следует с себя. |
| Коль речь пошла о порядочности-непорядочности, сразу замечу, что, употребив слово "подтасовка", имела в виду подтасовку, получается, вынужденную - из-за нелепого правила не допускать ничейного результата.
Ну, пусть не нелепого), но всё-таки - непонятного. |
| Согласен, Наталия!
В правилах даже намёка на вынужденные подтасовки не должно быть. |
| Напоследок (хотя вряд ли).
В моём понимании судья=справедливость. Именно поэтому к судьям обращаются для разрешения споров. И потому судей выбирают для принятия СПРАВЕДЛИВОГО решения в конкурсах.
Но судейские ошибки, увы не редкость. Как правило, причиной их является некомпетентность судей. Иногда, правда, другие причины, вплоть до личной неприязни или политических убеждений. Помните, сколько споров обычно вызывали рассказы Марии Гринберг? Я вам даже открою небольшой секрет - было дело, что ведущий номинации обращался ко мне - судье с просьбой хорошо подумать над моей довольно высокой оценкой рассказа Марии. К счастью, он не настаивал.
Итак, судейские ошибки не редкость. И страдает, конечно же, автор. Обычно, когда я замечаю явный судейский ляп, я стараюсь защитить несправедливо обиженного автора. Почему-то именно я всегда лезу доказывать судье его неправоту. И плевать мне на судейскую неприкосновенность, которую тоже считаю несправедливой.
Однако автор всегда гораздо больше горит желанием оправдать себя. Обратите внимание, что в этот раз именно Галина указала Ольге на несправедливое замечание в адрес её рассказа. Потому что, когда несправедливо, то, мягко говоря, неприятно.
Не знаю почему, но я, по всей видимости, обладаю каким-то обострённым чувством несправедливости. Настолько обострённым, что другие в найденной мною несправедливости никакой несправедливости не видят. Но я защищаю любого несправедливо, по моему мнению, обиженного автора. В том числе и себя.
Но высшая несправедливость - это подтасовка результатов. Я называю вещи своими именами, для меня подтасовка - это подтасовка. Это из области продажных судей, коррупции и прочее. Смешно? Отнюдь... Считаю, что подтасовка - это преступление. Нарушение доверия. Это как убийство. Да-да, именно убийство доверия. Любой, повторяю, идёт к судье за справедливостью. Например, сосед украл у тебя корову, а судья вынес вердикт, что ты обязан отдать соседу ещё одну. Несправедливо? Конечно!
В конкурсах со справедливостью гораздо сложнее. На самом деле, её нет. И понятно, что вереница обиженных и недооценённых авторов выстраивается на суд Линча судьям после каждого конкурса. Занятно, что несправедливо победившие никогда не размахивают лозунгами о несправедливости.
Здесь мы все судьи. И единственное, что от нас требуется - судить по справедливости. А справедливость у нас одна - честно высказывать своё мнение, потому что только из некоего числа честных мнений может получиться результат, приближенный к справедливому. Чем больше мнений и чем они честнее, тем более справедливый результат.
Поэтому я считаю, что судья=читатель, который судит поверхностно, заведомо необъективно, не признаёт свои ошибки или не исправляет результаты, если его мнение изменилось - преступник.
Всего лишь не исправил свою оценку, если изменилось мнение - для меня преступник. А как назвать того, кто ставит оценку, опираясь на что угодно, только не на собственное мнение? А кем тогда для меня является судья, который нагло на виду у всех подтасовывает результаты, чтобы не было сложностей? Да никем. Пустым местом. Не то что не судьёй - вообще не человеком.
Как видите, я совершенно не успокоился. И не успокоюсь, видимо, никогда. |
|
| 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
К темам проекта
Ответить
