4. Эффект лемминга

 

Наверное, каждому доводилось слышать о существовании универсального философского закона единства и борьбы противоположностей. Но вряд ли кто припомнит из своей повседневной жизни хотя бы пару-тройку ярких примеров его проявления.

Капитан-лейтенанту Орлову порой казалось, что воздействием упомянутого закона насквозь пронизана вся окружающая действительность. Достаточно оглянуться вокруг или прислушаться…. Ага, что это там за крики – никак, опять мичмана ругаются? Оно и немудрено: сложно найти столь непохожих друг на друга людей как Михайлов и Бересов.

Старшина команды тральных электриков, Вася Михайлов, чернявый и тщедушный, ко всему относится безразлично, ничего не умеет и не хочет, зато постоянно подчёркивает тот факт, что он есть военный профессионал и, следовательно, спрашивать с него надо столько, сколько ему заплатили. Так и говорит: «пусть они думают, что мы служим, а мы будем думать, что они нам платят». Как-то во время совместных с американцами военных учений Вася стал свидетелем такого случая: американский бронетранспортёр съезжал с аппарели и при этом застрял. Экипаж вышел и спокойно прохлаждался в сторонке, пока не прибыли техники, которые благополучно и спустили машину на берег. Заинтересовавшись произошедшим, Михайлов выяснил, что в американской армии каждому положено отвечать только за выполнение своих обязанностей. Кто-то эксплуатирует технику, а кто-то её обслуживает. Более того, если бы экипаж попытался действовать по своей инициативе, но при этом с бронетранспортёром что-то случилось, пришлось бы нести материальную ответственность. С тех пор Михайлов часто приводит этот случай с американцами в качестве примера профессионального отношения к делу. При этом опускает тот факт, что сам он никакими выдающимися профессиональными качествами не обладает.

Старшина команды мотористов, Гена Бересов, напротив – блондинистый и дородный. Мастер военного дела, но этим не кичится, а, наоборот, старается постоянно совершенствовать свои знания – дистанционно обучается в университете на юриста. Этому до всего есть дело, особенно любит проводить тренировки по борьбе за живучесть. Прикажет всей боевой части 5 надеть противогазы с заклеенными бумагой стёклами и – давай гонять подчинённых по машинному отделению. Бойцы бегают, вслепую включают механизмы, заделывают учебные пробоины, применяют средства пожаротушения. А мичман стоит с секундомером и нормативы измеряет. А что, как говаривал Суворов: «Тяжело в учении – легко в бою».

Только поссорились Вася с Геной не на профессиональной почве. Приходится двум столь противоречивым натурам делить общий кров, вот и случаются иногда бытовые конфликты. Третьего дня Михайлов притащил в каюту здоровенного кота. По уставу на корабле животных заводить не запрещается, но для этого нужно получить разрешение командира. Орлова Вася побаивался, поэтому за разрешением не пошёл, а решил держать зверя тайно. Оборудовал для него логовище, но не где-нибудь, а в бересовском шкафу, где тот хранил всю свою форму. Дальше, естественно, произошло то, что и должно было – вещи оказались подвергнуты трём различным воздействиям: мочи, помёта и шерсти.

Когда Бересов вернулся с берега и открыл шкаф, оттуда метеоритом вылетело мохнатое существо, изначально ошибочно принятое мичманом за некоего домового-барабашку, но следом на него обрушилась волна специфического запаха, раскрывшая всю суть произошедшего. Какое-то время Гена тупо перебирал испорченные брюки, кители и шинели, а затем, взревев страшно, бросился на поиски виновников. Только и кота, и Михайлова след простыл. Куда девался кот, так и осталось неизвестным: никто его больше на корабле не видел, а Вася скрывался на соседнем судне – рыбацком сейнере, у приятеля. Знал, поганец, что Гена – человек вспыльчивый, но отходчивый: ему, главное, сразу под руку не попасться. А потом – ничего, можно: по крайней мере, мордобоя не будет. Вечером, конечно, пришёл извиняться. Принёс бутылку «шила» . Только Гена «шило» не взял, решил, что будет мстить.

Время для мести пришло через двое суток, когда Вася сменился с дежурства и залёг на верхнюю койку отсыпаться. Гаденько хихикая, Бересов закрыл дверь каюты на ключ, взял кувалду и поднялся на верхнюю палубу. Там над их каютой располагались два кнехта – всего сантиметров на сорок выше головы спящего Васи. Палуба в том месте была слегка деформирована, так, что один кнехт возвышался над другим.

- Непорядок, осадить бы надо, чтоб были вровень, а то швартоваться тяжело будет, – заявил Гена матросу Жаргалу Бадмацибикову из боцманской команды.

Бадмацибиков прослужил уже полтора года и всё это время не замечал, чтобы те нестандартные кнехты кому-нибудь мешали. Однако, мичману перечить не стал, потому что, во-первых, был воспитан в традиции уважения к старшим, а во-вторых, вид у Бересова был больно грозный.

Молчком плюнув поочерёдно на ладони, Жаргал взялся за кувалду. Удары выходили душевные, но из общего звукового фона не выбивались: на корабле шёл ремонт, и разных металлических стуков хватало. Для усиления эффекта Бересов подошёл к двери запертой каюты, из-за которой доносились шорохи неясного характера, и зычным голосом крикнул: «Полундра, тонем! Экипажу покинуть корабль!» В дверь с обратной стороны загрохотали – то пленник тщился обрести свободу и «спасти свою жизнь». Несколько чудесных мгновений Гена упивался ощущением восторжествовавшей справедливости, а затем, всё же, открыл дверь. Михайлов вырвался наружу со скоростью, едва ли уступавшей той, с которой совсем недавно покидал шкаф заточённый в нём кот. Не вполне понимая происходящее, Вася усиленно тёр уши и дико озирался по сторонам.

- Ну что, выхухоль безрогая, будешь ещё мне в шкаф котиков подкладывать? – сурово спросил его Бересов.

Когда Вася восстановил адекватное восприятие действительности и осознал, что его жизни ничто не угрожает, а над ним просто цинично поглумился коллега, стал кричать:

- У меня повреждение барабанных перепонок, всё, ты – конкретно попал: я на тебя в суд подам, будешь до конца жизни мне моральный вред оплачивать…

Бересов, естественно, имел существенные возражения. В результате, получилась громогласная перепалка, которую и услышал командир корабля.

Даже не вникая в глубины мичманских противоречий, Орлов понял: тяжба выходит нешуточная – лучше передать её для разбирательства заместителю по воспитательной работе: это его хлеб – сглаживание всяческих конфликтов.

Красовский пришёл не один, а со старпомом – старшим лейтенантом Владимиром Владимировичем Седых. Тоже хороша парочка: высокий, худой Красовский с неисчерпаемым чувством юмора и вечной иронической полуулыбкой на лице и низкорослый, пухлый, всегда серьёзный Седых. Орлов помнил один единственный случай, когда его старший помощник позволил себе некое подобие шутки. Это необычайное событие произошло в день первого появления на корабле Адамова. Лейтенант прибыл к новому месту службы как положено – в парадной форме и при кортике. Только вид при этом имел крайне напыщенный: спина прямая, походка деревянная, голова вздёрнута, рыжие усы торчком. Седых некоторое время разглядывал свежеиспечённого офицера, а затем изрёк: «Усы – как у грёбаной лисы».

Красовский – оптимист, считает, что на свете не бывает неразрешимых проблем и безвыходных ситуаций. Седых, наоборот, скептик и зануда, любит всё усложнять. У этих двоих и любимые высказывания разные: «Не служил бы я на флоте, если б не было смешно», – это Красовский; «В жизни не всё так просто, как кажется», – это Седых. Естественно, на любую тему у зама со старпомом абсолютно противоположные взгляды. Они постоянно спорят, находя друг в друге весьма благодарных собеседников.

Орлов был вполне доволен ближайшими помощниками, каждый из них идеально подходил для выполнения возложенной миссии. В своё время пришлось приложить немало усилий, чтобы сманить к себе на корабль каждого из этих офицеров. Седых был штурманом на другом тральщике, однако переводиться на «Зарю» не спешил – должность старпома, конечно, повышение, но уж больно коллектив тяжёлый, с гнилыми традициями. Красовский, же, когда Орлов с ним познакомился, служил на непыльной штабной должности психолога дивизиона тральщиков. В обоих случаях командиру пришлось проявить себя изрядным дипломатом. Седых не устоял перед перспективами служебного роста, а Красовский, тосковавший среди штабных бумажек, рвался к живой работе с людьми. Возомнил, что сможет справиться с «годковщиной». Потому и согласился пойти замом на «Зарю», что на ней – самый сложный экипаж. И это касается не только матросов…, вон, господа мичмана что вытворяют.

Командир бы и сам, естественно, без труда покончил с мичманскими разногласиями, но очень уж хотелось посмотреть на работу профессионала. Зам с его психологическими штучками, наверняка, превратит коллизию с осаживанием кнехта в нечто особенное.

Мичмана, воодушевлённые тем, что из-за них собралось все начальство в полном составе, громко, наперебой, излагали свои обиды. Недостаток аргументов Гена с Васей компенсировали пронзительностью голоса. В большей степени в этом преуспевал Михайлов. Понять суть дела из-за криков было весьма затруднительно. Не сразу, но всё же удалось добиться от «оппонентов» внятного объяснения случившегося. Для этого пришлось развести их по разным каютам и выслушивать в отдельности. Суть разногласий сводилась к следующему: каждый считал себя пострадавшей стороной и заявлял, что обидчик причинил ему несоизмеримо больше страданий. Бересов возмущённо потрясал дурно пахнущими шмотками, а Михайлов всячески подчёркивал, что вред, нанесённый здоровью человека – большее преступление, нежели порча формы одежды и что это подтвердит любой суд.

- Здесь наилучшим образом подойдёт «челночная дипломатия», – заявил Красовский.

- Пусть лучше судятся, клоуны, нечего их слушать. Наберут детей в армию, блин, – сердито обронил Седых, однако умиротворять мичманов мешать не стал.

Поочерёдный опрос сторон позволил сформулировать взаимные претензии: Бересов требовал, чтобы Михайлов вычистил, постирал и выгладил испорченные вещи, но при этом признавал, что, в свою очередь, нанёс ему физический и моральный вред, выразившийся во временном снижении слуха и уязвлённом самолюбии. Михайлов хотел денежной компенсации за причинённые физические и нравственные страдания, но соглашался, что его необдуманные действия повлекли порчу вещевого имущества, принадлежащего Бересову. Изложив свои разногласия, спорщики несколько успокоились, что позволило снова объединить их в одном помещении. Вердикт Красовского был прост: Михайлов должен привести в порядок форму одежды Бересова, а тот обязан выплатить Михайлову компенсацию за причинённый вред. Михайлов может не чистить одежду, а взамен заплатить необходимую сумму Бересову или никто никому может не платить и никто ничего может не чистить. В этом случае получается взаимозачёт претензий.

- Согласен на последний вариант, – в один голос закричали Гена с Васей.

- Прекрасно, стороны добровольно пришли к согласию. Поскольку предмет спора исчерпан, нет нужды портить отношения. Мирный исход дела следует скрепить рукопожатием, – закончил Красовский.

Оба мичмана крепко пожали друг другу руки и отправились по делам, вполне удовлетворённые исходом дела.

- Смотрите, не напейтесь на радостях, – напутствовал их старпом.

С момента начала разбирательства до его логического завершения прошло не более десяти минут.

- Как это так быстро получилось? – только и спросил Орлов. – Ещё несколько минут назад два человека чуть ли не дрались между собой и имели настолько серьёзные взаимные разногласия, что готовы были идти в суд, и вдруг на тебе – как и не ссорились.

- Да они, блин, просто устали ругаться, весь пар вышел, вот и успокоились, – резюмировал Седых.

- Ну и челночная дипломатия немного помогла, – добавил Красовский.

- Это та, которую Генри Киссинджер придумал, чтобы арабов с евреями мирить? – поинтересовался Орлов, – Ну-ка, напомни, в чём там суть?

- Всё верно, очень хорошее изобретение, с помощью которого можно разрешать разные тупиковые ситуации. Есть даже классический анекдот на эту тему, в котором предлагается выдать замуж дочь Рокфеллера за ядрёного сибирского мужика, – рассказывая, Красовский сделался похожим на школьного учителя.

- Это интересно…

- Приходим к ядрёному сибирскому мужику и спрашиваем, не хочет ли он жениться на американке? Мужику, понятное дело, американка не нужна – по-русски не понимает, хозяйничать не умеет. А мы ему тогда – следующий вопрос: «А если она – дочь Рокфеллера?» «Тогда – другое дело!».

- Приходим к Рокфеллеру и спрашиваем его согласие – выдать дочку замуж за ядрёного сибирского мужика. «Нет!», – твёрдо отвечает Рокфеллер. А мы ему – следующий вопрос: «А если у него неограниченный кредит в швейцарском банке?» «Тогда – другое дело!».

- Приходим в швейцарский банк и просим открыть неограниченный кредит на имя ядрёного сибирского мужика. Банкиры не согласны. А мы им предлагаем следующий вопрос: «А если он – зять Рокфеллера?» «Тогда – другое дело!».

- И, наконец, приходим к дочери Рокфеллера и спрашиваем, желает ли она выйти замуж за человека с неограниченным кредитом в швейцарском банке? «Фи!» – отвечает девушка. А мы ей следующий вопрос: «А если он – ядрёный сибирский мужик?» «Тогда – другое дело!». Все счастливы и довольны, в точности как наши Михайлов с Бересовым.

- Удивительный ты человек, Игорь Иванович, – сказал Орлов с уважением, – хорошо у тебя получается с людьми. То, над чем другие бьются подолгу, решаешь легко и непринуждённо, как само собой разумеющиеся вещи. Раскрой секрет, как это тебе удаётся?

- Секрет прост, Виктор Николаевич, и заключается он в том, что, прежде чем начать заниматься какой-либо проблемой, нужно её изучить. Согласитесь, на свете вряд ли найдётся хоть одна абсолютно неизученная тема. Кто-то когда-то обязательно ею занимался. Следовательно, нет необходимости повторять чужие ошибки. Достаточно воспользоваться накопленным опытом. В общем, я разные книжки читаю, и умных людей слушаю, а затем проверяю всю информацию в реальных жизненных ситуациях.

- А по моему убеждению, никакие книжки не заменят собственного опыта. Пока, блин, шишек себе не набьёшь – ничему и не научишься, – заявил о своём участии в разговоре Седых. – Книжки не поспевают за реальной жизнью: в них вещи, конечно, правильные пишут, но, в основном, устаревшие. А иностранные – так те, блин, вообще для нашего менталитета не подходят. Что касается умных людей, то их опыт тоже не в каждой ситуации применить можно.

Орлов, который в жизни практически всегда следовал тому же принципу, что и старпом, тем не менее, вынужден был примириться с мыслью, что, когда речь заходит о людях и отношениях между ними, правота оказывается на стороне замполита. Без глубоких знаний человеческой природы опыт просто не нарабатывается, и лихие кавалерийские атаки здесь не проходят. Работа с людьми сродни искусству минёра – требует кропотливости, осторожности и не прощает ошибок. Наверное, поэтому корабельный минёр Гена Адамов у зама – самый благодарный слушатель: всё норовит тому в рот заглянуть, чувствует родственную душу.

Потому и Орлов не торопит Красовского с выполнением давнишнего обещания – покончить с «годковщиной» на «Заре». Понимает, что зам не сидит без дела. И речь – не о «любителях классической литературы» и остальных «замовских рационалиях», нет: это всё делается лишь для того, чтобы временно облегчить жизнь молодым матросам. А основной удар – ещё впереди. Его Игорь Иванович готовит тщательно: книг по психологии и педагогике в каюту натаскал, в штаб к бригадному психологу советоваться ездил, а главное – всё время с бойцами беседует, да разные наблюдения делает.

Между тем, пока командир думал о своём, старпом с замполитом продолжали спорить. И спор у них шёл как раз о «годковщине».

- А я говорю, что неуставные отношения в армии существуют уже не один десяток лет. И что-то мне не доводилось слышать, чтобы хоть в одной воинской части удалось с ними реально покончить. Вон, на правительственном, уровне над этой проблемой бьются – решить не могут. А тут, блин, героический старший лейтенант выискался – победитель «годковщины», – вещал Седых, и в его голосе уже начинала появляться пронзительность, напоминавшая ту, что недавно демонстрировали Михайлов с Бересовым .

- Да это оттого, что у нас вообще на всех уровнях забыли о таких вещах, как психология и педагогика. Везде «рулят» юристы и экономисты, а они всё измеряют параграфами да рублями. Только к людям такие мерки не подходят. Для искоренения «годковщины» нужен, в первую очередь, именно психолого-педагогический подход. А уж затем – правовой, экономический, и организационный, – не собирался уступать старпому зам.

- Хотелось бы услышать, что же это за особенный психологический подход, – пронзительность в голосе старшего помощника стала ещё более явственной.

- Вечером всё узнаешь. Я как раз сегодня собирался попросить у командира разрешения сделать доклад на вечернем совещании офицерского состава, – Красовский выжидающе глянул на Орлова.

 

****

После полудня погода начала портиться. Небо закрыли свинцовые тучи, появившаяся морось быстро перешла в ливень. С моря налетел шквалистый ветер. В портовом городе его порывы творят немало бед – ломают деревья, рвут рекламные растяжки, срывают с балконов вывешенное для просушки бельё. Сюрреалистическими воздушными змеями высоко над землёй парят все эти вырвавшиеся на свободу футболки, бюстгальтеры и семейные трусы….

Для моряков непогода чревата более серьёзными неприятностями, нежели перспектива лишиться исподнего. Хорошо, что есть всегда безупречно работающая система оповещения на море, которая загодя объявила штормовое предупреждение. «Ветер два» – это вам не шутки: Владивосток накрыл очередной тайфун с нежным женским именем «Кондолиза».

На «Заре», несмотря на то, что стоит она в защищённой бухте, всё равно приняли положенные в таких случаях меры: к немедленному запуску подготовлен единственный исправный двигатель, за борт опущены все имеющиеся кранцы , на берег заведены дополнительные швартовы, за состоянием которых следит специальный вахтенный. Буря бушует нешуточная, а корабль лишь слегка покачивает, да канаты поскрипывают. Экипаж позаботился о безопасности и может заниматься повседневными делами.

Офицеры с мичманами собрались в кают-компании – слушать старшего лейтенанта Красовского.

- Потому с «годковщиной» тяжело бороться, что в основе её лежит неравенство между людьми, – в свойственной ему учительской манере рассказывал замполит, – это общий для человечества принцип: большинству из нас хочется возвыситься над остальными. И неважно, как – подняться самим или опустить других. Коммунисты пытались бороться с самим понятием неравенства, только у них ничего не получилось, а их противники…, – Красовский на мгновение остановился, подбирая нужное слово, – назовём их капиталистами, наоборот, поставили стремление к доминированию на службу прогресса. И это сработало.

- Не понял, блин,– возмутился Седых, – это «годковщина», что ли, двигатель прогресса? Оригинально.

- Я ожидал подобной реакции, Владимир Владимирович. Не нужно забегать вперёд, речь шла пока ещё не о «годковщине», а об общем – универсальном – принципе, лежащем в основе подобных социальных явлений. Ну, так вот: с самого детства, оказавшись в обществе, люди сталкиваются с тем, что кто-то пытается занять в нём доминирующее положение. Если же это не получается самостоятельно, то обычно происходит объединение в группы. Хорошо организованная группа, способная подавить сопротивление недовольных, получает возможность управлять всем сообществом, устанавливать выгодные для себя правила поведения и создавать удобную систему взаимоотношений. И это в равной степени распространяется на любое общество, будь то матросский коллектив нашего корабля или, к примеру, какое-нибудь из существующих государств.

- Обычно, когда хотят искоренить неуставные взаимоотношения, замахиваются на сам принцип доминирования, пытаясь уравнять всех членов коллектива. Как-то в армии пытались даже создавать подразделения, набранные из бойцов одного призыва. Вышло ещё хуже, чем было.

Красовский обвёл глазами кают-компанию и остался удовлетворён произведённым эффектом: ему удалось овладеть вниманием присутствующих. Даже такой неблагодарный слушатель как мичман Михайлов отвлёкся от рисования в блокнотике и уставился на замполита.

- Классическая схема построения любого общества выглядит так: всегда есть лидер, сумевший сколотить вокруг себя группу единомышленников – это элита. Есть рядовые члены – народ, подчиняющийся элите. И есть бесправные, угнетаемые низы….

- Прошу уточнить такой момент, – снова вмешался Седых, – если «годки» – это элита на корабле, то какова роль в этой схеме отводится нам – офицерам и мичманам?

- Наш коллектив существует отдельно от матросского. Вот сейчас мы собрались на совещание, но разве пустили на него хоть одного матроса? Так и матросы противятся, если мы вмешиваемся в их дела. Получаются как бы разные государства. Иногда происходит сближение, например, во время войны, когда офицеры постоянно делят с подчинёнными все тяготы и лишения окопной жизни или когда корабль находится в длительном плавании….

- Зам, не забывай, блин, что по закону и по уставу командиры имеют право не только вмешиваться в дела матросов, но и управлять ими. И никакие матросские лидеры не имеют права этому противодействовать. А если такое и происходит, то это – антиуставные действия и они должны немедленно пресекаться, – не унимался Седых.

- Это в теории, а на практике такой механизм не работает. И никогда не работал. Потому, что в нём присутствует определённая толика формализма. Даже название соответствующее придумано – формальная структура коллектива, – Красовский хорошо подготовился к докладу и легко парировал враждебные выпады старпома, – а я сегодня занимаю время присутствующих не для того, чтобы разбирать формальные вопросы. Моя цель – ни много, ни мало – предложить систему эффективных мер по искоренению неуставных взаимоотношений. И, если при этом придётся отойти от сложившихся стереотипов, то я сделаю это с лёгкостью. Неформальная структура коллектива – вот объект основного воздействия. А если быть более точным, её элита – лидирующая микрогруппа.

Красовский на миг отвлёкся и зашуршал исписанными от руки листками, где содержались тезисы его доклада.

- Каков лидер, таков и коллектив. Вспомним Адольфа Гитлера, превратившего в монстра весь немецкий народ. А с другими лидерами тот же народ демонстрирует пример высочайшей политкорректности и уважения к другим национальностям. Если спроецировать эту мысль на наш матросский коллектив….

- То мы придём к мнению, что нужно поменять плохих лидеров на хороших и тогда на корабле, блин, наступит рай земной, – перебил замполита неугомонный Седых, сопровождая свои высказывания движениями рук, имитирующими пассы дирижёра. – Ничего не получится: когда «дембельнётся» Петухов, ему на смену придёт такой же точно тип, если не хуже. А если и найдётся среди бойцов более-менее приличный человек, то он проиграет в конкурентной борьбе злобному и агрессивному сопернику. Потому в Германии на выборах и победил Гитлер, а не какой-нибудь там, блин,… Эрнст Тельман.

- Видишь, Владимир Владимирович, какой ты молодец – почти всё сказал за меня, – улыбнулся Красовский, – мне же остаётся добавить немногое. Предположим, среди матросов начинают бороться за лидерство два персонажа – плохой «Гитлер» и хороший – «Тельман». Как ты правильно заметил, – Красовский поклонился старпому, – по умолчанию победит «Гитлер». А что, если мы целенаправленно поможем «Тельману» и создадим серьёзные проблемы «Гитлеру»? К примеру, назначим «Тельмана» командиром отделения – дадим формальную власть, а «Гитлера» сделаем приборщиком гальюна?

- Всё равно – ничего не получится, – старпом был верен себе, – «Гитлера» не так легко сломать: он же, блин, лидер, вступит в конфронтацию, и только ещё больше авторитета заработает среди матросов как борец с офицерским беспределом.

- Не-ет, «Гитлера» не тогда надо ломать, когда он уже «годок» и лидер, а загодя, когда он ещё относительно молодой боец. Что произойдёт, если сегодня, какой-нибудь «борзый карась» начнёт поднимать голову и качать права перед офицерами?

- Опасно это, пока «дембеля» не сошли, они и, как говорится, «зачмурить» могут. Петухов или Рыжиков обязательно спросят «карасика»: «А не рано ли ты «задембелевал», салага?», – это подал голос командир БЧ-5 Герасимов. Видимо, и его озадаченную техническими проблемами голову занимала тема «годковщины».

- Верно, мех, рассуждаешь, так оно и будет, – продолжил Красовский, – «борзый карась» станет убирать гальюн безропотно, рано ему ещё голос подавать. Только следить придётся – чтоб молодого вместо себя не припахал.

- Нужно заблаговременно вычислить роль каждого бойца в коллективе и спрогнозировать дальнейшее развитие отношений, когда произойдёт «смена поколений». Это позволит повлиять на будущие итоги борьбы за власть в неформальной структуре нашего экипажа. Короче, надо искусственно приподнять угодного нам вожака и его окружение и позволить им стать элитой. И, если это получится, в дальнейшем привнести через них в коллектив нравственное мировоззрение, сделав отношения более здоровыми и человечными, без мордобоя и издевательств…. Предваряя реплику старпома, сразу заявляю, что эффективные методы изучения неформальной структуры экипажа, позволяющие точно определить роль каждого матроса, сегодня существуют. Для их применения мне потребуется помощь всех присутствующих, одному мне не справиться. Для того вас и пригласили на совещание…

- Остаётся один маленький вопрос…, – не собирался сдаваться Седых, – что, если бойцы не захотят следовать за хорошим лидером и его сторонниками? Людям ведь нравится только то, что незаконно, аморально или от чего полнеют? – при этих словах Седых выразительно положил ладонь на свой хорошо заметный живот.

- Ты про леммингов слышал, Володя?

- Это такие маленькие, похожие на крыс, блин, зверьки, что, собираясь в огромные стаи, мигрируют по тундре, – нарочито чеканя слова, ответил старпом.

- Миграция леммингов – удивительнейшее явление природы. Происходит она так: внезапно одна особь первой начинает бежать в определённом направлении, за ней срываются с места ещё несколько, потом ещё, и вскоре вся популяция устремляется за вожаком. И движет ими принцип: куда все – туда и я. У людей наблюдается нечто похожее. Психологи даже провели любопытный эксперимент, – Красовский метнул взгляд на Седых, не станет ли перебивать. Но тот сидел тихо. – Набрали пять групп по четыре человека, из этих четверых трое были артистами, а один – обычным, ни о чём не подозревающим, человеком. На доске нарисовали пять отрезков разной длины. Нужно было выявить самый длинный и самый короткий из них. Казалось бы – чего проще? Но подговоренные заранее артисты единодушно указывали неправильно. Оставшийся член группы видел перед собой наглядно, который из отрезков длиннее, а который – короче, но его мнение расходилось с мнением остальных…. Из пяти групп только один человек пошёл наперекор мнению большинства и дал правильные ответы. Так что – вырастить бы лидера, а слушаться его будут. Такова психология большинства людей – следовать мнению авторитетов. Эта особенность человеческой психики называется «конформизмом» или «эффектом лемминга».

- Я, блин – не лемминг, и ни за что не поддался бы на провокацию, – безапелляционным тоном заметил старпом и сложил руки на груди.

Но Красовский оставил его реплику без ответа. Зама вдруг заинтересовали собственные наручные часы. Он стал их рассматривать и протирать стеклышко рукавом тужурки. Зато активизировался командир корабля. Во время доклада Виктор Николаевич Орлов сидел во главе стола, участия в происходящем не принимал, а только внимательно слушал. Однако, вслед за последней фразой Седых, командир прочистил горло кашлем и обратился к старпому:

- Володя, ещё до совещания я не утерпел и обо всём допросил замполита. Так что слышу его теорию во второй раз. Что до практики…, – Орлов опустил глаза, – веришь ли, но я тоже не сразу поверил во всех этих леммингов. В общем, ты чем занимался перед совещанием?

- Вы же знаете, Виктор Николаевич, у меня в каюте за пластиковой обшивкой крыса, блин, сдохла. Вы же сами первым заметили специфический запах. Сам я, правда, ничего не чувствую, но зато Герасимов и Сеченов тоже почуяли вонищу. Ну, мы с бойцами сняли весь пластик и искали труп, – недоумённо ответил старпом.

- Нашли? – прищурился Орлов.

- Пока нет, но крыса там, блин, определённо есть, – уверенно ответил Седых, – эти твари, когда собираются отдавать концы, залазят в самые потаённые места, так что сразу и не обнаружишь.

- Можешь не искать, не было никакой крысы. Механика и боцмана я попросил сказать про запах. Потому, как самолично решил проверить идеи замполита. И не на ком-нибудь, а на нашем главном скептике, – вздохнул Орлов.

По мере осознания истины, лицо старшего помощника стало наливаться багрянцем. И вдруг произошло нечто необычное – Седых рассмеялся. Это был не просто смех: старпом хохотал громко и заливисто. Такое происходило впервые, за всё время его службы на корабле с прекрасным именем «Заря» и бортовым номером 709.