Над Мюнхеном стояла ночь, темная и непроглядная, она отличалась от всех других ночей своей тишиной и покоем. Казалось, жизнь остановилась, задержала дыхание в ожи-дание какого-то оглушительного события. Конечно, уставшие после долгого рабочего дня, немцы не замечали ничего необычного. Для них это был очередной майский вечер, для одних он проходил в пивной, для других дома с семьей, для третьих на шумном праздни-ке, но так или иначе ночь поражала своим спокойствием и затишьем. На улице не было почти никого.

И вдруг над миром раздался громкий и отчетливый крик, у четы Бахофнер родился ребенок, девочка с неестественно белыми волосами и очень яркими зеленым глазам. Она не была похожа ни на одного из родителей, но матери, Элге Бахофнер, она напоминала бабушку. Девочку окрестили в ее честь Гердой.

Герда была самым красивым ребенком, знакомые и родственники каждый раз по-ражались ее красоте и, конечно, немного завидовали. И все были согласны с тем, что Гер-да была гениальным ребенком. Всем стало ясно, что она будет музыкантом. Девочка с са-мого раннего детства проявляла незаурядные способности к музыке, но ходить в музы-кальную школу категорически отказывалась, училась всему сама по всевозможным книж-кам и прочим вещам. Пианино Герда освоила в два счета, но ей хотелось чего-то больше-го, этот инструмент казался ей неживым, бездушным. И она стала осваивать все подряд, гитару, флейту, губную гармошку, контрабас, но не могла найти ничего подходящего. Все обучение игре ей давалось сказочно легко, и Герда поняла, что ей нужен тот инструмент, который она не сможет подчинить, как все остальные.

 

В четырнадцать лет Герда оставалась вечным изгоем. Она не могла общаться с те-ми, кто не мог ее понять, кто не умел ценить то, что ценила она. Она видела свое будущее в музыке.

Ее отчим, отца она не помнила, мать никогда о нем не говорила, а Герда не спра-шивала, был художником, и научил ее рисовать, но девочка никогда не соблюдала прави-ла, а рисовала по-своему. Она вообще жила по своим правилам, плевать она хотела на за-коны жанра. Мать всегда боялась за свою дочь, друзей у нее не было, она всегда была од-на.

Девочка еще в пять лет начала изучение русского. И стала она это делать из-за то-го, что Элга и Рихард познакомились в России, родители Элги тоже родились и выросли там. И вообще она питала особую страсть к этой стране.

Элга работала в русско-немецкой компании по продаже какой-то дряни и по делам фирмы была вынуждена переехать в Россию. Герда, покидая Германию, даже не рас-строилась. Ее здесь ничего не держало, здесь не было ничего, о чем она могла бы скучать. Она не могла назвать это место своим домом, это, скорее, было временное пристанище, по дороге к заветной цели быть музыкантом. Друзей у нее не было, в классе отношения тем более складывались неблагоприятные, она даже многих одноклассников и по именам не знала. По сути, ей было все равно, разочаровавшись в людях, она думала, что в принципе ничего не изменится и в России. "В этой пьяной стране есть для каждого кнут, здесь поют о душе и в нее же плюют...",- крутились в голове строчки из любимой песни. "Я бегу, что-бы жить, а вокруг ликует паранойя..."

 

Перелет из Берлина в Москву ничем особенно не запомнился. А вот сама Москва была ужасна. Все куда-то бегут, везде суета, шум, гам. Этот город казался огромным сгустком энергии, при чем отрицательной. Единственное, что могло принести какую-то радость это музыканты в переходах, очень красивую и честную музыку можно услышать только здесь, в вечном пристанище бомжей, торговцев и уличных музыкантов.

Герде хотелось побыстрее отсюда уехать. Здесь было очень тесно. Утром люди с каменными лицами спешат на работу, вечером уставшие, но почему-то не с меньшей ско-ростью, спешат домой, а потом опять все сначала. В этом городе можно задохнутся от ко-личества людей. Даже ночью жизнь продолжала бурлить в мегаполисе, фонари нарушали спокойствие темноты, но она уже с этим свыклась. И вокруг люди, люди, люди... Ночная Москва угнетала Герду еще больше. Это скопища гопоты по дешевым ночным клубам, можорства по дорогим. "Город твой - двуликий зверь, для тебя он днем откроет дверь, а вот в полночь он объявит тебе: «Ты враг!»..."

К тому времени родители уже положили огромный болт на воспитание дочери. У них было много проблем на работе, Элга работала даже дома. Если они и прибегали к ме-рам воспитания, то только для создания вида озабоченности жизнью своего чада. Нельзя сказать, что им уж совсем было все равно, но они очень редко говорили с Гердой о ее де-лах. Иногда это было обидно, но посути если бы они приставали с расспросами о про-шедшем дне, то наверняка у них бы сложились не самые дружеские отношения, а пока можно было похвастаться своим внутрисемейным благополучием. Несмотря на то, что родители не принимали участия в судьбе дочери, она их очень любила. Любила она так же свою младшую сестренку, которая была дочерью Элги и Рихарда. Звали ее Саманта. Хоть она была и младше Герды на одиннадцать лет, они проводили вместе очень много време-ни. Но большинство своего свободного времени Герда проводила в полном одиночестве, в темной комнате. Убедившись в том, что ей не суждено общаться с людьми, она стала пи-сать стихи, необычные и понятные только ей. Затем, заметив их красоту, написала музыку к ним, так появились ее первые песни, пусть пока только в акустике, но она поняла, чем хочет заниматься всю жизнь. Образ Герды рисовался у нее в сознании, теперь она могла часами сидеть и думать. Она упорно создавала свой мир, мир, в котором она была не оди-нока, мир, в котором она действительно жила, мир Герды Акерман. Теперь все было по-другому, она осознала свою значимость в мире. На нее будто что-то снизошло, и это что-то было прекрасным, оно помогало жить. Ее жизнь невероятно изменилась, она жила теми моментами, теми чувствами, теми вечными мгновениями, которые сама придумала, в ее мире все было так, как ей самой хотелось.

И тут случилось невероятное, Герда узнала от Рихарда, что они переезжают в Пе-тербург.

 

Стоял октябрьский вечер, когда поез