КОЗЛОВА.

Все началось с фамилии – она ее ненавидела. Вот ведь, наградили родители – Козлова! И имя – Таня. Обыкновенное имя, простое. Простецкое. Когда она знакомилась с мальчиками, то представлялась Ингой или Жанной. Или Кариной.

А у Карины и фамилия была красивая, звучная – Хмельницкая.

- Хмельницкая и Козлова! Вы опять сели вместе! – Карина оставалась на первой парте, а Таня собирала тетрадки и пересаживалась, наградив училку злым взглядом. «Хмельницкая» и «КОЗ-ЛО-ВА» – почувствуйте разницу!

Они подружились еще в первом классе и стали неразлучны. Все трое – Карина, Таня и Ненависть.

 

ШКОЛА.

В начале была Зависть.

- Пойдем ко мне, уроки вместе сделаем, ты мне с задачкой поможешь, - звала Карина после школы.

- Не могу, бабка ругаться будет.

Тане ужасно хотелось подняться к подруге - поболтать обо всем на свете. И послушать новую пластинку. И померить джинсы, которые привез Карине папа. И поваляться на пушистом ковре, разглядывая заграничные журналы. Ну, и помочь с задачкой, конечно! Но Таня знала, что «обед стынет», а ее бабушка свято верит в то, что без первого, второго и компота девочка заболеет и умрет.

Таня бежала домой, а Зависть хныкала: «Ну почему у меня все не так, как у Карины?» Везет же некоторым – родителей целый день нет дома. А у нее вечный надсмотрщик – бабушка – долго не гуляй, надень шапку, выключи-телевизор-глаза-испортишь, - ни минуты покоя! А у Каринки… Отец все время в заграничных командировках, мама на работе – красота! Можно громко слушать музыку, носиться по квартире, смотреть взрослые фильмы и даже – вылить ненавистный борщ в унитаз!

А когда Карина доставала связку ключей с красивым брелочком и так серьезно, по-взрослому открывала дверь в СВОЮ квартиру, Зависть заходилась в крике: «Хочу, хочу, хочу!». Но Тане ключи не давали – «потеряешь».

 

ОЧКИ.

Вот чему Таня действительно ни капли не завидовала – тому, что Карина была близорука. Очки в коричневой оправе уродовали подругу, и Таня вместе с Завистью бдительно следили, чтобы Карина никогда и нигде их не снимала. Заботились.

До девятого класса их жизнь втроем ничто не омрачало. Карина послушно носила очки, щедро делилась с подружкой жвачкой, фломастерами и мороженым. Таня брала каринины вещи «поносить» и не всегда возвращала. А Зависть тихонько дремала, убаюканная мыслью о том, что новые джинсы у Каринки когда-нибудь порвутся, а очки – это навсегда.

А в девятом классе случилось непредвиденное - папа привез Карине набор цветных контактных линз, и ее глаза из серо-голубых превратились в васильковые.

В тот день, когда Карина пришла в школу без очков, сверкая удивительно синими глазами, Танина Зависть забилась в конвульсиях и умерла. На ее место пришла Ненависть.

 

ЧЕРЕЗ ГОД ПОСЛЕ ДЕТСТВА.

Дениска капризничал, выплевывал кашу и выкручивался из своего стульчика.

- Не хочешь – не надо! – Таня подхватила сына на руки и пошла открывать дверь - Карин, ты? Не лезь обниматься, я вся в каше.

Прозвучало грубо, но Карина, свалив в коридоре сумки, все равно чмокнула подругу в щеку.

Они сидели на кухне и пили чай. Ненависть прихлебывала из блюдца и брюзжала: «Нет, ты только посмотри, как она расфуфырилась!»

- Дениска, смотри, какая нарядная тетя, - ворковала Таня.

Карина выгружала на стол содержимое сумок – конфеты и печенье в красивых коробках, финскую колбасу, сок, бутылку вина… «Ну конечно, у нее денег – куры не клюют», - возмущалась Ненависть.

- Ой, малыш, глянь, сколько всего вкусного! – восхищалась Таня.

Она загораживала сыном – как щитом – от глаз Карины свой грязный халат, кляксы манной каши на полу и стенах, гору немытой посуды и – Ненависть.

 

КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ.

Перед выпускными экзаменами решали, куда поступать. Карина выбрала экономический и уговаривала Таню «сдаваться» вместе. Таня была не против – математика ей всегда давалась легко – но Ненависть возмутилась: «Ты хочешь, чтобы она еще пять лет мозолила тебе глаза?» И пока подруга набирала проходной балл, Таня без экзаменов была принята в педагогический и укатила к тетке в Новороссийск.

Это было бурное и волнующее лето! Мальчишки, с которыми она проводила школьные каникулы много лет подряд, неожиданно выросли и превратились в загорелых красавцев. А белокожая москвичка была так загадочна и так непохожа на местных девчонок…

Домой Таня вернулась беременной.

- Ну что ж, будем рожать, - вздохнула танина мама, и на свет появился Дениска.

 

ПО ВЕЧЕРАМ.

- Люли-люли, прилетели гули, - убаюкивала Таня сынишку, а Ненависть тихонько – чтоб не разбудить малыша – нашептывала: «Это все из-за Каринки. Если б не она, ты бы все лето сдавала экзамены, а не трахалась с кем попало! И сейчас бы на лекции ходила, а не на молочную кухню!»

 

ТАК ОНИ ЖИЛИ.

Если Ненависть засиживалась дома, ей становилось тоскливо. Нет, она и в Таниной квартире находила себе занятие – можно было поворчать на немытую посуду или послать пару проклятий тазику с грязным бельем. Но это было не интересно. Быт – вещь скучная. Однообразная.

То ли дело в городе – дорогие магазины, сверкающие машины, модные сумочки, шубки, сапожки, мобильные телефоны – у Ненависти разбегались глаза.

Таня куталась в пуховик, а Ненависть провожала долгим взглядом голубую норку.

Таня подставляла лицо первому летнему солнышку, а Ненависть уже выискивала в толпе чьи-то плечи с южным загаром.

Таня обходила яму с жидкой весенней грязью, а Ненависть вопила: «Ты посмотри на эту девицу – интересно, каким местом она заработала на новенький «фольксваген»?»

 

В метро было спокойнее. Таня открывала книжку, Ненависть скучала, но иногда, глянув через плечо на открытую страничку, принималась вслух декламировать: «Джулия заказала себе еще «Мартини», спустилась к бассейну с чистой морской водой и, надев солнечные очки от «Картье», села в шезлонг под тенью магнолии… Вот это жизнь!»

- Отвяжись, - отмахивалась Таня. – Это художественный вымысел.

 

А вот школьная подруга Карина была реальностью. Последнее время они общались все больше по телефону, пересекались редко, но Ненависть всегда ждала этих встреч с нетерпением. После того, как они втроем проводили вечер в каком-нибудь кафе, Ненависть еще несколько дней не обращала внимания ни на текущий кран, ни на грязную посуду, и даже на юных красоток в «фольксвагенах». Она была занята Кариной. Ее внешностью. Ее одеждой. Ее мужем.

 

Таня хотела замуж. Ненависть тоже. Но у них были разные вкусы.

 

 

 

ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ.

- Денис, не прыгай, мы застрянем, - Таня с сыном ехали в зеркальном лифте на двенадцатый этаж нового кирпичного дома.

- Наконец-то! – Карина распахнула дверь, приглашая их в свою квартиру.

Ах, какая это была квартира!

«Ничего себе, кухня!» - обомлела Ненависть.

- Вот это да… - только и смогла произнести Таня, разглядывая нарядные шкафчики, встроенную технику и сверкающие ряды мешалок-взбивалок.

 

Карина показывала комнаты – гостиная-спальня-столовая-детская – рассказывала, как их «ограбили» риэлторы, как она мучалась с ремонтом; жаловалась на мужа, который – умничка, конечно – хоть и зарабатывает на все ЭТО, но зато по полгода сидит в странах «третьего мира» и она его почти не видит; как долго и трудно она искала няню и домработницу…

- Ну да, богатые тоже плачут! – сказала вслух Ненависть.

Карина замолчала.

- Танюш, зачем ты так? – она встала и вытащила из коляски пятилетнего Павлика. Посадила на колени. Привычно вытерла капельку слюны с подбородка сына. Проверила подгузник. Спрятала лицо в его волосах.

- Смотри, малыш, кто к нам пришел – это тетя Таня.

Павлик посмотрел ясными, не испачканными ни мыслью, ни знанием глазами туда, куда показывала мама, и захлебнулся плачем.

В кресле сидела Ненависть.

 

 

В ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР.

Таня курила на балконе. Сна не было. Она уже трижды пыталась лечь, но стоило закрыть глаза, и она снова видела эти комнаты, эту мебель, фантастические люстры, мозаику в ванной, серебристый холодильник…

И тогда она вставала и шла курить.

Почему так? За какие заслуги все ЭТО досталось Карине, а не ей? За красивые глаза? «Ага, с крашеными линзами», – напомнила Ненависть. Каринке просто везло, а она, Таня, сражалась: и ребенка одна вырастила (между прочим, здорового!), и институт закончила, и нашла в себе силы вылезти из грязного халата – маникюр-макияж – вон, мужики взглядами провожают… Она же лучше! Красивее, умнее, сильнее! Это она, Татьяна Козлова, должна жить в такой квартире, а не эта глупая сучка! «Чтоб ты сдохла», – подсказала нужные слова Ненависть.

- Сдохни, сука! – крикнула Таня в ночной город и пошла спать.

 

ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ.

Их похоронили рядом – мать и сына. Незнакомые Тане люди в черном поочереди подходили к могиле, бросая по две горсти земли – ей и ему.

 

Карина и Павлик погибли в автокатастрофе на шоссе между Германией и Швейцарией. В Женеве их ждал врач – специалист по детским болезням. Они не доехали. Говорили, что на теле Павлика не было даже царапин – он умер, потому что умерла мама. Так говорили.

 

Таня возвращалась с поминок. Она сидела в полупустом автобусе, плакала, не замечая слез, и шепотом повторяла:

- Это я виновата… Это я…

Ей хотелось заткнуть уши, спрятать голову под подушку, оглохнуть – только бы не слышать знакомого голоса, который все говорил и говорил: «Да, это ты, ТЫ виновата! Ты пожелала ей смерти. А обо МНЕ ты подумала? Ради кого я теперь буду жить? Ты разве не знала, что без нее и я умру? Ты желала смерти и МНЕ?!!»

- Я не хотела…

«Нет, дорогая, - голос не унимался. – От МЕНЯ тебе так просто не избавиться! Теперь у меня есть более достойный объект – ТЫ. И теперь я буду ненавидеть ТЕБЯ. И не от случая к случаю, а всегда. Каждый день. Каждую минуту. Потому что теперь мое имя – Совесть».