Простоквашевое небо окрасилось в фиолетовый цвет. Деревья притихли в ожидании первой звезды. После сурового дня, неожиданное затишье звенело в ушах и давило на глаза. Еврейские кучки улеглись спать в овраг, чтобы завтра разыграться с ещё большей силой. Дед Матвей тоже решил передохнуть.

Поход на родные могилы в его семье не одобрил никто. Не понять им меня, рано. Так рассудил Матвей Прохорович и без предупреждения отправился в путь. Ясное звёздное небо напомнило ему о давно минувшем детстве, когда он в такую же ночь, сидя на коленях у деда, мечтал о далёких странствиях. Дед улыбался в бороду и поучал: «Путяшествуй, Матеюшка, путяшествуй, тока не забывай родные могилы…В них весь смысл нашей жисти». Тогда Матвей не понимал этих странных слов. А минувшей ночью снова услышал напутствие деда.

– Куда тебе идти? За ворота еле выходишь, опираясь на соху. Если захотелось разнообразия – так, вон, с внучатами поиграй, попестуй их своими рассказами о просторах российских. Знали бы они, как больны укоры о старости. Особенно от детей. Только внучка, посапывая рядом, лепетала: «Дедя, возьми меня в Россошную».

Матвей так и не отдохнул. Грустные мысли не дали уснуть. Поднявшийся ветерок предсказал рассвет. Пока он был ласково прохладный. Сорок лет назад эти украинские степи пленили его сердце неожиданным простором. Теперь их необъятность стала кандалами для Матвея. Ему захотелось в сырость болот, чтобы заблудиться среди папоротников или как в детстве скрываться от дождя под лапой древней ели. Там с каждым прохожим гуторят лешие и животные. Природа и человек сливаются в единое целое. Лес избавляет душу от глухоты и чёрствости. Там домом пахнет.

Ноги сами несут. И откуда взялись силы. Видимо, не зря старики говорили: «в дальней дороге всегда земля-матушка подсобит». Велика Россия, но еще больше её мудрость.

 

Перед походом в родные места, душу переполняла необъяснимая радость. По прибытию в любимую сторону, каждая тропинка, уже состарившееся дерево, а то и почерневшие от дождей и ветров старославянские идолы приветливо щекотали душу воспоминаниями. Они его не забыли, как и он их. Ноги подкосились только в конце пути. За полувековую разлуку деревня его встретила холодно. Так же голосили петухи, брехали псы, наливались соком яблони. Только здесь его уже никто не признал. Россошная, где он впервые вздохнул, разбил коленки и научился мечтать, стала чужой.

На окнах прадедовой избы уже висели чужие ставни. Занимательные узоры «кудринской» резьбы, наверное, новые хозяева сожгли в печи, а то и того хуже, выбросили догнивать где-нибудь на окраине деревни. Матвей сравнил судьбу ставней со своей. «Так и меня новое поколение выбросило греться на солнышке на завалинку. Э-хе-хе».

Храм Пресвятой Богородицы, словно признав в страннике того баловливого и любознательного Матюшу, забил в колокола. От его гулкого, немного охрипшего голоса, навернулись слёзы. Захотелось жить.

Погост тянулся далеко за горизонт, теряясь в грозовых тучах. Видимо не один раз деревню косил мор. Среди повторяющихся рядов, Матвей еле отыскал родные кресты. Преддождевой ветер клонил к земле стебли полевых цветов. Среди шелеста трав и листвы Матвей узнал приветливый шепот деда. На заросшие холмики падали тяжелые капли. Пресная вода с туч перемешалась со слезами старика, что, сутулясь под ливнем, рассказывал крестам о своей судьбе. Просил прощения и, впервые в жизни говорил им о своей любви. Только сейчас, сидя у могил, Матвей почувствовал, что Родина – вот эти старые холмики с крестами, которые хранят мелочи его жизни. Если бы кресты могли говорить, давно бы написали тенью от полуденного солнца летопись Матвеевой жизни.