Гроб исчез ночью.

Бесследно.

Как в воду канул.

- Это знамение! – торжествующе и многозначительно говорил Красный партизан, - Есть же Бог на свете!!!

Провели тщательное дознание и допросили подозреваемых.

Но никто ничего не знал, и никто ничего не видел.

Навели справки выше, но в эти дни в городе похорон не было.

Монтировщики грозились уйти в запой, если перед ними не извинится руководство театра.

Все были взвинчены до предела.

Поэтому, очередную домовину пришлось сколачивать на скорую руку, быстро и небрежно, в самый последний момент. Красный партизан не ожидал такой поспешности и, увидев новое усеченное сооружение, от волнения и растерянности засунул мизинец в дуло своего бандитского обреза. Палец заклинило.

- Ума нет – считай, калека, - покрутил пальцем у виска Главный Режиссер и велел налить в обрез подсолнечного масла.

Масла не оказалось. Налили мыльной воды и рванули. Содрали кожу. Потекла кровь, и палец распух прямо на глазах.

- Вот! – торжествовал Красный партизан, высоко поднимая взбухший мизинец.

- Вы это видели?!! Что я Вам говорил?.. Вы это видели?! Я еще не успел в гроб лечь, а уже начались знамения!!! Вы это видели?! Что я Вам говорил?!! – И Красный партизан начинал изливать душу о том, что и в Вологде, и в Керчи у него в жизни были случаи, когда актер ложился в гроб - так его, и в самом деле, через три дня, хоронили.

- Абсурд!!! - не верил трагической истории неопытный Молодой Режиссер и отчаянно запускал растопыренные пальцы в библейские кущи на голове. - Абсурд!!! Предрассудки!!!

- А я Вам говорю, как только лягут в гроб - так через три дня хоронят! - Красный партизан повышал голос и совал под нос Молодому Режиссеру синий палец, - Это что, по-вашему? Хрен собачий?! Или собачачий?! Это знамение!!!

- Не рассказывайте мне сказки, – выходил из себя молодой, но уже нервный Режиссер. - Не надо пальцы совать, куда не следует…

- А я Вам говорю, как только лягут в гроб - так через три дня хоронят!

Не хотел ложиться в гроб Красный партизан. Никак не хотел. Он негодующе бегал по сцене, звенел пулеметными лентами и решительно потрясал обрезом. По всему было видно, что, будь в этом обрезе патроны, ему проще было бы застрелиться, чем лечь в гроб.

- Ну, на что Вам сдался этот гроб?.. Я Вам еще раз читаю…- Красный партизан доставал из-за голенища серого валенка желтые мятые листы.

- Здесь черным по белому: «…в красном углу бедной крестьянской хаты, на широкой деревянной скамейке… подчеркиваю… на широкой деревянной скамейке лежит тело Красного партизана, с головы до ног покрытое красным кумачом…» подчеркиваю… тело… тело Красного партизана!.. Написано - тело! Где тут Вы видите гроб? Тело!

- А мне плевать, что там написано! - Выходил из себя Режиссер, - Мне плевать, что там написано... У меня своя трактовка пьесы… Мне не нужно Ваше тело!.. Мне нужен гроб! Я вам в тысячный раз говорю-повторяю... Мне нужен образ! Это композиционный центр всего второго акта! Покойник должен быть в гробу живым! Лицо у него должно светиться! В обрамлении гроба! У покойника должно быть одухотворенное лицо! Вы это понимаете?! Мне нужен образ! Лицо должно светиться! В обрамлении! – режиссёр жестами рисовал квадрат вокруг своей головы, - В обрамлении!

- Ну да! - Красный партизан широко разводил руки. – Мне больше делать нечего! Сейчас лягу в гроб и сразу начну светиться! В обрамлении!

- А мне нужна на сцене художественная правда! Мне нужен образ! Правда и ничего кроме правды! Вы знаете, кто такой Всеволод Эмильевич Мейерхольд? - пытался давить авторитетом и начитанностью Молодой Режиссёр.

- А вы своим Мейерхольдом меня в гроб не загоните... Станиславским и Немировичем тоже! – держал интеллектуальную планку Народный Артист, - Режьте меня на куски, но хоронить себя в гробу я не дам! У меня четверо детей!

- Вы понимаете, - пытался хитростью и посулами уговорить строптивого артиста Молодой Режиссер, - Вы понимаете, мы ставим нашу пьесу в аспекте современного понимания исторических событий... В аспекте современного понимания проблем и событий, происходящих в эпоху наших перемен, в эпоху нашей перестройки. Вы понимаете, когда погибает красивое и молодое – это всегда трагедия. Наш спектакль – это высокая трагедия, где Вам отведена судьбоносная роль. Главнейшая роль! И будет, очень-очень, жаль, если от этой исторической роли будет отдавать нафталином. Я хочу, чтобы Вы поняли всю ответственность... Вам отведена эпохальная роль! Вы войдете в историю театра! Вы получите все государственные награды и привилегии от партии и правительства как великий Народный художник! – призывал к ответственности и совести Режиссер.

- Угу – вроде бы соглашался Народный артист.

- Во все исторические эпохи великая трагедия в том, что погибает молодое, совсем юное, - вдохновенно продолжал Молодой Режиссер, - Покойник должен быть молодым в обрамлении гроба! Это убиенный царевич Димитрий! Представляете, в гробу лежит молодой, красивый, талантливый убиенный царевич Димитрий, с такой красивой, курчавой головой! - Режиссер взбивал на себе пышную шевелюру, - показывая, какая красивая, курчавая шевелюра у малолетнего царевича Дмитрия, убиенного своими злодеями родственниками.

- Это молодой Александр Блок! Бледное лицо! На груди кровавое пятно! Над головой – тонкая церковная свеча! И ангелы поют! Девушка пела в церковном хоре! Покойник должен быть молодым, курчавым и в гробу! От одной этой картины можно заплакать! Вы это понимаете?!

У Молодого Режиссера от пронзительных и одухотворенных чувств влажнели лошадиные глаза.

- Это молодой Александр Блок... Это молодой Лермонтов... Это молодой Репин... Молодой Пушкин... Молодой Есенин... все были курчавыми! - всплакнув, вскриками гнул свою художественную линию Молодой Режиссёр.

- Так уж и все! – сомневался недоверчивый Народный Артист.

- Все – все без исключения!

- Есенин был русым, - пытался полемизировать несгибаемый Народный, - Ну, какой же это царевич Есенин? Есенин был русым!!! - нащупал слабое место Народный Артист, - Есенин был русым!

- Это не принципиально, в конце концов!

- Пьесу читали? – глаза в глаза, проникновенно, спросил Народный.

- Наизусть читал! – взгляд во взгляд, в упор, отрезал Молодой.

- Плохо читали! Вот! – Народный артист клинком выхватывал из раструба валенка пьесу, - Вот! Дословно читаю! Дословно! На второй странице!.. Черным по белому! Читаю внимательно: «Красный партизан, с русой, окладистой бородой и седой как лунь, одет в белый овчинный полушубок, перевитый чёрными пулеметными лентами, и в серой солдатской папахе с красной полосой. На ногах у него большие, латаные-перелатаные валенки, доставшиеся ему в наследство от прапрадеда, а в руках – удобный обрез, который он сделал своими руками, из своего любимого ружья, с которым он когда-то ходил на белку»... И так далее... Черным по белому... А это что такое?!

Оскорблённый Народный артист брезгливо, двумя пальцами приподнял с головы курчавый парик, в котором он когда-то играл Пушкина.

- Это не Есенин! - вынес он окончательный вердикт: - Это какой-то цыган... или на худой конец, молдаванин...

- Это не молдаванин! Это не молдаванин! – исходил горячкой Молодой Режиссер, - Вы меня оскверняете! Наденьте парик на голову! Немедленно! На голову! На голову!

- Я больше не дамся! - яростно отрезал Народный Артист, - Я Красный партизан, а Вы мне - завивку! Я жизнь отдаю за Революцию! – Народный Артист рванул надвое романтические Пушкинские кущи и вызывающе, как дуэльную перчатку, бросил их к ногам Молодого Режиссера:

- Это молдаванин! И попрошу Вас не забывать никогда! - Красный партизан повышал голос и высоко поднимал травмированный перст - Я, Народный Артист, и нечего Вам здесь, в нашем театре, делать из меня светлячка... А если Вам надо - укладывайтесь в этот ящик сами и светитесь! Мерцайте там себе до посинения! Вместе со своим Мейерхольдом! А то - нате! Приезжают тут всякие и запихивают нас, Народных, куда только можно. Ложись им, видите ли, в гроб, да еще и светись! Тоже мне, Мейерхольд! В гробу я Вас видел вместе с вашим Мейерхольдом!

По обыкновению, Народный артист последнее слово всегда оставлял за собой.

 

***

 

- Ярый антисемит – видел меня гробу вместе с нашим Мейерхольдом...

...Категорически не согласен с трактовкой образа Красного Партизана...

...Навязчиво вмешивается в творческий процесс...

...Нагло предлагает неприемлемую трактовку пьесы... – заложил Народного Артиста высоким слогом обиженный и оскорблённый Молодой Режиссер.

- Он хоть головой говорит что думает?! – вспылил главный Режиссёр, -

- Немедленно снимать с роли... Немедленно! - поставил он точку в творческом конфликте.

- Надо немедленно снимать с роли... Немедленно! На ходу подметки рвет... Кресло из-под живого Главного Режиссера пытается выдернуть... Змея подколодная... Тоже мне – Народный! – открыл душу молодому поколению мудрый и опытный Главный Режиссер театра.

- А ведь это я его Народным сделал! Своими, вот этими руками! Правильно говорят: не делай добра – не получишь и зла...

Это был единственный Народный артист в театре. Тем более что Народным он стал благодаря самому Главному – чего тот до сих пор сам себе простить не может. Здесь, в Сибири, известный на весь мир поэт Евгений Евтушенко снимал какой-то автобиографический фильм, и этот сукин сын, тогда еще не народный артист, снялся там в какой-то мизерной роли и, что называется, прогремел. Его начали узнавать на улице и даже – поговаривали – хотели пригласить в какой-то столичный театр... И тогда Главному режиссеру в областном управлении Культуры и сказали: «Что это мол, у вас, там, в театре звезды растут, а вы к ним задом. Надо бы, для престижа города и области...» Так, Главный, сдуру, и послал эту строптивую бездарность на Народного. Но тот, вместо благодарности, стал вообще неуправляемым и даже стал подумывать о режиссуре. И вот сейчас Главный Режиссер пожинал плоды своей опрометчивой доброты.

Молодой режиссёр слушал внимательно, проникновенно глядя в глаза Главному, но думал о своём:

- Господи, ну хоть самому в гроб ложись! – Молодой Режиссер безнадежно хватался за голову и терзал свои курчавые поросли, рано тронутые сединой, - Ну, хоть самому в гроб ложись!

- А почему, собственно, и нет! – поддержал молодого Режиссера мэтр провинциальной режиссуры, - Это находка! - и добавил: - Может быть, даже и Государственную премию получишь... Если понравишься столичному драматургу...

- А этого надо снимать с роли... Немедленно! Немедленно!

 

Продолжение следует.