Потому что в мире, который имеет свойство деваться непонятно куда,

Лучше ни в чем не клясться, а одновременно говорить

"Нет, нет" и "Да, да"

 

 

 

Um – Абстракция в пространстве

…добро пожаловать в зазеркалье…

 

На столе стояла рюмка чая и чашка коньяка…

- Проверьте форточки! – из-за двери раздался пронзительный крик.

Я кинул табуреткой в окно. Оно не разбилось, но слегка возмутилось. Я указал взглядом на дверь, и оно успокоилось.

Чашка коньяка и рюмка чая. Забавный расклад. Логика подсказывала, что все должно быть ровно наоборот. Но что она имела в виду, я сразу не понял и ей (то есть логике) пришлось повторить внятней и подробней. Да, рюмка конька и чашка чая это было бы логично.

В углу завыл угол. Так бывало. Я уже привык.

Трепетно схватившись за чашку одной рукой, и бережно сотрясая рюмку другой, я понял, что время не ждет. Осторожно начал переливать.

Потолок заскрипел и весь попАдал. Немножко.

Теперь передо мной на столе полрюмки коньяка, немного чая в кружке и аккуратная лужица…

- Потолок попАдал! – кричали из-за двери.

Я по инерции схватил табуретку и швырнул ее в окно. Оно обиделось. Потом пришлось долго просить прощения.

 

 

Dois – Разве можно так?!

…на улицах wonderland…

 

- Ну, где же о-он... - нетерпеливо и с противной нотой в голосе протянул Йаа.

Второй лишь взглянул на часы. Они не врали. Никогда.

А Слонн в это время уже завернул за угол. Видимо направился в мясную лавку за отличным французским хлебом. Так было всегда. Или почти всегда... по крайней мере, мне так казалось.

Ну разве вот эти летящие совсем рядом, так что казалось бы протяни руку и возьми, стальные свечи могут подсказать верные слова? Йаа переминался с ноги на ногу и не знал ответа. Он его не любил и редко с ним встречался. А иной раз даже не здоровался и, делая вид, что ничего не замечет, проносился мимо.

Но Второму это было безразлично. Он, изучив дикие отблески солнца на лунном циферблате высоко над головой, негромко кашлянул. Всегда был до крайности молчалив. А особенно в такие бессмысленные дни...

Я лишь шел в тот день, всматриваясь в лица и все время находя в них, знакомые снимал шляпу непонятно кому, а затем наблюдал, как все они в недавнем, стоявшие передо мной, растворяются в пустоте, записывал что-то в свои бумажки и случайно да углядел ту сцену.

Кстати говоря, Слонн вскоре снова появился, только с другой стороны улицы и с авоськой фруктов в руке...

 

 

Trks – История Герцена

…революция…

 

Купол над головой не дающий выйти вдруг стал ярко-красным. Господин Герцен не на шутку перепугался. Он вскочил весь в поту и принялся ощупывать купол, стремясь найти выход. Лицо его с каждой секундой все сильнее и сильнее бледнело. Господин Герцен стал совсем похож на мертвого. Господин Герцен вдруг понял, что ему трудно дышать. А через несколько секунд стало совсем уж худо. Купол будто становился еще ярче, а лицо господина Герцена аж побагровело. Он схватился за левую руку, но она уже не слушалась, стремясь вырвать язык господина Герцена. Тогда он проковылял чуть в сторону и стал часто моргать. Голова господина Герцена беспомощно болталась из стороны в сторону, он задыхался. Купол стал еще ярче, еще и еще ярче.

Но вдруг господин Герцен вспомнил что-то и принялся что есть мочи орать песню, еще чаще моргая. Рука в последний раз рванула язык и полностью в себе разочаровавшись, опустилась. Купол стал синим, а господин Герцен затихнув, медленно опустился на пол и облегченно вздохнул. Что-то в нем безвозвратно изменилось…

 

 

Quatro – Прочая Ерунда

…чертов круг…

 

Я вошел в комнату и почти сразу же с грохотом повалился на пол. А ветер сегодня был, несомненно, сильнее обычного. И хотя все окна и двери были крепко закупорены, я знал, что он здесь. Собака этажом выше уныло завывала, а я встал с пола и подошел к столу. Свеча горела как всегда: ровным, безразличным светом, скудно, но, по-моему, самым, что ни на есть замечательным образом, освещая все вокруг. Стул сам по себе вдруг упал, и я тут же понял: так оно и есть, стул упал. Я взглянул на потолок, увидев, что паутинка из трещинок становится все крупней и загадочней, придавая себе все больше внешней красоты и ненужного смысла. Дверь заскрипела, и в комнату вошли. Собака вновь завыла, а вошедшие бесцеремонно прошлись взад-вперед и попытались мгновенно скрыться из виду. Я понимал, что что-то тут, несомненно, не так, но никак не мог понять что. Дверь вновь заскрипела, вошедшие стали все с большим негодованием шаркать своими старыми и износившимися ботинками об пол, а собака вновь завыла. Часы в углу забили какой-то час, а я так и не мог понять, в чем дело. Стул вновь перекувыркнулся. Я подошел к окну, но ветер завыл мне прямо в лицо. Тогда, вновь услышав лай собаки, я сел в угол. Я закрыл глаза. Из центра комнаты еще отчетливей послышалось шарканье, приглушенное скрипеньем двери. “Надо бы ее смазать”, – подумал я, и стул перевернулся вновь. А часы в то время били уже пятнадцатый час…

Открыв глаза, я решительно встал и направился к двери. Скрип оказался прямо перед носом. Я распахнул дверь и вышел. Пройдясь немного по коридору, я оглянулся и глупо уставился в дверь.

Я вошел в комнату и почти сразу с грохотом повалился на пол…

 

 

Cinco – Случай

…обыкновенный выход из круговорота…

 

Я встал и прикрыл рукой штору. Она была теплая и совершенно гладкая. На редкость. Это было странно, прикрывать штору. Но необходимо. Стекло с той стороны плотной ткани дало трещину... такую, знаете, довольно большую, изгибистую трещину. Поэтому мне было не по себе.

Комната довольно таки быстро привыкла к полутьме и, безо всякого, кажется, сожаления, без остатка погрузилась в нее. А я закашлялся. Да, тогда меня повсюду преследовал страшный кашель. Врачи не знали, что с ним делать, и говорили, что не видели ничего подобного ни разу за свою длинную карьеру. Да я к ним, впрочем, не обращался...

Дисплей тем временем показывал уже ровно шесть. Я знал это не глядя, хотя для полной уверенности все-таки посмотрел краем глаза. Впрочем, где она, полная уверенность? Бродит по темным, грязным переулкам и подворотням, обреченная и заплаканная в старом, пыльном мешке, с маленькой хрупкой тросточкой в правой руке? Возможно...

Термометр, как и все прочие полезные и бесполезные приборы в моей комнате показывали что-то забавное, но не нужное мне в данный момент. Хотелось крепкого, черного кофе, но нужды тянуться к банке не было. Я знал, что там меня ждет лишь пара завалявшихся кофеинок и небольшой, проворный таракан, черт знает как залезший в банку, призванную хранить кофе. Может выпустить этого небольшого коричневого еще очень даже жизнерадостного насекомого на волю? Чтобы он дал многочисленное потомство и превратился в жирного недовольного жизнью, противного и неуклюжего, то и дело заваливающегося на спину и с паническим выражением начинающего перебирать лапками представителя подраковенных жителей? Вполне может быть так...

Пульт от телевизора завалился за диван, это я помнил совершенно точно. Я сел на кресло и обнаружил, что он даже не включен в розетку. А розетка находилась, как правило, за тяжелым шкафом, наполненным сверху донизу гениальными и почти гениальными книгами, на стене с потертыми, невыразительными обоями, внизу, у самого пола. Также стоит сказать, что где-то между полок этого шкафа прятались мои любимые наручные часы с большой буквой “Н” на ремешке и красивым темным циферблатом, красными мелкими делениями и всеми прилагающимися шестеренками, какие обычно бывают во всех часах, и в которых я, как правило, не разбираюсь.

А вот смотреть на пыльный и порой интересный экран телевизора пока что не было толку. Я вообще редко руководствовался толком... но тут почему-то сразу же отступил. Видимо оттого что я был болен.

Едва ли кому интересно, что творилось в тот момент в правом от меня углу моей комнаты... но для тех, кто проявляет интерес к углам, таки замечу, что там не было ровно ничего интересного. Там, кажется, висела небольшая такая паутина с крохотным в ней паучком. Глупым и маленьким, он сидел в ожидании мух, которых я в своей комнате в те времена не держал. Помимо паука в углу собиралась пыль и тишина. Чтобы однажды в какой-то определенный или напротив неопределенный момент выступить на свет или просто выступить, это в зависимости от теплых, гладких штор на окне, которые еле-еле покачиваются от ветерка, который любит просачиваться сквозь вездесущие щели...

И вот, наконец, в этот самый миг сзади на меня кто-то нацелился. Точнее говоря - человек покрытый едкой для взора пеленой целился на меня из обычного красивого пистолета.

- Мы должны тебя убить, - голос прозвучал убедительно и очень внятно. Вот ей-богу ничего внятней в своей жизни не слышал!

- Кто "мы"? - зачем-то спросил я.

- Нас много, - так же просто и непринужденно отвечал человек, - Только это не важно.

Я кивнул.

Потом, кажется, раздался выстрел. Точнее не раздался, а прозвучал. Тихо и плавно, очень приятно, так что хотелось слушать его вечно. Но повторяться такому звуку было нельзя, я это тоже понимал.

А вот дальше... этот выстрел, по-моему, что-то изменил... Но точно могу поручиться, что очень многое после него так и осталось на своих прежних местах. Таракан все так же находился в банке, пульт все так же валялся за диваном, розетка все также была выдернута из провода, это я, по-прежнему, точно знал, проверять не было толку. Только вот на дисплее изменилось время, как неизбежно утекающее куда-то разнородное месиво…

И за окном зашумела трава. Это был явный знак тому, что обед уже прошел и скоро начнется ужин.

Я же находился в другом месте, в окружении других людей, других целей, других задач…

 

 

Seis – Человек в шляпе

…спустя, случайно и ненадолго вернувшись…

 

На улицу вышел господин в шляпе с бутербродом в руке. А события в тех местах, надо сказать, как протекали, ну скажем, хотя бы год назад, так и текли в это прохладное утро. Вокруг можно было углядеть все те же знакомые лица, знакомые дома, трещины, даже знакомые камушки лежали на своих привычных местах. А господин в шляпе встал где-то около разбитого, полуоткрытого оконца и принялся поедать свой бутерброд. Дворник по привычке, уже с раннего утра размахивал метлой, хотя на этой тихой улочке убирать было решительно нечего. Привычный дедушка с большой седой бородой выглянул из окна, а затем высунул руку, чтобы проверить: не идет ли дождь, и привычно разочаровавшись, скрылся из виду. В одном из окон заиграла привычная, тихая и спокойная музыка, а внизу послышалось привычное шарканье маленького сутулого человечка в очках. Ставни заскрипели от дуновения ветра, и это показалось так же привычно, как и все иное. Во дворе уныло завыл хромой пес, а на ветке весело зачирикала какая-то птичка. Господин в шляпе покончил с бутербродом и прислушался к звукам на крыше. Это был Человек-с-крыши, который все так же привычно, как и в прошлом и позапрошлом году, залезал каждое утро на крышу, да и проводил там весь день. Человек в шляпе, завидев шаркающего человечка, дружелюбно снял свой головной убор и поприветствовал его взглядом. Человечек же пригляделся к нему, снял очки, протер их, снова надел, улыбнулся в пустоту и медленно поплелся дальше. Человек в шляпе в это время сделал несколько шагов и оказался у той самой ветки, где все еще чирикала птичка. Музыка стала играть чуть громче, а человек в шляпе что-то тихо шепнул птичке и подмигнул, глядя в унылые глаза собаки. Дедушка, по-прежнему ожидающий дождя, вновь показался в окне. Человек в шляпе тихо приоткрыл калитку и вышел за нее. А за калиткой обычно стреляли…

 

 

Sete – Лежу, дохну, слепну

…за калиткой…

 

Я шел впереди, Второй и Третий за мной. Я ступал тихо-тихо. Так тихо, что становилось противно, становилось невыносимо, хотелось загреметь внутренностями, заскрипеть подошвами, задрожать стенами полутемного коридора и выплюнуть какую-то давно засевшую гадость!! Но Второй и Третий шли за мной, шли не отставая ни на шаг и ступали так же тихо-претихо…

Недавно все вышло со Слонном. Второй лез через форточку, Четвертый и Третий просочились из трубы. Бил какой-то час… я не знаю какой, я знаю лишь то, что это был час правильный. Верный для Второго и всех прочих соратников блестящего циферблата в небесах, но безразличный для Слонна. Ведь он на часы не глядел, он в это время славно любовался Селедкой. Несколько очередей и все вышло. Все вышло со Слонном, с Селедкой. Сейчас все выйдет с Йаа…

Перед полосатой дверью мы останавливаемся. Второй усиленно жестикулирует, подает мне какие-то знаки, и я понимаю, внутрь мне выпало идти первым. Пожимаю плечами и сквозь стену просачиваюсь в комнату. Темную комнату практически без потолка. Я касаюсь пола – соленый и грязный. Да-да, тот самый пол.

В углу кто-то еле слышно похрюкивает. Я приближаюсь, сжимая в кармане нечто теплое, даже горячее. Вот он и Йаа. Глядит прямо мне в лицо. И следует распахнуть карман, следует сжечь все вокруг, тихо улетучиться, как можно быстрее заснуть… но я стою и смотрю. Молча смотрю и все сильнее сжимаю огонек у себя в кармане.

Йаа как-то странно улыбается. Печально и одновременно с насмешкой. В его правом глазе загорается что-то недоброе, что-то яркое.

- Не смог, - констатирует он и уже оба глаза его вспыхивают каким-то неестественным, чересчур ярким светом.

- Нет не смог, - повторяю за ним. Затем падаю и слепну.

Лежу, дохну и слепну…

 

 

Oito – Слепой человек

…на свалке…

 

Перед входом стоял Слепой человек. С тросточкой, в пиджаке, босой и живой. День вокруг вновь и вновь напоминал… о том, как жили люди на улицах и в городах, странах и островах. И на душе после этого оставались только нотки, еле слышные, спокойные, но выразительные нотки. И день уже был как бы не при чем.

Вход был, по-видимому, закрыт, но дверь периодически открывалась, впуская то ветер, а то и людей. Однако, кто же знал, что в этом проходе было открыто по-настоящему... Все хлопало, перед самым носом, сразу же за спиной, а бывало что и одновременно двумя этими способами, так что я, например, едва ли разбирал, что к чему. Что не мешало другим думать совершенно иначе, и быть твердо уверенными, что правд в этом мире, по крайней мере, две и обе находятся у них за пазухой.

Слепой человек прикоснулся к дверной ручке...

"вот я и дошел... до ручки" - подумалось вдруг ему. И тут же: "а почему бы собственно и нет?".

Дернул дверь на себя... нет, не дернул, а даже потянул, безо всякой силы, лишь с судорожной надеждой прильнувшей к руке. Затем толкнул, так же безо всяких усилий, спокойно толкнул... “дверь металлическая, она холодная и мокрая. а с другой стороны... она, наверное, такая же металлическая только раскаленная на мнимом солнце...”.

Слепой человек отошел от двери, сел в самой сторонке и заплакал, так как не плакал ни один из глубоко убежденных зрячих...

 

 

Nove – Зачем?

…как ангелы-хранители разбиваются насмерть…

 

Обыкновенная ночь.

- У тебя здесь курить можно?

- Валяй. Только окно приоткрой…

- Ммм… оно вообще-то уже третий час, как настежь…

- Да? Хм, а я и думаю, отчего так холодно… Ладно, пускай остается, как есть.

- Ага. У тебя пепельницы случайно нет? А впрочем, и не надо…

Темный силуэт, с крыльями за спиной, оказался на подоконнике. Щелкнула зажигалка.

- Знаешь, я буду жить еще один день… - раздалось из глубины комнаты.

- Это то есть двадцать четыре часа что ли?

- Ага, вроде того…

Ангел на подоконнике стряхнул пепел в окно. Внизу раздался шорох. Обычный, ночной шорох.

- И что же дальше?

- Дальше?

- Дальше. На следующий день.

Этажом ниже заскрипел пол. Послышались шаги и тут же затихли.

- Выпаду из окна…

- Случайно?

- Совершенно случайно… И разобьюсь, наверное. У меня ведь нет крыльев…

В комнате было темно, но стало очень ощутимо: человек улыбнулся. Самым-самым краешком рта.

- А они бы помогли тебе? – усмехнулся ангел.

Человек лишь покачал головой. Он не выглядел обреченным или же унылым… в глазах у него играла искорка настоящего безумия, на лице его читалась легкая ирония.

Окурок мгновенно растворился в ночном мраке, без единого звука ударился об асфальт…

Ангел встал на подоконник и внимательно поглядел вниз.

- Ты уходишь?

Ангел обернулся.

- Да.

- И ты не попытаешься меня спасти?

- От кого?

- От самого себя…

- Зачем?

Человек улыбнулся.

- Спа-си-бо… - едва слышно прошептал он.

Ангел кивнул.

Расправил крылья и выпал из окна…

 

Dez – Personal Jesus

…где живет спасение?..

 

Эта темнота внушала мне оптимизм. Нет, я вовсе не поглощал ее, делая тем самым мир светлее. И я не выливал в нее всю грязь, которая накопилась во мне за долгие, тянущиеся стройным рядом годы. Нет, вовсе нет. Темнота была передо мной, и ничего кроме нее я не видел. Я был и рядом с ней, в ней… Она внушала мне оптимизм.

Да, пожалуй, в темноте все по-настоящему. Нет человека с пистолетом и человека на земле. Нет выстрела. Нет смертников и нет святых, нет ублюдков и нет доброжелателей. Нет дышащих полной грудью. Потому что здесь никто не дышит. Потому что нечем, вокруг лишь пустота. Вокруг, в темноте все по-настоящему…

В темноте. Живут. В темноте. Умирают. В темноте. По-настоящему…

 

Протяни руку. Прикоснись… Прикоснись к телефонной трубке. Прикоснись к ней. Сними ее… Сними телефонную трубку и поднеси к уху… по-дне-си… Ты слышишь?

- Ты слышишь? – голос пробегал с одного конца провода на другой… голос хриплый и спокойный…

- Ты слышишь? – голос терпеливо повторил еще раз…

Раскинув душу, поставив ноги на стол, отставив в сторону коробку с кассетами. Почему бы не ответить на звонок? Почему бы не поговорить с кем-то, кто набрал твой номер? Может быть, случайно, может, намеренно… но набрал. А на другом конце провода обнаружил недопитый кофе, старую коробку с кассетами, тараканов повсюду… Почему бы не сказать?..

- я слышу

- ты знаешь кто это, - голос не спрашивал. Голос вообще не ставил ударения. Слова просто доносились до меня. Голос говорил.

Знаю ли? Скомканные листки с лицами и характерами возникли где-то в потаенном уголке разума. Цветные лица, неровные характеры… оттуда веяло чем-то нехорошим. Оттуда веяло чувствами. Наигранными чувствами, запутавшимися нотами… …нет я не знаю…

- нет я не знаю

- я так и думал

Голос выдержал паузу. Такую паузу, которая свойственна лишь ему одному.

- но ты ведь взял телефонную трубку

Я кивнул. Слегка кивнул.

- зачем, - голос подкрадывался все ближе и ближе. Он был практически рядом.

- у меня нет ответа на этот вопрос ты же видишь

- я-то вижу, - голос остановился, уверенность в том, что он близко, внезапно начала пропадать, - ответов никогда нет

- вопросов тоже

Там, на другом конце трубки кто-то усмехнулся. Кто-то еле слышно усмехнулся. Но именно тогда я понял кто это. Я увидел.

 

…your own personal Jesus?..

 

Я прошел в темноту. Настоящую темноту. С проемом для темного света, с красной шторой и телефонной трубкой… с телефонной трубкой…

…в которой голос говорил…

- Ты слышишь?

 

 

Onze – Я умер бесплатно и в ливень

… про очищение…

 

Я вышел из дома в ливень. Людей уже окончательно смыло с улиц, и дышать было приятно. Я прошел по влажному асфальту и шагнул за угол. За углом меня спросили:

- Отравы для тараканов не желаете?

Я лишь усмехнулся.

А потом ответил:

- А почему бы и нет…

- Верно, - подтвердил продавец.

- Три.

- Красные или синие?

- А в чем отличие? – я удивился.

- Красные - ручного применения, синие – автоматические, - терпеливо объяснил продавец.

- Да мне, пожалуй, ручного… - немного подумав, ответил я.

- А кого травите? – поинтересовался продавец, запаковывая коробочку.

- Негодяя, - я еле пошевелил губами.

- Угу, все верно, - продавец совсем не удивился. - Так им и надо.

Дождь начинал проходить. Я приподнял солнечные очки:

- Вы так думаете?

- Ну да, - продавец был в легком замешательстве. - Разумеется. А как еще?

Как еще… Я прикоснулся к виску.

- Да, вы, наверное, правы. Иначе никак.

- Никак, - продавец улыбнулся и протянул мне пакет.

Я почему-то не заплатил.

Продавец почему-то не возмутился.

Так я умер бесплатно и в ливень.

 

 

Вне счетчика – Человек-пишущий-судьбу

“судя по тому, что мы видим за окнами вашей замечательной машины, он продолжает злоупотреблять кокаином”

 

 

Человек стоял над обрывом. Длинными, костлявыми пальцами, осторожно, но в то же время как-то спешно и даже небрежно, чертил линию судьбы, постукивая по столу свободной рукой. Да, стол там точно был. Небольшой, серенький, с двумя выдвижными полками.

А пустое пространство перед человеком понемногу заполнялось пустотой. Странной, местами извилистой, а местами ровной, как поверхность мутной глубины, что всегда находилась внизу. Пространство заполнялось жизнью и смертью, которые, порой казались одним и тем же, а затем уже и вовсе пропадала та былая уверенность, что разница существует. Да... а сверху вниз время от времени валил белый, слепой, казалось бы, давно лишившийся ума туман. Внутри него было глухо и тихо, особенно вечерами, но, впрочем, иногда казалось, что вся эта белая дурманящая пелена - лишь изощренный способ обмануться... тогда ее приходилось срывать и безнадежно, в тупой тоске сидеть на полу, возле стены, глядя на другую, совершенно такую же, противоположную стену, ничего не пытаясь понять и ни о чем не думая...

Но возвращаемся от смутной, полумрачной оболочки места, где, кажется, были потеряны всяческие ориентиры, где взор нередко оказывался направленным вниз, когда смотрел вверх, а расстояние лишь путалось под ногами, жестоко обходясь с посетителями, возвращаемся к пишущему-человеку с неопределенным мутным взглядом, похожим на кофеинку, почти потонувшую в черной глубине чашки, но еще в последний свой миг видную. Еле-еле, смутно, непонятно, но видную...

Человек этот вдруг передернулся, когда в углу очень отчетливо послышались шаги какого-то зверя. Здесь так бывало. Порой. Как правило, тут порой все бывало, даже то, что не вписывается ни в какие существующее и несуществующее правила...

А линия из-за этого звука пошла по-иному, так, как не должна была пойти, как-то глупо и неестественно... хотя, что такое это “естественно”..? Судить это, по крайней мере, не ему, не человеку с повязкой на глазах, не человеку в длинном прозрачном, как и он сам, плаще...

 

Судьба будто шутила с ним! Сначала такой бешеный, невероятный прорыв... да, почти что без потерь (такое никто возможным не считал!), а потом эта грандиозная диверсия прямо в тылу... Бомба была брошена грамотно и расчетливо... половины отряда через пару секунд уже не было, оставшиеся были либо ранены, либо, как он, отсиживались в первых попавшихся укреплениях да окопах.

Было неприятно... Нет, Евгений уже давным-давно привык к этой войне, к такой жизни, к жестокому выживанию. Но на этот раз ему в первую очередь было жаль именно ребят, не бойцов, не стратегически важных фигур в очередной операции, как он сам любил выражаться. Ни при каких обстоятельствах и ни в коем случае не одушевляя солдат в своих глазах... он знал, что так будет лучше для всех.

А тут какой-то прямо-таки приступ совестливости! От выстрелов, изредка раздающихся вокруг, на душе взрывалась с еще большей силой тупая непрерывающаяся боль.

Больное сердце еле билось в груди, но это почему-то ничуть не пугало Евгения. Он валялся в окопах, ничуть не раненый, но умирающий, умирающий не как боец, впрочем, это его волновало сейчас меньше всего. С каждым выстрелом он рефлекторно сжимал в руке пистолет.

А что делать человеку, у которого вот-вот остановится сердце, который лежит в окопах,. спрятавшись от пальбы наверху? Искать помощь? Или, может, биться до конца? Или попрощаться с этим миром наскоро? Тьфу ты! На ум почему-то шла лишь всякая гадость.

Стрелять Евгений больше не хотел, спасаться тоже, прощаться было не с чем или, можно наоборот слишком много с чем...

Евгений запел. Сначала тихо и невнятно, а потом с каждым мигом все намного и намного громче... нет, не помогая ребятам подняться духом, не помогая себе выжить, просто запел. Перед глазами была неровная стенка окопов, а по ней кто-то полз. И Евгений умирал, наконец-то живя не как солдат, а как человек...

 

Илья лежал на тротуаре в крови. Наверху было небо, необыкновенно чистое сегодня. Глядя наверх, ему казалось, что ничего кроме неба здесь не осталось. Только голубой фон, прекрасная подсветка к жизни. А еще суетились люди. Где-то намного ниже, намного-намного ниже того места, куда улетал взгляд мальчика. Они бегали даже кажется что-то кричали. Но слышно ничего не было. А вот видно... было как-то странно их наблюдать. Их, больших, но почему-то совершенно неразумных в этот момент людей... просто, наверное, не видящих того, что наверху...

Илья покосился на кровь вокруг себя. Нет, почему-то никаких чувств не возникло. Просто вся его рубашка сильно промокла. И еще у него отлетела одна пуговица...

Из груди торчало что-то металлическое, а рядом с ним на корточки присели люди. Глупые люди... Почему же они не смотрели туда, наверх, туда, где в бесконечной глубине терялся взгляд, почему...

Там было так тихо и спокойно, мальчик восторженно глядел туда, но глубина до сих пор не полностью открывалась перед ним, да и есть ли это "полностью"?..

И внезапно стало ясно. Что-то непонятное пронеслось в голове, но после воцарилась безмолвная ясность, прямо как наверху.

Он выживет, очень даже скоро его спасут, и все будет хорошо. И жить он будет, как прежде... впрочем, нет, конечно же, лучше.

Илья опустил глаза на землю и улыбнулся одному из людей рядом.

 

Человек-пишущий-судьбу отошел на шаг назад... потом еще немного, растворяя надписи в пустоте, запечатывая их и увековечивая в памяти...

Через каких-то несколько мгновений все стало как обычно. Все стало так, как будто так оно и было целую вечность. Комната обрела ясность. Потолок слегка потрескался, а пол заскрипел.

Человек снял повязку с глаз, снял тотчас же, не медля ни секунды. Прозрачный плащ окрасился в темно-красный, а пишущий-судьбу, сделав еще один шаг назад, обрел лицо.

Через пару минут он, уже держа в руках пачку сигарет, вышел на крыльцо. Там, для улицы была ночь, хотя в голове у него отчетливо и бесспорно воцарилось утро. Рассвет.

Человек-пишущий-судьбу поскользнулся и упал... на асфальт, который несколько мгновений назад впервые за этот день соприкоснулся с солнечным лучом.

Просто дрогнула чья-то рука...