Дея спешила домой к матери. Мать скорее всего уже волновалась. Раньше дочь всегда приходила домой задолго до захода Тельбы. Дея торопилась, но дорога была пустынна, а до дома было еще миль шесть. Она то поднималась на склон, то спускалась, придерживаясь рукой за розовые лишайники, крепко вцепившиеся в каменистую почву. Когда спуски были совсем крутые, приходилось прыгать. Дея всегда зажмуривала глаза, но тем не менее аккуратно приземлялась на ноги. Несмотря на то, что было достаточно светло, Альба – второй спутник Альма-терры сиял мерцающим красным цветом, Дее было жутко и страшно. Это плохой знак. Ходили слухи, что во время сияния в небе одной луны, выходить из дома опасно. Именно в это время чаще всего происходили нападения харклиффов на людей, и благоразумия ради, многие предпочитали пережидать это время дома, читая молитвы и разжигая защитные благовония. Кто-то верил в силу слова и запаха, кто-то смеялся над этим, но почти все предпочитали не рисковать. И даже у самых циничных, высмеивавших бабьи снадобья, и то в карманах хранились обереги. У кого - кусочек зуба баррукки – рыбы, которая водилась в озере на нижнем плато, у северных гор. Эти рыбы имели терпкий горький вкус и потому не годились в пищу, однако поймать их было так сложно, что поймавший мог называться счастливчиком. Приходилось часами сидеть в ледяной воде и не шевелится, чтобы рыба привыкла и подплыла ближе, а затем молниеносно схватить ее руками, выдернуть из воды, и удержать, поскольку рыба сильно билась в руках и пыталась укусить. Не один лишился пальцев, пытаясь удержать баррукку и бросить ее в металлический бак на берегу. Марко не единожды пытался поймать удачу, в буквальном смысле за хвост, но остался без четырех пальцев. Все – на одной руке. Только силой не пустили его товарищи попробовать удачу еще раз. Вместе отметелили, пообещали, что ослушается, запрут его в Пристанище, где жили те, у кого ухудшалось здоровье, кто не мог работать, или слабел душевно.

Тому, кому посчастливилось поймать баррукку, следовало выдернуть самый большой клык и хранить его ближе к сердцу. Считалось, что клык баррукки приносил хозяину такую же способность укрываться от врагов, и обороняться, какой обладали обитатели холодного озера.

Кто не имел такого талисмана, довольствовался высушенными на солнце лапками г’ворков – или тельбовских черепашек, как прозвали их поселенцы. Внешне они действительно немного напоминали черепах, хотя были студенистые, прозрачные, и совершенно бестолковые. Скорее всего, это были простейшие формы жизни. Они размножались делением, ничего не боялись, ползали в расщелинах скал, и поймать их можно было голыми руками. Лапки первого пойманного г’ворка приносили удачу и дарили приверженность к новому миру. Знак Тельбы.

Никто не знал, как выглядят настоящие харклиффы. Что может напугать их и зачем они нападают на людей. Знание стоило жизни. Те, кто видел издалека, как харклифф нападает на свою жертву, говорили, что харклиффы не имеют своей формы. Они принимают обличье окружающей их природы, животных, птиц. А с тех пор, как на планете появились первые поселенцы, и людей. Однако никто не знал, насколько точны эти сведения. Спустя какое-то время, у тех, кто якобы видел харклиффа, начинали слезиться глаза, и мутиться разум. Они начинали говорить совсем уж странные вещи, путаться, сбиваться, их речь становилась еле разборчивой, через какое-то время они замолкали и погружались в себя, взгляд бегал, не останавливаясь на предметах и лицах. Таких помещали в Убежище, где они проводили свои последние дни, иногда месяцы, а потом тихо отходили в мир иной.

Находились и те, кто считал, что харклифф – это выдумка. Говорили, что на планете есть вирусы, которые либо сразу убивают, либо вызывают различные галлюцинации, поражают мозг. Тогда же появились и те, кто считал его Богом, которому следует поклоняться. Харклиффу устраивали святилища, приносили жертвы – мясо сырых г’ворков, плоды Джоба. Находились фанатики, которые ходили по улицам и убеждали не прятаться по домам.

- Это чистилище – говорили они. – Нас всех не минует эта участь. Но забирают лишь избранных. Не следует этому противиться. Гневить Его. Будьте же смиренными.

И говоря так, сами они оставались на улице после захода Тельбы, их тела находили на следующий день. И хоронили. Одного только Егора, убежденного сторонника теории, что харклиффы спасают избранных, оставили в живых, когда он смиренно ждал кончины. Всю ночь он бродил по пустой улице, мимо темных домов - люди боялись зажигать свет, закрывая окна тряпками, сидели при свечах и молились. Егор знал, что лишь утром жители поселения отважатся выйти за пределы жилища, и будут искать тела мертвых товарищей. После нападения харклиффов, тела умерших оставались нетронутыми. Не было следов насильственной смерти или укусов. Но глаза были широко открыты. В них не читалось ни ужаса, ни страха… скорее понимание. Только что мог понять человек, заглянувший в глаза смерти?

Утром, Егор понял, что его жертву не приняли, увидел тело своего друга, Бэна. Чем он хуже? – Егор не стал ломать голову, или сказалось напряжение прошедшей ночи, и он сиганул вниз с утеса. Вместе с другими, похоронили люди его изуродованное тело. И разошлись.

***

Около тринадцати лет назад поселенцы прибыли на эту планету.

Все добровольцы. Все были полны энтузиазма и желания строить новый мир. Практически все знали, что покидают Землю навсегда. Почти всем нечего было терять. Колонистов отправляли в путешествие без обратного билета. Корабли не были запрограммированы на возвращение. Колонисты не могли передумать. В какой-то степени это было сделано потому, что не хватало технических возможностей, финансирования, но отчасти для того, чтобы исключить у добровольцев возможную попытку передумать и отказаться от заселения планеты. «Политика гарантированного заселения» - так это называлось. Это совсем не значило, что поселенцы навсегда лишались поддержки и помощи Земли, нет, через пятьдесят лет отправляли еще один корабль. К тому времени поселенцы уже должны были приспособиться и обжиться. Новые колонисты обеспечивали дополнительным сырьем, и притоком новых сил. Новые колонисты это и новые пары. Новые дети. С новым кораблем ожидалось и техническое обеспечение. Планировалось, что после прибытия второй экспедиции, колонисты смогут связываться с Землей, обмениваться новостями и запрашивать помощь, если в этом будет необходимость. Когда открывали новую планету, сканировали ее, определяли пригодность для колонизации, наличие воды, сырья, и при благополучном исходе отправляли туда экспедицию. Сто пятьдесят человек.

Строгого отбора не было. Главное – иметь необходимое для перелета здоровье, силы и письменный отказ от нажитого на Земле имущества.

С собой у колонистов были только необходимые предметы одежды, быта, продукты. На первое время. дальше колонисты должны были обустроить поселок, научится добывать еду. Растить детей. С этим земные политики просчитались. За все тринадцать лет на Альма-терре родилось всего трое детей. И все – в первый год жизни на планете.

Что-то пошло не так. Женщины перестали рожать детей. Поселение было обречено на вымирание. Никто вслух не говорил об этом. Это было своеобразное табу. Но все знали, только у молодых была возможность дождаться корабля и послать сигнал о помощи. И неизвестно, удастся ли кому-нибудь покинуть Тельбу. Старшее поколение было обречено, нет продолжения жизни. Нет будущего. Нет вакцины от страшного вируса. Нет защиты. И все же люди упрямо цеплялись за жизнь.

 

Культуры, привезенные с Земли, на Тельбе не прижились. Зато люди научились использовать в пищу плоды Джоба - целые плантации этих крупных сочных плодов росли на склонах северных утесов. И ягоды Г’хеля – за которыми приходилось забираться высоко в горы, и только самые отчаянные, ловкие приносили домой корзины самых крупных и сладких плодов. Кроме синтетического мяса, остатки которого хранились в корабле, и выдавались порционно, раз в месяц, на семью, в пищу использовали мясо г’ворков.

Дея и не помнила другого мира. Она никогда не была на Земле. Родилась уже в корабле. Ей рассказывали о другом мире, о голубой планете, на поверхности которой существуют океаны и моря – много, много воды. И даже на суше далеко не всю поверхность планеты покрывают горы. Как здесь, на Тельбе, планете гор. Дея закрывала глаза и пыталась представить себе эту чудесную планету, которая могла бы быть ее домом. И видела в своем воображении холодное озеро. Только в сотни раз больше. А с отвесных скал можно прыгать прямо в воду… Хотя нет, мать рассказывала, что там, откуда она родом, совсем не было гор…

Дея считалась лучшим сборщиком г’хеля. Она уходила в горы одна, пропадала там целыми днями, зато возвращалась с полными корзинами. Ее плоды были самыми крупными и сладкими. Мать уже давно махнула на нее рукой. Девочка выросла в горах и уверенно уходила ввысь, возвращаясь с богатой добычей.

- Береги себя, - говорила ей мать, но было видно, как та гордится успехами дочери и как радуется, приглашая подруг и угощая их спелыми ягодами.

И вот теперь, Дея ушла далеко от дома, и не вернулась к закату…

 

Первой жертвой харклиффа стал Петер. Дея хорошо помнила, как нашли его тело, Петер лежал недалеко от деревни, на голой земле, широко раскинув руки. Его глаза были распахнуты, и во взгляде читалась умиротворенность. «Наверное, он не заметил, что умер» - подумалось тогда Дее.

Если бы не этот немигающий взгляд, можно было бы подумать, что Петер просто прилег отдохнуть. Странная смерть. Ей не придали внимания. Но потом был Деррик, затем Эльза… Спустя какое-то время заметили, что чаще всего люди умирают, во время царствования адского света – красноватого свечения Альбы. Затем люди стали рассказывать, что видели харклиффа. Харклифф покрывал тело человека, распластанного на земле. И так неподвижно лежал. Смотреть на него было невозможно. Те, кто осмеливался выглянуть из окна, потом мучились головными болями, и теряли зрение. Они рассказывали, что не могли точно понять, кого они видят. Харклифф постоянно менялся. Он не имел формы. Не имел тела. Утром люди могли увидеть следы харклиффа - глубокая борозда на песке, поломанные ветки дагонии, отодвинутые в сторону булыжники, попадавшиеся ему на пути. Следы всегда терялись у подножия гор.

Немало охотников отправлялось на поиски харклиффа, но многие просто не возвращались. Либо возвращались спустя долгое время, после напрасных поисков, голодные, злые, после долгих блужданий по скалам и утесам.

Абсолютно голые камни и лишайники. Вот все, что им удавалось увидеть. Холод, ветер и абсолютное отсутствие жизни. «В горах никого нет, никто не может там жить, без еды и укрытия от холода и ветра» - говорили охотники. Но потом были новые жертвы, и новые группы отправлялись искать следы харклиффа, надеясь убить его.

 

Дея услышала сзади чужое дыхание. Ее кто-то догонял. Неужели теперь, здесь, в ста метрах от дома? – девочка оглянулась и застыла, на мгновение, этого мгновения хватило на то, чтобы преследователь почти догнал ее – ее догоняла она сама. Нескладная девочка – подросток, в защитном комбинезоне, с порванной на коленке штаниной – это Дея зацепилась за камень утром, собирая г’хели… Только лицо той Деи подергивалось рябью и волосы ее были аккуратно заплетены. Тогда как у самой Деи за день волосы растрепались и пряди выбивались из тугих рыжих косичек.

Это он. Харклифф. «Он принимает очертания тех, кого видит…» - вспомнила Дея слова старика Бауля. Она много с ним говорила о Харклиффе, о планете, о Земле. Харклифф поманил ее пальцем, призывая остановиться, не бежать.

Дея опомнилась, рванулась к дому, споткнулась на ступенях, вскочила, стала стучать в дверь.

Она видела, что в окне дернулась занавеска. Но понимала, что никто ей не отворит – никто не хочет рисковать ради глупой девчонки. Зачем только она ушла так далеко…

Где-то вскрикнула мать – или только показалось?

Харклифф догнал ее, и она упала, под тяжестью его тела. Девочка, нет, харклифф, навалился на нее. Он был гораздо тяжелее Деи. Дея не могла пошевелиться. Только чувствовала, как Харклифф обволакивает ее тело. Она понимала, что должна умереть. И теперь она уже не сомневалась, что в доме воет ее мать. Боли не было, и это успокаивало ее, она боялась боли, хотя когда в прошлом году сорвалась со скалы и сломала ногу, она лежала три часа на голой земле, ожидая помощи, и потом, когда ее несли, и дома, когда вправляли кость – Дея даже не вскрикнула, чтобы не пугать мать. И все же Дея не любила боль. То, что обволакивало ее, больше не походило на нее, существо расплывалось. Только глаза оставались на месте и, глядя в них, Дею охватывало равнодушие к своей смерти. А потом она словно сама стала смотреть глазами харклиффа, видела свое бывшее тело, и ей было все равно.

Она слышала шепот множества голосов, она училась понимать их, осознавать себя, училась слышать и видеть. И то, что она видела, ее восхищало – многообразие красок, запахов, и казалось, она может видеть сразу все, не фокусируясь на чем-то одном, не упускать деталей, чувствовать, что происходит где-то далеко.

Теперь Дея, и не только она, а тысячи существ, существовавших вместе с ней, смотрели на мир, и пытались его понять. Она знала кто она – нет, она не была Богом. Она была Харклиффом. Древним обитателем Тельбы. Древнейшим живым существом. Мудрым, внимательным, наблюдательным харклиффом.

Дея услышала и Бауля. Тут же был и Петер.

Дея, или нет, Харклифф, теперь она была им, без сожаления посмотрела в последний раз на свое мертвое, пустое тело…

«Бедные…» - подумалось ей… она посмотрела на горы. Она слышала их зов. Там был ее дом.

***

 

Харклифф сидел на высокой отвесной скале. Тысячи лет вынужден был проводить он в полном одиночестве, наедине с самим собой… Он научился получать удовольствие от размышлений о сотворении мира, он считал звезды, он наблюдал мир глазами г’ворков. Он плавал в водоемах с баррукками, он задавал вопросы и искал на них ответы. Но все же хотелось нового. Иногда с неба спускались необыкновенные сосуды. Они опускались на землю и оттуда появлялись иные формы жизни, странные, иногда вовсе примитивные существа. Иногда они напоминали г’ворков. Тогда харклифф не обращал на них внимания. Г’ворки его не интересовали. Но иногда, как сейчас, из сосудов появлялись такие создания, за которыми было любопытно наблюдать. Покидая свои посудины, они начинали возиться вокруг, пытались забираться на горы, строили какие-то сооружения, или пытались рыть норы. Скорее всего, они не были разумны. Они не пытались общаться с харклиффом, многие просто не видели его. Некоторые тут же улетали обратно в космос. А некоторые пропадали. Быть может умирали? Харклифф просто обнаруживал в одно время, что не видит больше странных существ, и тут же забывал о них.

В этот раз это были люди. Так они себя называли. Харклифф пытался подходить к ним, копируя их образ, но они убегали от него. Он догонял, пытался говорить с ними, но чувствовал от них только запах страха. Он пытался смотреть на мир их глазами, как он делал это с г’ворками, и у него получалось какое-то время. Но потом существа умирали. Они оказались слабыми и хрупкими.

Иногда харклифф часами наблюдал за их беспокойными передвижениями. Следил, когда они наиболее активны. Так, он заметил, что они едят мясо г’ворков, и развлекался, когда смотрел на них глазами умирающих животных. Странные существа не могли как он, менять свой облик. Были статичны. Они не откликались на попытки харклиффа заговорить с ними. Скорее всего, они не были разумны, и действовали инстинктивно. Но наблюдать за ними, было гораздо интереснее, чем за г’ворками.

Харклифф научился забирать их память. Потом поднимался в горы, и сидя в тишине, просматривал ее. Видел планету, с которой родом были эти существа. Вчитывался в их воспоминания и размышлял об этой интересной, хоть и примитивной жизни. Он стал приходить к посудине. Жаль, что, отдавая то, что ему так необходимо, они умирали. Но это так забавляло харклиффа. Это давало ему повод для раздумий. Новые загадки, новые ответы. В конце концов, ему будет, чем заняться следующие несколько сотен лет…