Марк Азаров

36 по вертикали.

- Вот, блин! Опять остановились! Этак мы сто лет ехать будем, - Галя, полная блондинка лет тридцати смачно зевнула и в сердцах задернула занавеску на вагонном окне. И то, правда, смотреть было решительно не на что. Поезд уже который раз останавливался на несколько минут в голом поле, то пропуская встречные, то еще по какой причине.

- Костик, хочешь яблочко? – спросила Галя у своего семилетнего сынишки, которого впервые в жизни везла на юг, к морю.

- Нет мам, спасибо, - ответил мальчик, даже не повернув головы. Он был занят отгадыванием гигантского кроссворда, занимавшего почти всю поверхность вагонного столика.

- Ты бы придвинул свою газету к себе поближе. А то, может, Герман Семенович перекусить хочет, сказала мама Галя вполголоса.

-Ничего страшного, Галочка, не волнуйтесь,- поспешил ее успокоить пожилой лысоватый мужчина в очках, сидевший напротив,- я еще перед Белгородом перекусил, пока вы спали.

Чувствовалось, что за несколько долгих часов в пути пассажиры уже успели и познакомиться, и «обмыть» это событие, обсудить все насущные для предстоящего отдыха вопросы и даже немного надоесть друг другу. И теперь все с удовольствием занимались своими делами и безделицами с единственной целью – скоротать время. Герман Семенович читал какую-то книжицу, взлохмаченные, выпадающие листы которой странным образом напоминали непокорные остатки его шевелюры. Четвертый пассажир, дама с внешностью бывшего партийного работника, сидела в углу возле двери купе и читала редкую в наше время газету «Правда». А Галя, поколебавшись, - не завалиться ли снова спать,- решила все-таки помочь ребенку в нелегком для его возраста деле.

- Ну, что там у нас?- спросила она, склонившись рядом с Костиком над кроссвордом.

- Тридцать шесть по вертикали. Слово из четырех букв, - старательно читал мальчик,- «Человек, часто говорящий неправду»

- Фантазер

- Четыре буквы, мам!

- Тогда «врун»...

- Нет, тогда по горизонтали не сходится. Там у меня «Лужа», значит первая – «л»…

- «Лжец»,- подсказал Герман Семенович, не отрываясь от чтения.

- Точно, «Лжец»!- Костик старательно вписал буквы в клеточки, - мам, а лжец – это плохой человек?

- Конечно, плохой, сына. Разве я тебе не говорила?

- Ну, говорила, - ответил мальчик и, немного подумав, спросил:

- А, значит, наш разведчик Николай Кузнецов был плохим человеком?

-Что ты выдумываешь?! Николай Кузнецов был очень хорошим человеком, настоящим героем!

- Мам, но ведь он же всем врал, что он немец, что он немецкий офицер, а сам был нашим, русским!

- Кому это всем? Немцам что ли? Немцам врать можно.

- А полякам тоже можно врать?- неожиданно оживился Герман Семенович.

- Причем тут поляки?

- Ну, как же? Иван Сусанин потому только и стал нашим народным героем, что соврал, показывая полякам дорогу на Москву.

- Позвольте, Герман Семенович, что же вы путаете божий дар с яичницей? - вмешалась в разговор дама-партработник, отложив в сторону газету, - это война, это политика. Там во имя высших государственных интересов можно и нужно что-то скрывать…

- Ну да, ну да, - перебил Герман Семенович, - например можно скрыть от собственного народа, что завтра начнется война. Не дай Бог, все побегут на восток! Кто же тогда партизанить будет в тылу врага? Кого же потом всю жизнь держать на крючке, как прокаженного: мол, «как это ты, братец, оказался на оккупированной территории? И что ты там делал? Фашистам помогал?». Да, ради такого благого дела как не соврать?

Зато народ, в отличие от власти, должен быть безукоризненно честным. На это направлено все воспитание, вся пропаганда. Оно и понятно – как легко управлять людьми честными, которые, что видят, то и говорят, как Павлик Морозов! Честный человек прозрачен и безопасен для власти. Никаких тебе сомнений. А, коли таковые появятся, то он сам же о них и расскажет. Остается только взять его тепленьким и в кутузку!

Партийное лицо дамы во время этого монолога постепенно наливалось «кумачом последних ран» (как пелось в популярной когда-то песне, выдаваемой большевиками за свою собственную, а на самом деле позаимствованной, как и многое другое, у солдат царской армии или у белогвардейцев.) Взрыв был неминуем, и он не заставил себя ждать.

- Ну, уж-ж-ж! Развели демагогию! Были, конечно, и при социализме недостатки, но такого безобразия, как сейчас у вас дерьмократов, тогда не было! Вы же помешались все на своей свободе слова! До чего додумались! О расположении войск в Чечне стали по телевизору сообщать! Что бы с нами было, если бы в Великую Отечественную по радио передавали такие передачи, как сейчас?

- Вот тут я с вами абсолютно согласен, Роза Петровна,- подхватил Герман Семенович, назвав, наконец партийную даму по имени, - действительно дурацкая получилась бы передача. Представьте себе только, октябрь 1941 года, немцы уже на подступах к Москве, а из репродуктора слышится:

«Дорогие радиослушатели! Мы ведем наш репортаж с двадцать пятого километра Ленинградского шоссе, откуда 132-я стрелковая дивизия под командованием генерала Семенова готовится выступить в район деревни Дубинино, чтобы закрыть подступы к столице на участке Хметьево – Скородумки. Перед отправлением генерал Семенов согласился дать эксклюзивное интервью для нашей радиостанции. Товарищ генерал, поделитесь, пожалуйста, с радиослушателями своими ближайшими планами, как вы будете отражать атаки фашистов, в чем наши преимущества, а в чем слабые стороны нашей обороны…»

Герман Семенович, орудуя своим мобильником, как микрофоном, так ловко изобразил наших телевизионных папарацци, что под конец сорвал бурные аплодисменты всей аудитории. Примирение было достигнуто. Туча, назревавшая в партийном сердце Розы Петровны, разродилась дождиком из слез умиления перед силой искусства. Она посмотрела на мальчика и произнесла ласково-назидательным тоном:

- Так, что, Костик, ложь иногда нужна в политике или на войне, но в обычной жизни ты должен всегда говорить правду, особенно взрослым.

- Значит, если ко мне на улице подойдет дядя и спросит код нашего замка, и где у нас в квартире деньги лежат, я ему должен правду сказать?

- Браво, Костик! – тут уже настала очередь для аплодисментов Германа Семеновича.

Женщины были напротив полностью обескуражены этим простым вопросом. Первой, как и положено, оправилась от шока Роза Петровна.

- Костик! Я имела в виду только хороших взрослых…

- Мм-да! Остался сущий пустячок: определить, кто плохой, а кто хороший. Тут порой не то, что ребенок, опытный кадровик бессилен, - заметил Герман Семенович.

- Ну, уж во всяком случае, нужно быть правдивым со своими родными и близкими,- уточнила Роза Петровна.

- Ага-а! Круг подозреваемых сужается!- Герман Семенович снова погрузился в чтение.

Пытливый мальчик успокоился лишь на минуту. А затем стал дергать мать за рукав халата.

- Ма-ам! Расскажи про дядю Гошу, …ну расскажи, а?

- Так, так, о чем это просит наш юный следопыт?- вновь оживился Герман Семенович.

- Да как-то не хочется даже говорить. Печально все это,- отмахнулась Галина, но, подумав, продолжила, - Свекровь у меня недавно померла. Мучалась всю жизнь с легкими, а умерла от язвы. И, кажется, племянничек ей в этом помог.

- Как это?

- Есть у нас такой родственничек непутевый. Вечно ходит подшофе и с подбитым глазом. А все, говорит, из-за правды страдаю. Резал начальству правду-матку в глаза – погнали с работы. У ларька спросил другана «Чего у тебя баба такая старая? Помоложе не мог найти?» - снова по рогам получил. А тут как-то пришел к свекрови моей деньги просить. Она безотказная дала ему сотню. А он возьми ей и ляпни: «Чёй-то ты, тёть Сонь, такая бледная и все кашляешь? Вот так и мать у меня кашляла, кашляла, а оказалось - рак легких. Ты бы пошла проверилась что-ли…». Софья Ивановна у нас женщина мнительная была. Стала все задумываться, смерть сестры вспоминать. А уж сестра ее, Гошкина мать, помирала - не приведи Господи…К тому же легкие у свекрови были действительно слабыми, детство в подвале прошло. Ну и допереживалась …до кровотечения в желудке. Нам уже потом врач сказал, что желудок реагирует на стресс еще больше, чем сердце. Если сосуды слабые, может начаться кровотечение. Но снаружи его не увидишь. В этом вся беда. Мы только видели, что Софья Ивановна бледнеет день ото дня, теряет силы. А когда спохватились через месяц …все! Она уже три литра крови потеряла…, - Галина вытерла слезы вагонным полотенцем.

В купе наступило неловкое молчание.

- С тех пор видеть этого долбо..ба не могу. Правдолюб грёбанный! Он все на поминках жалился « Я ж хотел, как лучше, я ей правду сказал, надо было ей ко врачу идти»… Только какие у нас в поселке врачи!? Это потом в районе доктор сказал, что хоть с легкими у нее не в порядке, но ничего смертельного не было, никакой онкологии. И , если бы не кровотечение, она пожила бы еще лет десять.

- Вот так! – будто подытоживая, заметил Герман Семенович, - значит, было два варианта.

- Вы о чем?- спросила Галина, - Что еще за варианты?

- Вариант первый. Теперь уже, к сожалению, чисто гипотетический: можно было бы солгать вашей свекрови, что у нее все в порядке, просто весенний авитаминоз, простуда и т.д. И она, благодаря вашей лжи спокойно прожила бы еще десять лет, ну плюс минус два-три года. Собственно, этот запоздалый прогноз отражал истинное состояние ее здоровья. Так? То есть, иными словами можно сказать, что в этом и заключалась истина.

В реальности же был осуществлен вариант номер два: «сердобольный», честный племянничек сказал тетушке сущую правду о том, что сестра ее умерла от рака легких, о том, что перед смертью она была такой же бледной, и так же кашляла, как и ваша свекровь.

Заметьте, в его словах не было ни слова лжи! Как требуют говорить в суде, правда, только, правда, и ничего кроме правды! В результате этой правды Софья Ивановна умирает не через десять лет, а через месяц.

Таким образом, мы можем сказать, что в данном случае правда была лет на десять дальше от ИСТИНЫ, чем ложь!

Герман Семенович поднял костлявый указательный палец, как бы ставя точку в своих рассуждениях, и торжествующе осмотрел аудиторию. Увы, на этот раз его ожидало разочарование. Роза Петровна снова уткнулась в любимую газету «Правда». Красное, заплаканное лицо Галины было обращено к окну. Над бескрайним полем догорал неяркий летний денек. «Да, подумал Герман Семенович, народ наш никогда не был особенно склонен к логике и философии…» Его размышления прервал Костик, который, как оказалось, один внимательно его слушал.

- Значит надо говорить не правду, а истину?

- Чтобы говорить истину, Костя, нужно, как минимум ее знать. А это, дорогой мой, дано очень немногим, если и вообще -то кому-нибудь дано.

- Тогда что же нужно говорить?

- Понимаешь, дружок, слова – это ведь только средства, инструменты. Ну, как, например, топор. Вот мой дед с помощью топора дома строил, мосты, церкви. А кто-то с помощью того же топора людей убивает, грабит. Главное не средство, а цель.

- А какая это цель?

- Ну, цель-то у всех бывает разная. Но главная наша цель – наверное, любить друг друга, делать друг другу добро…

- Ма-ам!

- Чего тебе?

- Ты меня любишь?

- Отстань!

- Ну, ма-ам!

- Ну, люблю, люблю!

- Правда, правда?

- Правда, правда!

- Тогда скажи, двадцать пять по горизонтали, слово из пяти букв…

- Господи! Да отстань же от меня со своим кроссвордом… О, кажется, поехали!