Однажды Самсон Карпович купил город. Так и сказал:

- Хочу, - говорит, - город купить. Была у меня, понимаете ли, такая мечта в детстве.

И купил. Не то чтобы большой город. Обыкновенный губернский Н, тысяч эдак на двадцать душ.

Тут же, еще до приезда самого Самсона Карповича, мэр Н собрал всех перед градоуправлением и объявил, что Н куплен уважаемым господином Самсоном Карповичем и сам он скоро будет здесь.

Не то чтобы тут же поднялся большой шум среди народа, вернее даже сказать, шума никакого не было вовсе. Жители Н отличались разумным и благонравным поведением и ничего такого себе никогда не позволяли. Однако все ж определенного толка разговорчики потянулись.

В большинстве своем горожане восприняли новость благостно, хотя и не без некоторой настороженности, не носившей, впрочем, определенного характера. Больше прочих недовольство свое высказывал бывший городской казначей, поскольку первым в Н тихо и незаметно появился казначей Самсона Карповича.

- Все изменится, изменится непременно и к лучшему, - восторженно восклицала дама в трауре, - уж я в это всей душой верю!

- А до добра такое положение довести никак не может, - говорил бывший Н-ский казначей, при словах этих его монокль грозно блистал, а старый сюртук опасно потрескивал на спине, - потому Самсон Карпович купеческого сословия, и ничего положительного ждать от него вовсе не следует.

- Ну ты, братец, вовсе загнул, - благодушно басил ему в ухо конюшенный кузнец, потеряв место, казначей перестал казаться опасным, и кузнец с особой основательной приятностью позволял себе это обращение «братец», - не для кого-нибудь купил – для себя. Понимать надо!

- А все ж таки как же это может быть, чтобы города продавали? – несмело отвечал казначей, хотя его монокль едва не выскочил из глаза, когда его «братец» назвали, - Этак сегодня города продают, а завтра что ж?

- А я говорю, - веско и значительно отвечал пожилой человек, - ничего такого не будет. Это я знаю наверняка. Самсон Карпович большой человек, известный. И никак от него не следует ожидать то, чего все вы ожидаете. Это я вам говорю.

- Но позвольте, - возражал странный молодой человек в заморском клетчатом костюме, - на чем все-таки основана Ваша уверенность. Следует же вспомнить хотя бы о…

- Это никак не возможно, молодой человек, и Вам это следует понимать, - весомо перебивал пожилой человек, наставительно воздевая палец, - Это точно совершенно и так оно и будет.

- Но Вы хотя бы послушайте, - с душевной какой-то настойчивостью пытался высказаться молодой человек, но неминуемо бывал вновь перебиваем.

- А Вас и слушать-то нечего, молодой человек, - с непререкаемым авторитетом возражал пожилой человек, - и говорить Вам не след. По той причине, что Вы молодой еще и Вам только самому слушать и дозволительно. А я говорю…

В целом в разговорах возобладала умеренность и осторожность, и горожане согласились друг с другом, что надлежит внимательно и с должным почтением отнестись к грядущим и уже свершившимся событиям. Только одетый по-иностранному молодой человек не согласился со всеми и покинул площадь. Затем он продал все свое движимое и недвижимое имущество, зарыл его в саду своей тетки, проживающей Л-ском уезде, и в дальнейших событиях принимал участие только наблюдательное.

Мэр Н-ский слыл человеком интеллигентным, хотя по слухам и происходил из старого аристократического рода, и был осторожным и предупредительным, потому позволил мнению общества возникнуть и устояться, только после чего и приступил к изложению главных вопросов. А вопросы надлежало разобрать наиобширнейшие.

В первую очередь необходимо было рассмотреть множество всего, связанного с генеральной встречей самого Самсона Карповича. Не смотря на то, что окружение Самсона Карповича любезнейше предоставило городу программу торжества, с предписаниями и наставлениями и даже чертежами полотнищ с хвалебными текстами, кои следовало натянуть поперек улиц, оставалось множество наиважнейших моментов требующих незамедлительного решения, как то:

Во время торжественного шествия по городу к Самсону Карповичу должны были выйти вдова и молодая мать с младенцем. Горожане сразу поняли всю важность события и непременно согласились, что и вдова, и мать должны быть видными, представительными, поскольку и в их лице Самсон Карпович будет иметь знакомство с городом и составлять о нем впечатление. Сложнее оказалось с подбором конкретных персоналий. С большими спорами отвергали одну за другой вдов, одних по несерьезности, других по непочтенности возраста, третьих за излишнюю дряблость обращения. Почти так же тяжело дело обстояло и с матерью с младенцем. Однако все же постановили вдовой жену каретного мастера за представительность и учтивость обращения и особые заслуги перед Н-ской общественностью, а молодой матерью племянницу мэра, с тем, чтобы младенца ей дала жена молочника, которая пользовалась особой благосклонностью горожан за то, что имела уже девятерых мальчиков и пятерых девочек.

Почти такое же внимание было уделено вопросу о намерении Самсона Карповича раздать милостыню на паперти главного Н-ского храма. Постановили нищим так же постараться быть сколь возможно представительными, обрядиться в лучшее платье, натереться кельнскими водами и прочим парфюмом, все-таки и в них, некоторым образом будет явлено лицо города.

Не менее важным было рассмотрение следующего пункта программы: торжественному въезду кресла Самсона Карповича. Здесь самым важным было определить, кто зачтет поздравительно-приветственное слово. Целый ряд почтенных и видных жителей города непредусмотрительно отказался от предложенной чести, однако мэр в который раз проявил дальновидность и проницательность, свойственную занимаемой должности, и предложил соломоново решение, пришедшееся всем по вкусу, выдвинув бывшего городского казначея.

Затем был поставлен вопрос и распределены обязанности по организации Великого Карнавала, предпринимаемого во исполнение давней мечты Самсона Карповича о том, чтобы был карнавал и город счастья и свободы. К карнавалу предписывалось наличие множества счастливых и веселых молодых людей, и собрание постановило выписать всем, кто сколько сможет, молодых родственников и знакомых и поселить их у себя на время проведения торжеств.

Тут же учредили сбор средств на проведение торжеств. Горожане отдавали деньги охотно, приговаривая, что за благое дело воздастся сторицей.

И заключительным вопросом разобрали заговор, который необходимо должен по предписанию окружения Самсона Карповича быть в городе, с тем, чтобы во исполнение давней своей мечты он мог обнаружить его и раскрыть. Заговор, естественно должен быть направлен против ЕИВ, и возглавляться мэром, который и должен был разработать все детали и лично посвятить в них Самсона Карповича. Заговорщиками постановили быть всех самых выдающихся и уважаемых персон города ввиду очевидности важности и почетности задачи.

В итоге чего мэр зачитал список назначенных заговорщиков, предписал им остаться для тайного заседания, а остальным разрешил разойтись.

К приезду Самсона Карповича город готовился с истовой тщательностью и надлежащим старанием.

Улицы и дома города украшались флагами, лентами и цветами. Поперек улиц натягивались предписанные полотнища, а на стены клеили также предписанные печатные листы бумаги с картинами и поздравлениями.

Всякий горожанин доставал и чистил лучшее свое платье, а дамы особенно раскупали ленты и кружева. И каждый же горожанин готовил на всякий случай, что может ему при всяком случае сказать Самсон Карпович, если станется встретиться лично, и что он может ответить. Каждый волновался при этой мысли и покрывался испариной.

Население города увеличилось в несколько раз, поскольку, готовясь к грядущим событиям, всякий горожанин вызвал даже самых далеких родственников ввиду такого исключительного случая.

На улицах царило приподнятое и веселое состояние, и все улыбались друг другу и поздравляли при встрече.

Это были лучшие и самые счастливые деньки города, однако с приближением начала торжеств люди стали все больше серьезные и солидные.

Наконец день прибытия Самсона Карповича настал.

На всем пути следования Самсона Карповича выстроились горожане, их многозначительные дальние родственники и близкие знакомые. Все были важные и солидные, готовые со всей серьезностью приветствовать высокого гостя.

Поезд Самсона Карповича горожан ошеломил. Он потрясал своей нарочитой скромностью и непритязательностью. Собственно, Самсон Карпович прибыл в обычном вполне купе обычного поезда. И это восхитило горожан. Ах! Кричали они. Какая скромность! Какой тонкий такт!

Самсон Карпович с поезда сошел, занял место в подведенном экипаже (лучшем, надо сказать, экипаже города), и благосклонно кивнул. Горожане, собравшиеся на вокзальной площади, взорвались аплодисментами и ликованием. А Самсон Карпович, убедившись, что вся его немалая свита также уже расселась по экипажам и коляскам, поднял руку, утихомиривая ликование, и грузно приподнялся.

- Миленький город, - учтиво проговорил он, благородно не повышая голоса, но притихшие горожане все услышали, с восторгами ловя его слова, - всегда, понимаете ли, мечтал о таком. И чтобы люди тоже… Однако, где же мэр?

Тут же подле экипажа появился и мэр. Он проговорил приветственные слова, почтительно поклонившись, но Самсон Карпович учтиво прервал его и пожаловал приглашением в экипаж.

- Премиленький у вас город, - повторил он, когда мэр уселся, рассыпавшись в благодарностях, - всегда, понимаете ли, мечтал чтобы вот так приехать, а вот так ждут, и встречают. Да. С детства мечтал. Ну что же, пусть трогают.

Торжественно и чинно экипаж и коляски тронулись с привокзальной площади по главной улице. Серьезно и старательно горожане кричали приветствия именно так, как оно и было предписано:

- Да здравствует Его Императорское Величество Самсон Карпович!!!

Украдкой взглянув, мэр с изумлением обнаружил, что Самсон Карпович плачет. Умиленно тот размазывал по щекам благородной рукой слезы и прочувствованно бормотал:

- Вот уж благодарствую… Всегда, понимаете ли, мечтал… С детства…

Однако вскоре он совладал с собой и приказал остановить экипаж:

- Что же это вы, однако! – строго проговорил он, привстав даже, - экое, право, чините бесчинство. Я же, понимаете ли, вовсе не ЕИВ и никак им не могу быть. Должно вам быть известно, что подобное чествование неимператорских персон это, однако, государственная измена…

Горожане слушали в сосредоточенном почтении, ровно как это было предписано артикулом.

- Я, понимаете ли, - продолжал Самсон Карпович, - должен прибегнуть к карательной власти. Однако, право же, думаю не стоит лишних строгостей. Где тут городовой ваш?

Пред экипажем тут же обнаружился навытяжку городовой, расправив форменные усы.

- Вот какой почтенный! – умилился Самсон Карпович, - однако же, почтенный мой, возьмите двух-трех человек, не больше. Все-таки мы должны поступить, как законом положено. Тут уж мечтай – не мечтай…

Городовой кивнул, напыжился и исчез. Так же исчезли и трое-четверо горожан. Собственно сказать, никто их с тех пор вроде и не видел. Хотя не везде и смотрели.

Остальные горожане преданно расчувствовались под влиянием такой милостивости Самсона Карповича и с пущим старанием закричали, что также было предписано:

- Благодетель! Спасибо!!! Слава Самсону Карповичу! Ура! Виват!!!

Тот вновь присел и, благодарно помахивая рукой, приказал трогаться.

И торжественный поезд продолжил шествие по переполненным народом с двух сторон улицам.

Однако версты через пол мэр, учтиво поклонившись, приказал кучеру остановить.

- А что же это, никак встали? – недоуменно вздернул брови Самсон Карпович, продолжая помахивать рукой.

- Точно так, - не без предупредительной торопливости проговорил мэр, - тут, значит, вдова пожалует. С благодарностью.

И он отмахнул в сторону рукой. Тут же из толпы выскочила жена каретного мастера, разодетая со всем надлежащим усердием и чином:

- Благодетель! Государь Вы мой, позвольте благодарить! – подскочила она к коляске и принялась ловить пальцы Самсона Карповича.

Тот с подобающей неторопливостью повернул голову, нашел ее глазами и протянул руку.

- Спасибо! – залила она пухлую кисть Самсона Карповича благодарственными слезами, - Ох и спасибо же Вам. Благодетель! Государь Вы наш.

- Ну ладно, - кивнул Самсон Карпович, - Дайте ей рубль.

Тут же один из свитских его подскочил и выдал вдове рубль. Поезд тронулся, а она запричитала больше того, расплакалась истовой благодарностью и ткнулась, едва не теряя чувств, в плечо мужа, каретного мастера, одухотворенно измазав всю парадную жилетку.

Горожане по обе стороны улицы пуще прежнего зашлись в криках и приветствиях. Старались.

- Миленько, - проговорил Самсон Карпович мэру, - премиленько. Всегда, понимаете ли, мечтал. Чтобы едешь вот так и… Очень, знаете ли, способствует…

Мэр почтительно кивал и трепетно ловил каждое слово.

Еще где-то через четверть версты вновь остановились. На этот раз безо всяких заминок из толпы выскочила румяная и щекастая племянница мэра и, размахивая запеленатым сыном жены молочника, заголосила:

- Благословите! Благословите государь наш!

- А это у вас кто? – поинтересовался Самсон Карпович, чуть склонив голову к мэру.

- А это, изволите видеть, - отвечал тот, - молодая мать с младенцем.

- Недурственно, - покачал головой тот, разглядывая племянницу мэра, - и даже где-то премиленько. Дайте ей рубль что ли. И трогайтесь. Очень хорошо. И мать и младенец. Ровно как я мечтал когда-то в детстве.

Племянница мэра истово сжала выданный рубль, махнула младенца в руки жены молочника и вновь заголосила:

- Спасибо! Спасибо, благодетель!!!

Сразу затем поезд свернул к главному храму городскому для установленной раздачи милостыни и торжественного богослужения.

Надо сказать, что в городе не обошлось без некоторого шума относительно мест на паперти. Сначала некоторые из наиболее сознательных и старательных горожан возымели желание также предстать на паперти, в качестве нищих, чтобы своим заведомо благообразным и почтенным видом отстоять честь и лицо города. Однако тут-то и началась некоторая возня.

Вскоре при этом выяснилось, что за места можно было бы попросту уплатить и тем легко разрешить неловкость. Однако количество желающих оказалось довольно высоко, цены довольно быстро взлетели, и часто добропорядочным горожанам приходилось буквально дома свои закладывать.

Заправляли торгом невесть откуда взявшиеся перед самым приездом Самсона Карповича ушлые молодые люди, необыкновенно коротко стриженные и в куцых сюртуках. Немалую хватку и сбережения обнаружили и сами нищие, всегда сидевшие на паперти. Мало того, что они смогли неоднократно выкупить места, но и с выгодой тут же их и продать.

Однако же к прибытию Самсона Карповича никакой суеты на паперти уже не было, а все было чинно, благородно и солидно. Люди сидели на ступенях в лучшем своем платье, облившиеся иностранным парфюмом и необыкновенно чистые.

- А это у вас, надо понимать, нищие, - поинтересовался Самсон Карпович, - покидая экипаж и направляясь к храму и улыбающемуся священнику на пороге.

- Изволите видеть, да, - пояснил мэр, - у нас, город как город, как все прочие, и нищие, стало быть, есть.

- Похвально, - покивал Самсон Карпович, понимаясь на паперть, - я, понимаете ли, всегда мечтал, прийти однажды вот так и раздать всем милостыни. Что же, выдайте им, пожалуй, один рубль.

С теми словами он отдался елею слов священника и погрузился в темное чрево храма.

Ах, воскликнули в толпе, какое благородство, какая скромность и непритязательность!

После посещения храма и торжественного богослужения Самсон Карпович вновь поблагодарил с паперти горожан и сообщил:

- Была у меня, понимаете ли, мечта в детстве, устроить дома в радикально новых стилях с необыкновенными удобствами и комфортабельностью. И только сейчас, прибыв в ваш славный город, понял, что наконец-то пора за это приняться. Право, хотелось бы отблагодарить вас за необыкновенное ваше гостеприимство.

Горожане взорвались буквально ликованием и едва не единогласно назвали место в городе лучшим образом подходящее для новой затеи. Там, правда стояло уже несколько старых, старинных даже, домов в верном традициям духе, но разве может что-то быть столь же достойным сколь затеи самого Самсона Карповича?

Тот, осмотрев место, признал его пригодным и заверил, что жителям этих домов и многим другим за то, что сломают эти дома, дадут квартиры и комнаты в новых совершенно бесплатно. Да и тянуть нечего, завтра же, после торжественного въезда кресла Самсона Карповича можно и приступать к торжественному же слому старых домов участие в коем может принять всякий, изъявивший на то желание.

После сразу отправились на центральную городскую площадь, где мэр зачитал Самсону Карповичу речь, а потом пригласил на торжественный ужин с наиболее видными представителями города. На что Самсон Карпович благосклонно и согласился.

С площади и улиц горожане расходились довольные и почти озаренные неожиданно обретенным счастьем.

На следующий день был назначен торжественный въезд кресла Самсона Карповича.

Каждый горожанин исполнен был естественного торжественного волнения от осознания важности события и собственной роли. Но больше прочих волновался, конечно, бывший казначей, которому и предстояло читать поздравительную речь. Он уже не спал несколько ночей кряду. Волновался, непрерывно беседовал с женой своей и мэром.

Однако же въезд прошел вполне пристойно. Горожане старательно срывали голос, выкрикивая приветствия. Не подвел и кучер, управляющий экипажем с креслом.

И, наконец, несмотря на сбивчивость и некоторую невнятность, речь бывшего казначея пришлась по вкусу Самсону Карповичу, и очевидно самому креслу.

- Приятно, понимаете ли, приятно когда старому и верному твоему товарищу воздается за все труды его и преданность, - кивнул Самсон Карпович и пожаловал бывшему казначею рубль.

Затем весь город проследовал на торжественный слом старых домов, что занимали место мечты Самсона Карповича и, посредством участия всякого жителя, слом прошел очень даже быстро и даже весело. Сам Самсон Карпович нанес первый торжественный удар кувалдой по стене дома, который, по чести, мало что изменил. Собственно даже трещины не оставил. Но уж остальные горожане постарались на славу. При том всякий исполнясь важности момента норовил взять на память хоть камень, хоть деревяшку. Иные даже умудрились принести домой и установить целые фрагменты стены.

А затем Самсон Карпович объявил о начале Великого Карнавала Молодости, Свободы и Счастья:

- Всегда, понимаете ли, мечтал, - объявил он, - жить или приехать в такой город. Где право же свобода и все… хотелось бы, чтобы все вокруг радовалось и жило, как хочется!

И горожане принялись с истовым и похвальным прилежанием веселиться.

Последующие события запомнились горожанам смутно. Нельзя сказать, что не происходило ничего заметного. Напротив было много чего и на свой взгляд куда как уникального.

Все те же ушлые молодые люди в коротких сюртуках и необычайно коротко стриженные учинили торговлю квартирами в тех домах, которые мечтал построить Самсон Карпович, и горожане отдавали последние свои сбережения ради приобщения к мечте, но квартиры чудесным образом перепродавались вновь и вновь. Дома, впрочем, пока выстроены не были.

Слова и изречения Самсона Карповича наполняли весь город и, казалось, сам воздух города дышал ими.

Сам Самсон Карпович много ездил по городу, встречался и говорил с горожанами. Многих одаривал. Рублем.

Поскольку быстро стало известно, что Самсон Карпович неженат, городские женщины, даже замужние за немалые деньги занимали места вдоль известного пути его следования. При том много покупали нового платья у великого множества понаехавших купцов, чтобы как-то выделиться из пестрой толпы.

Мужчины по большей части неженатые в свою очередь покупали возможность занять те места, где девицы могут обратить на них внимание. И тоже покупали всякое нарядное платье у купцов.

В городе стало тесно от гимназистов и студентов, которые вели себя непременно с чрезвычайной фривольностью, и даже часто позволяли себе всякие непотребства. Они шумели, много всякого бросали мусора, часто пили, временами спали прямо на улицах и в парках.

Нельзя сказать, что горожанам это не нравилось, все-таки хоть какое-то участие в исполнении мечты, пусть скромное и посильное наполняло их определенной толикой счастливости.

В разгар Карнавала Самсон Карпович разоблачил обнаружившийся в городе заговор против ЕИВ. И призвал примерно покарать заговорщиков, мэра и иже с ним. Однако, несмотря на его призыв о снисхождении и милосердии, заговорщиков больше никто никогда не видел. И все понимали, что сколь ни благостен один человек, все равно несовершенство системы сделает свое дело.

Праздник все продолжался, но все понимали, что так не может быть вечно и сначала так же тихо, как и появился, исчез казначей Самсона Карповича. Следом за ним исчезли и приезжие купцы, и ушлые молодые люди. Мэрия после разоблачения заговора опустела, и потому никто особенно не узнал, что за городом остался долг, на который можно было бы купить три города К и даже целый уезд Д.

Потом пропал и сам Самсон Карпович, хотя в городе еще некоторое время был слышен его голос благодушно сообщающий о чем-то непонятном, о каких-то неясных, но от того не менее прекрасных, мечтах.