- Извините, сколько вашему мальчику лет? Одиннадцать? Хотите, он к концу школы будет играть за сборную Союза в баскетбол?

Рослый мужчина, обратившийся с этим вопросом, догнал нас с родителями на Лебяжьем мостике у Летнего Сада. Но не баскетбол стал моей стихией…

 

Примерно через полгода, когда мы переехали из коммуналки неподалеку от Летнего Сада в отдельную двухкомнатную квартиру в районе забытой богом Малой Охты, к нам в школу на урок физкультуры зашел плотный в очках в золотой оправе темноволосый мужчина лет, как мне тогда казалось сорока. На самом деле ему в те годы не было еще и тридцати. Внешне он был похож на директора школы, на инспектора РОНО. «Он выглядит скорее как доктор наук, а не как тренер», - скажет позже о нем мой отец. Лишь одно выдавало в пришедшем спортсмена: под темно-синим костюмом на нем была надета шерстяная, цвета «электрИк» олимпийка с белой полоской вокруг шеи. А на груди в нижней части выреза пиджака на ней виднелись верхушки букв – то ли «С», то ли «О». Но мы-то все, пацаны, прекрасно знали, что это может означать лишь одно – СССР. Такие олимпийские спортивные костюмы, сделанные из тонкой стопроцентной шерсти, давались только членам сборной команды СССР, «сборной Союза», как часто тогда говорили. Эти магические слова – «сборная Союза» - произносились всегда и всеми с нескрываемым уважением.

 

«У него брат…», нет, это, пожалуй, слишком. «У его брата знакомый – в сборной Союза». Все! Этого было достаточно, чтобы отблеск славы распространился не только на пацана, но и на всех его приятелей. Всем членам сборной Союза, независимо от вида спорта, выдавали такие спортивные костюмы, который был на пришедшем. Их нельзя было ни купить, ни достать через знакомых. Их нельзя было привезти из-за границы. Они только ВЫДАВАЛИСЬ.

 

И вот тут прямо перед нами, буквально на расстоянии вытянутой руки, стоял живой член сборной Союза и внимательно посматривал, как мы бросаем со всей силы вязаные хоккейные мячики, прыгаем через весь зал на одной ноге, прогибаемся на мостик. Уже два раза он задержал взгляд на мне…

 

Отобрали из всего класса только троих. На крыльях я прилетел домой – меня выбрали!

Со следующей недели начались тренировки. Это была прославленная легкоатлетическая школа Виктора Ильича Алексеева. Чемпионы, фотографии которых я видел до этого только в газетах, вместе со мной участвовали в общей разминке, могли подойти попросить помочь перенести маты или подсказать что-то по технике выполнения упражнений. Дома, честно говоря, не слишком разделяли мои восторги по этому поводу. Родители мечтали видеть меня научным работником, как отец, и их пугала карьера профессионального спортсмена. Их опасения, к которым, правда, примешивалось и чувство гордости, особенно усилились, когда я вскоре стал постоянно приносить домой с соревнований разного масштаба грамоты, кубки, памятные подарки.

 

Тренировался я 4-5 раз в неделю, да ещё и дома добавлял по часу -полтора в свободные от тренировок дни. Такие физические нагрузки, конечно, отодвигали на второй план навязчивые фантазии периода полового созревания, но природа брала свое. А поскольку большую часть времени я проводил на тренировках, то тут и встретил объект своей первой влюбленности.

 

 

 

Тамара была на четыре года старше меня – мне было тогда пятнадцать, а ей – девятнадцать. Крупная, яркая с густыми темными бровями, огромными, чуть цыгановатыми глазами, такая украинская дивчина. Сейчас, в мои далеко за пятьдесят, разница в четыре года совсем незаметна, но тогда это была целая пропасть.

 

Негласный кодекс спортивной части допускал между юношами и девушками только товарищеские отношения. Никаких провожаний, встреч вне спортивных залов не допускалось. Поэтому каждую тренировку я приходил пораньше и ждал когда придет Тамара. Перед началом тренировки можно было успеть перекинуться с ней парой слов. Я ждал этого момента весь день.

И еще: иногда вторую половину тренировки вместо специальных упражнений разрешалось поиграть в баскетбол. Двух самых рослых девушек тренер назначал капитанами, а они выбирали себе команду, выкликая по очереди имена. Когда Тамара выбирала меня, я был наверху блаженства. «Молодец, Володя, класс!» - это, когда я попадал в кольцо. Наверное, золотая олимпийская медаль не смогла бы принести большего удовлетворения. А вот когда мы по воскресеньям всей спортивной школой собирались за городом и играли в регби, тут я наоборот хотел попасть в противоположную команду. По правилам можно было оттаскивать противника от мяча, хватаясь за туловище, валить его на землю. Можно было, играя в противоположных командах, побороться и с Тамарой, а заодно и со своей застенчивостью. «А ты, оказывается, очень сильный!» - эти ее слова я вспоминал потом не одну неделю.

 

У нашего тренера, которому все его воспитанники подражали во всем - и в манере ходить, немного сутулясь, и в чуть ироничном стиле разговора, в одежде, в жестах, в любимых словечках, Тамара и я были самыми любимыми учениками. Он часто оставался с нами после тренировок, чтобы исправить те или иные элементы техники. Иногда после тренировок на стадионе мы втроем ходили в кино. Меня била нервная дрожь, когда я оказывался в тёмном зале рядом с ней. Любые ее случайные прикосновения в темноте казались мне знаками симпатии. Когда тренера положили в больницу для удаления аппендицита, Тамара позвонила мне, и мы вместе пошли его навещать. Впервые я был рядом с ней вдвоем на улице. Со стороны мы были похожи на обычную пару – рослые, почти одного роста парень и девушка. Никто не понимал, что между нами не только четыре года разницы, но и огромная спортивная дистанция: она – мастер спорта СССР, а я только недавно получивший второй спортивный разряд.

 

Весной был торжественный вечер в нашей спортивной школе. Нам вручали очередные спортивные разряды, знаки мастеров спорта, удостоверения тренеров. Начались танцы, я решился пригласить её, и она охотно согласилась. Я пьянел на глазах от запаха ее волос, блеска глаз, зардевшихся щек. Я почти готов был признаться ей в любви…

 

На следующий день мы узнали, что наш тренер Борис Матвеевич, или Боб, как мы его называли за глаза, вечером того же дня собирался бросить все и сбежать с Тамарой в Москву. Влюблен в нее был, оказывается, не один я.

 

Вместе с Бобом в спортивной школе нас тренировала и его жена, прославленная в прошлом барьеристка, его ровесница. Бегуньи на короткие дистанции стареют быстро – лет в двадцать пять они уже спортивные пенсионеры. Боб же был дискоболом, он наряду с тренерской работой не прекращал выступлений. Вот уже подряд третью олимпиаду он был одним из призёров. Его постоянно окружал ореол человека, находившегося или возвращавшегося из Мельбурна, Рима, Токио.

 

Трудно себе даже вообразить, какой неимоверной физической силой обладает человек, входящий в тройку самых мощных дискоболов планеты. Причем это не статическая сила штангиста или борца, эта сила сконцентрированного взрыва, сила разворачивающейся мощной стальной пружины. Недаром образ дискобола, динамика его движений вдохновляли скульпторов Древней Греции. В считанные доли секунды от лениво-

расслабленного покачивания диска в какой-то неожиданный, известный только ему самому момент времени, происходит преображение дискобола. Он с чудовищным ускорением входит в поворот и с нечеловеческим ревом швыряет диск в сектор метания, застыв после этого на месте и продолжая долго смотреть за его полетом. В этот полет вложено все, начиная от мощного толчка ноги и до указательного пальца, который и придает диску в последний момент вращение, обеспечивая красоту его полёта. Именно ради этих моментов дискобол тренируется годами, по 15-20 часов в неделю. Для этого его везут самолеты, поезда, пароходы за тридевять земель от дома, для этого ему бронируют лучшие гостиницы. Именно из-за этих долей секунд неимоверного, нечеловеческого напряжения. Тут идет борьба не с соперником. Тут идет борьба с самой природой – притяжением Земли.

 

Узнав о том, что Боб уезжает от неё с Тамарой в Москву, его жена в отчаянии обзвонила всех самых крепких ребят спортшколы и попросила как-то его уговорить. Они ведь тоже лишались из-за его отъезда своего тренера. Боба давно перетягивали в Москву на тренерскую работу. На Московский вокзал приехало человек пятнадцать его воспитанников, все ростом не ниже метра девяносто. Сначала пробовали уговорить его по-хорошему. Потом просто окружили плотным кольцом – не пустим и всё.

 

Через три минуты перрон Московского вокзала был усеян грудой здоровенных тел – дискобол расчищал себе дорогу. Всё решила сама Тамара: «Борис, видно, не судьба». Она ушла из спортшколы.

 

Через год Борис Матвеевич умер во время почечной операции. Ему было тридцать девять лет. Три дня спустя Тамара покончила с собой. Ей не было еще и двадцати двух.