Что хочет автор. Литературные конкурсы

Что там говорить… к подобному повороту мы оказались не готовы. Да, синдром Северного Индекса нас здорово потренировал. Потрепал, можно сказать. Но куда ему до нынешнего? Расширение застало человечество врасплох. И сломало всё. Скомкало и выбросило на помойку всю нашу, так называемую, цивилизацию. Может, это и правильно, так ей – этой цивилизации – и надо. Но слишком уж грубо вышло, болезненно. Сначала части тела у людей принялись удлиняться и утолщаться. Потом предметы стали коверкаться, деформироваться. Начались аварии. Объекты, что называется, критической инфраструктуры от греха отключили. Электричество с перебоями, вода от случая к случаю. Газ напрочь вырубили. Что с отоплением будет? Впереди зима. Дальше сама планетка наша увеличиваться вздумала. Так что какие-то страны теперь больше, какие-то меньше. А ещё говорят, будто б некоторые люди вдруг исчезали на сутки-двое, а потом появлялись. И ничего не помнят. И, мол, случалось, что был вчера женат – жена-дети, а тут вспышка какая-то – и всё! И жена уже – не жена, а просто, скажем, одноклассница, которая нравилась сто лет назад, и детей никаких нет. И оба всё позабыли. Но в это, последнее, верится с трудом. Выдумка, должно быть.

А теперь это. Вот, опять началось.

Я отошёл в сторонку, остановился. Несколько человек прошелестели мимо, словно призраки – я смог уловить только пролетевшие перед глазами неясные тени. Пятеро или шестеро нелепо застыли на месте, будто их остановили волшебные чары, когда замирает даже огонь в очаге. Я и женщина на другой стороне улицы находились в одинаковом, примерно, среднем состоянии времени. Я увидел, как она достала из сумочки зеркальце и откинула назад непослушную прядь каштановых волос. Я поставил кульки на землю. Шёл к дочке, тащил продукты. Она, конечно, и сама вполне справляется, но мне приятно им помогать. Им – это дочке Ангелине и чудесной внучечке Алисе. Зять – на вахте, на северах. А как всё началось, то и непонятно, что с ним. Связи нет. Так что я старался бывать у Гелики почаще, поддерживать её.

Я снова взглянул на женщину.

- Как думаете, долго ещё? – громко проговорила она.

Я пожал плечами.

- Минут десять, думаю. Обычно так.

- Придётся подождать. Впрочем, я никуда не спешу.

- Да я особо тоже.

- Простите, что спрашиваю, - снова заговорила женщина, - а вы часто в среднем?

- Как ни странно, да, - я развёл руками. – Хотя, всякое было. Пару раз пробежался, еле затормозил. Раза три тащился улиткой. Сразу и не понял, что замедлен. Тогда жутковато было, сейчас уже смешно.

- Знаете, - сказала женщина, - я тоже чаще в среднем. Гораздо чаще.

- Нам повезло, - улыбнулся я.

- Мы, наверное, избранные.

Женщина тоже улыбнулась. И я вдруг ощутил, что сердце моё ожило. Боже, какая это была чудесная улыбка! Чудесная, прекрасная улыбка! Как будто солнце внезапно осветило серый сентябрьский день. И сердце! Сердце! Оно расцветало!

Она, конечно, знала, как действует на мужчин её улыбка. Не могла не знать. Я рассмотрел её. Лет ей, видимо, где-то пятьдесят два или пятьдесят пять, не больше, то есть младше меня лет на пять-восемь. Свободный, спортивного покроя, длинный флисовый джемпер, лосины или что-то похожее, я в этом плохо разбираюсь, и кроссовки. Стройная, подтянутая. С лёгким макияжем, который не заметен, а только угадывается, если внимательно посмотреть. А я посмотрел внимательно. Интересная, словом, женщина.

Она уловила мой взгляд.

- Бегаю в парке в обед. Ну, то есть перед обедом. Сначала бегаю, потом обедаю, - сказала она.

- Здорово! – искренне ответил я. – Я вот тоже всё думаю, но никак. А к вам можно присоединиться?

Она засмеялась, и, естественно, поняла, что мне понравилась.

- Если не будете отставать, то присоединяйтесь, - она тряхнула копной коричнево-рыжих волос.

- Ну, я постараюсь, - произнёс я бодро. – А вы каждый день?

- Кроме субботы. Убираю, готовлю. Смотрите, буду ждать вас.

Она продолжала улыбаться, и я не сразу заметил, что время разомкнуло оковы и выпустило нас из объятий. Я подхватил пакеты.

- Договорились! - бросил я уже на ходу.

Она кивнула. И мы заторопились дальше по своим делам.

- Алисёнок, Геля, это дед. Вы дома? – проговорил я, открыв дверь свои ключом. - Приветики!

- А-а-а, приветики! – прокричала Алисочка, подбегая и обнимая меня за шею.- Мама, тут деда пришёл!

- Слышу, - отозвалась из глубины квартиры доча. - Иду.

Я повесил куртку, переобулся в специальные «мои», с зайчиками, тапки, которые мне выбирала внуча, оттащил пакеты на кухню.

- Связи нет? – с небольшой надеждой произнёс я.

Гельча помотала головой. Ладно, не буду об этом. И так, едва спросил, а глаза на мокром месте.

Я залез в одну из сумок, вытащил подарки – плитку горького шоколада для дочи и пони для солнышки. И четыре пачки мороженого – обоим. Алесёнке почти десять. Скоро игрушки станут посерьёзнее, а табунок разновеликих, разномастных пони отправится пылиться куда-нибудь на полку. Но это потом. А пока – угодил. Заулыбалась, глазёнки заблестели. Чудесная, чудесная солнышка! Любимочка моя!

С полчасика посидели, попили кофе, поели печенья – Гелика сама испекла, побеседовали о разном, стараясь обходить темы проклятого Расширения и всего что с ним связано, того, к примеру, что от Михаила нет вестей… да и двинулся я домой. Воскресенье. Буду дальше сочинять эссе об источниках Северного Кавказа. Не монографию, не справочник, именно эссе. Непростую задачу я себе поставил. Но уже до Пушкина добрался, и в голове вовсю роились всякие увлекательные мысли.

В следующее воскресенье я скоренько смотался к своим девчонкам, и уже к половине двенадцатого стоял у входа в сквер и высматривал незнакомку. Всю неделю после работы я занимался дома, по вечерам. В первую очередь приседаниями. Чтоб не выглядеть в её глазах слишком уж старым и немощным. А вчера взял паузу, чтоб мышцы слегка отдохнули. Метрах в тридцати от меня делал какие-то странненькие упражнения мужчина моего возраста в зеленоватом берете. Странненькие – это оттого, что его комплекс представлял собой просто-таки дикую смесь цигуна, тайцзи и пионерской зарядки. Он то «наматывал шёлковую нить», то «гладил рыбу», то вдруг подхватывал с земли гимнастическую палку и переходил к гуань дао, то приседал и крутил руками в мельнице.

Но тут я заметил незнакомку. Идущую быстрым шагом. И всё моё внимание переключилось на неё.

- Пришли всё-таки? Долго думали.

- Так я ж работаю, - вздохнул я. – И при нынешних законах мне ещё…

Мы стояли прямо перед входом, где около недели назад бесноватые жгли фото ни в чём, в общем-то, неповинного Семёнова. Я невольно поглядел вокруг. От аутодафе уже и следа не осталось.

- Вы тоже это «взвейтесь кострами» видели? - спросила она.

- Да, как раз с работы шёл. Я живу тут недалеко.

- А Семёнова этого читали?

Я отрицательно покрутил головой.

- У него в восемнадцатом пункте написано, что время может не только разгонять и замедлять скорость объектов, но и точечно воздействовать на индивидуума. И кто-то может постареть быстрее, а кто-то омолодиться.

Я улыбнулся.

- Ну, чтоб омолодиться, нужен крем, как у Азазелло. И мне кажется, он у вас есть.

Заулыбавшись ответно, протянула руку.

- Меня как раз Маргарита зовут. Маргарита Николаевна.

У меня брови поползли вверх.

- Хм… Не знаю, как вам и сказать, - проговорил я.- Но в старших классах у меня была кличка Маста. Это переиначенное английское «мастер». Дело в том, что в начале седьмого класса, когда нам вручали комсомольские билеты, подслеповатый ветеран, который их, собственно, и вручал, прочитал мою фамилию «Мастер». А я Марсов. В общем, так и приклеилось. И выходит, теперь мы с вами – Мастер и Маргарита. У вас, случайно, не было в руках ужасных жёлтых цветов, когда мы встретились?

Маргарита рассмеялась.

- Нет, не люблю их. Мне когда-то сказали, что они – к разлуке. А уж после фразы Булгакова они мне совсем разонравились. А вас как величать?

- О, меня – незамысловато, - сказал я. – Иван Петрович.

- Отличное имя! – тут же сказала она. – Почти как у поэта Бездомного. Но я буду звать вас Мастер. Не возражаете?

- Ничуть! А к вам я как могу обращаться?

- Арита. Так меня бабушка называла.

- Красиво! – покивал я. - Бежим?

- Бежим!

Увы, долго поддерживать темп, который предложила Арита, я не смог. Хотя, думаю, это она себя ещё сдерживала, чтоб я не сильно отставал. На пятом кругу, видя, что я запыхался, она перешла на шаг. И мы быстро, иногда всё же почти бегом, прошли ещё пять кругов. В конце концов, я без сил завалился на лавочку.

- Для первого раза – вы просто молодец! – похвалила меня Арита. – Будете дальше тренироваться, ещё меня обгоните!

- Сомневаюсь, - прохрипел я. – Вы давно спортом занимаетесь?

- С юности. Ещё йогой. Немножко. По полчасика вечером. Меня муж приучил… но я уже двадцать лет в разводе, - добавила она тут же, видя, что я несколько напрягся.

- Я тоже в разводе, - немедленно ответил я. – Но не так давно. И трёх лет ещё нет.

- Тут такое вокруг… - сказала Арита, - а мы ведём себя так, будто ничего не происходит.

- Да, - буркнул я. - Расширение скоро от нашего мира камня на камне не оставит. А что нам делать? Скакать в панике по улицам, рвать волосы на голове, что-то истошно вопить?

- Да вот же… - выдохнула она. – Смысла вопить – никакого. Хоть вся вселенная будет рушиться. А паника – это последнее, что нам пригодится. У вас дети есть?

Я кратко рассказал о Геле и Алисочке, про старших, которые в Рязани, – там другая дочечка – Настя – с мужем и тоже с внучечкой – с Дашулькой. А Арита сказала, что и у неё дочка, что вот вышла недавно замуж, и они в Москве, а детей пока нет. В общем, поговорили о разном. А после обменялись телефонами.

- До воскресенья? – спросила она.

- До среды, я со среды две недели в отпуске.

Подавил неуместное желание Ариту обнять, дотронулся до её руки, и мы разошлись.

Когда мы встретились в среду, я уже более уверенно чувствовал себя на беговой дорожке. В четверг мы перешли на ты. А в воскресенье я пригласил Ариту в кафе – на кофе и пирожные. Она не возражала, только сказала, что ей нужно зайти домой – быстренько переодеться.

Мы ждали заказ, болтали о всяких пустяках, но здесь бармен прибавил громкость телевизора, висящего почти под потолком. И от нашей беззаботности не осталось и следа. Кадры были совершенно жуткие. А от комментария бесстрастного диктора вовсе бросало в дрожь. По всему миру сельхозживотные начали превращаться в людей. Из лесов стали выходить в города полузвери-полулюди. Фермеры, охваченные ужасом, уничтожали поголовье скота, закапывали в огромных ямах. Арита придвинула стул ко мне, взяла меня за руку.

- Что же это будет? - проговорила она. – Я уже слышала об этом, но не верила…Что же дальше?..

Я покачал головой. Я не знал ответа.

- Давай будем держаться вместе, рядом, - проговорил я. - И попробуем это пережить. Как переживают бурю или снегопад.

Она промолчала. Продолжала смотреть на экран.

- Видели? – произнёс бармен. – А? Видели?! Так им и надо! Они что же это подумали? Что они теперь такие, как мы? Но ничего!.. Мы тоже тут организовали лигу настоящих людей. Будем убивать оборотней! Прикончим, истребим на корню этих проклятых выродков! Пока они не убили нас.

Я торопливо расплатился, мы вышли. Где-то невдалеке слышались крики, затем раздались выстрелы. Мимо нас промчалась девушка с ребёнком на руках.

- Они их убивают! Они их убивают! – прокричала она.

Навстречу пружинистым шагом шёл мужчина лет сорока с карабином в руках.

- Бродячие собаки, – сипло, отрывисто произнёс он, поравнявшись с нами. – Но не бойтесь! Мы вас защитим! Будьте уверены!

Мы остановились. Желание прогуляться исчезло.

- Лучше на улицы пока не выходить, - сказал я. – Если нет острой необходимости. Везде придурки с оружием. Что у них на уме? Они ж могут начать стрелять по всему, что движется. Сперва убьют, а потом разбираться будут – человек это был или кошка.

- Надо менять законодательство, срочно менять! – сказала Арита. – Сейчас они ещё звери, а завтра уже люди. Но кто помешает этим фанатикам убить их завтра? Кто? И что? Сколько им влепят за убийство животного? Нисколько. Административку. Кто-то в правительстве думает об этом?

- Надеюсь, - пожал плечами я.

В этот миг и-за угла выбежало лохматое прихрамывающее нечто. Оно явно напоминало собаку, но походило и на согнутого, бегущего на четвереньках голого человека. А следом тут же выскочил одетый в чёрное поджарый юнец с битой в руках. Догнал, и начал с остервенением бить существо битой по голове, а после выхватил нож и принялся колоть.

- Вот! Вот! Вот! – приговаривал он с каждым следующим ударом. – Как я его? А? – мальчишка весело оскалился, засмеялся и обернулся к нам, его лицо и руки были измазаны кровью.

Арита дрожала всем телом. Она чуть не бросилась на помощь человеко-псу. Потому я схватил её за рукав и едва ли не силой повёл дальше по улице. Она шла и не сдерживала слёз.

- Разве так можно? Разве так можно? – говорила она. – Ведь мы же – люди. Где оно – человеческое? Где же?..

- Давай купим воды, - сказал я.

Мы зашли в магазин. Я не подумал отпустить её руку. Отойдя от кассы, я отвинтил крышку бутылки, протянул Арите. Он сделала небольшой глоток. Мы остановились перед дверью. Выходить на улицу не хотелось. На душе было мерзко. Причём, так, что меня подташнивало.

- Ты как? – спросил я.

- Ничего. Уже лучше. Спасибо.

- Тебе спасибо, - сказал я.

- Знаешь… - Арита достала платок, аккуратно промокнула глаза, - знаешь… у меня был кот. Старенький, дряхлый уже. Он умер два месяца назад. Не знаю, как бы я всё восприняла… Вздумай он в старичка превратиться. Страшно… Мастер, мне страшно, – она отпила ещё глоточек. – Я б, наверное, с ума сошла бы.

Телефон тихонько звякнул. Я вытащил, глянул. Записка от Гели. «Пап, можешь прийти? Лучше прямо сейчас».

- Гельча просит прийти, - проговорил я. – Пошли, я тебя до дома провожу.

- Нет, тебе ж быстро надо.

- Хорошо. Тогда такси.

Мы вышли из магазинчика, дождались машину. И я поспешил к детям.

Мы сидели с Геликой на кухне. Алисёнка в своей комнате смотрела мультики про то, как отряд пони спасает мир от очередного злодея. Теперь и пони станут людьми – мелькнуло у меня.

- Ну? – прервал я затянувшееся молчание. – Что случилось?

- Миша… - тихо промолвила Геля; выглядела она растерянно. – Миша написал сейчас. Странно написал.

Я промолчал.

- Написал, что… Вот, слушай.

Она взялась за телефон.

- Так… Сначала «привет», «как вы?»… А потом… - она начала читать. - Самолёты не летают. Но это теперь не важно. Я научился превращаться в само время. Ещё немножко попрактикуюсь. А потом себя обращу в хрононы. И себя к вам перемещу. Без всякого самолёта… Тут куча смайликов… Дня, думаю, через три. Буду выдвигаться, напишу.

Доча всхлипнула.

- Пап, что это? Мне страшно…

Я встал и обнял дочечку.

- Ничего, - промолвил я, - ничего. Посмотрим. Всё будет хорошо. Непременно всё будет хорошо. Я рядом. Ты же знаешь

Мы так и стояли обнявшись, когда на лестничной клетке послышался громкий хлопок и потянуло запахом горелой проводки. Должно быть, где-то закоротило. Во всех смыслах. Поскольку мне сразу же пришло в голову, что где-то вдруг укоротился и разорвался кабель.

- Мам, мам! – вбежала Алиса. - Телевизор потух!

- Садись, - сказал я, включая фонарик на телефоне. – Будем чай пить.

- При свечах, - добавила доча.

Она полезла в шкафчик, достала ароматические свечки, что я когда-то дарил ей на Новый год.

И стало тихо и уютно. Будто сама вечность присела рядом, попросив нас позабыть все боли, сомнения и страхи. И мы откликнулись, потянулись к ней. А она подставила нам плечо, чтоб мы в своей гонке по временам смогли чуть передохнуть, и сама стала этой погружённой во мрак кухней, и мерцающими свечками, и нами, что преисполнялись сейчас её покоем, надеждой и безмятежностью, и мы знали, что прямо сейчас она прорастает где-то совсем невдалеке от нас деревьями и травами, плещется небом, морями, речками, благоухает цветами, сияет звёздами.

- Ой! - воскликнула внезапно Алиса. - Мам, что это?!

Мы обернулись. Вокруг головы Алисёнки разливался радостный, переливающийся огонь.

Геля осторожно поднесла руку.

- Па-ап… - вопросительно протянула она.

Пламя вокруг головы Алисы горело ровно, оно уже сформировалось в ореол – как у святых на иконах.

- Это нимб, - сказал я. – Ты же мой ангел? – Я придвинулся к внуче. – Правда?

- Ага, - прошептала она, улыбнувшись.

А после чуть пошевелила пальцами и чайная ложечка сама нырнула к ней в руку.

- Круто… - прошептала опять Алиса.

Гелин телефон вдруг запиликал. Звонила Настя.

- Сестра, привет! – сказала она. – И у вас темно что ли? А у нас… гляди…

Мы все всмотрелись в экран. Вокруг Дашулиной головы тоже сиял ореол.