Пришла открытка. Новогодняя. И где-то в доме, может быть, на письменном

столе у мужа, еще сохранилась вчерашняя газета с большой статьей об

истории рождественских открыток. И о том, что все больше теперь

поздравляют по телефону или по электронной почте. О том, что все реже

посылают и тем более подписывают друг другу открытки, потому что можно

купить уже с готовым текстом. Ностальгическая статья...

 

И теперь в их семье, как и у других людей, составлен список тех, кого надо

поздравить; никого бы не забыть, не обидеть. И уже поставлено много

«галочек».

 

Но вот на столе открытка, заграничная, из Петербурга. Это от Алёнушки, ее,

Кристины, бывшей однокурсницы по институту. Они не были близкими

подругами; и, вообще, их давно уже разделяет океан, бывает она на Родине

редко, и постоянную связь они не поддерживают. Но в Новый год не

забывают поздравить друг друга.

 

Время идет быстро, и каждый раз при получении открытки Кристине

кажется, что прошлая была совсем недавно, как будто позавчера. И все

они, эти короткие письма-открытки как-то очень похожи: «Когда опять

приедешь? Помним, ждем... Приезжай! Опять будем гулять по берегу,

походим в наши театры… Посидим в «Пирожковой», как, помнишь, в

прошлый раз?..»

 

Кристина улыбнулась этим простым мечтам и подумала: «Как это мило,

тепло, по-дружески. И в самом деле, разве скажешь так по телефону?..»

 

Они ровесницы, но у Кристины дети еще «маленькие», подростки, а

Алёнины дети уже взрослые и живут отдельно от нее. Она вышла замуж

рано, потом развелась. И живет она, похоже, скудно и одиноко. Интернета у

нее нет, а звонить по телефону ей дорого. Иногда в ее посланиях «звучат»

стихи Блока или Цветаевой. И Кристине почему-то кажется, что это тоже от

одиночества. «Такое вот настроение, – снова подумала она, – можно

поведать только бумаге, неторопливой рукой; но не компьютеру и

телефону…»

 

Кристина еще держала открытку в руках и только сейчас обратила

внимание на приписку сбоку мелкими буквами: «Как-то встретила в театре

Петровых. Пару минут поговорили, вспомнили тебя. Я так поняла, что ты с

ними не переписываешься. А знаешь что-нибудь о них?»

 

Нет, она не знала. Кристина неприятно задумалась. Давно это было, и как-

то не вспоминалось. А что вспоминать то? Тот зеленый дом?..

 

…В то лето она гостила в Петербурге у своей замужней подруги Валентины.

Три дня они провели тогда в доме ее родителей в окрестностях города.

Было весело и интересно. Но последнее утро выдалось дождливым, и

решили после обеда уехать в город.

 

За утренним чаем вся семья собралась в гостиной. Было холодно и неуютно.

И мать Валентины, накинув на плечи теплый платок, сказала:

– Затопить камин, что ли?

На что муж Валентины ответил:

– Что ж! Камин затоплю, буду пить…

Хорошо бы собаку купить.

– Собака ж есть, – укоризненно улыбнулась ему теща.

– Да это я так. Это Бунин.

 

Камин затопили. Загудело пламя, затрещали березовые дрова. Когда их

ворошили, летели искры. В комнате стало уютно и тепло. А за окном –

беспросветное небо и дождь.

После чая уселись в кресла перед камином. В гостиной стоял большой

книжный шкаф. Накануне вечером все вместе читали стихи. И в то утро

хотели продолжить чтение. Валентина выбрала «Книгу мудрых мыслей».

Поглядывая на летящие в камине искры, они читали красивые

высказывания о нравственности, поведении, о достоинстве и совести, о

стыде, о прощении…

 

Читали по очереди.

У Кристины тоже была такая книга; она хорошо помнит многие из тех

цитат, которые читались в то утро:

 

– Храни достоинство свое повсюду, человек!

 

– Иногда тех, кого мы сумели простить, уже не хочется обнимать.

 

–Заживают раны от ножа, а от слов не заживают раны.

 

– Порой огонь и меч менее разрушительны, чем болтливый язык.

 

– Кто не научился прощать, однажды не удержит свое счастье…

 

Во время чтения то и дело раздавались одобрительные возгласы,

изречения комментировали, немного спорили…

 

Но, когда заметили, что за окном посветлело, и дождя уже не было,

чтение прервали.

 

Мужчины отправились во двор по хозяйственным делам, а Валентина с

матерью пошли на кухню хлопотать об обеде. До обеда оставалось много

времени, и Кристине захотелось перед отъездом погулять немного по лесу,

вблизи дома.

– Смотри, не заблудись! – пошутили ей вслед.

– Да нет, я тут, невдалеке.

 

Лесная свежесть и прохлада были прекрасны. А после дождя воздух был

особенно упоительным и пахучим. Кристина немного углубилась в лес и

пошла по тропе, параллельной их дому, их участку. Она любила лес и

теперь как будто вернулась в детство, которое прошло в лесистом краю и

часто вспоминалось.

 

Кристина свернула на другую тропу, еще раз свернула, остановилась и

посчитала повороты, стараясь запомнить эту часть леса, чтобы вернуться

этим же путем домой. И потом шла все прямо и прямо, больше никуда не

сворачивая. По дороге она заметила на одном дереве дощечку с какой-то

потускневшей надписью. «Это будет моим ориентиром» - сказала себе

Кристина и смело пошла дальше.

 

Уже совсем распогодилось, выглянуло солнце, стало тепло. «Лето есть

лето» – весело подумала Кристина и, посмотрев на часы, решила

возвращаться. Она повернула назад, остановилась на развилке и

огляделась, ища дощечку. Где она? Куда идти?.. Пошла в одну сторону –

следы какого-то костра, старых строений – все незнакомое. Она вернулась

обратно и уже просто искала дощечку, сворачивая то туда, то сюда.

 

Кристина уже волновалась: ведь и в самом деле можно заблудиться. Да уже

заблудилась! А ведь дом где-то совсем недалеко. Но как, как до него

дойти?!

 

А время идет. Ее ждут. Уже пора быть дома. Не желая больше тропинок, она

вышла на большую дорогу. Игравшие там мальчишки сказали, что дорога

ведет к станции. И это далеко. Но не оставаться же в лесу! И она пошла на

станцию, еще не зная, что там будет делать, но надеясь оттуда вспомнить

дорогу к дому.

Ее волнение уже перешло в отчаяние, в тревогу за друзей. Им надо ехать в

город; их планы рушатся. И все из-за нее!

 

Солнце уже по-настоящему пекло, она запарилась от жары в своей теплой

куртке, а дороге, казалось, не будет конца. В голове крутились разные

мысли, и все тревожнее становилось на душе. «Представляю себе, – думала

она, – что творится дома: гостья американская пропала!» И снова отчаяние,

и острое чувство вины: так подвести своих друзей!..

 

Ну вот и станция. Кристина видела, как пришла электричка из Петербурга.

Глядя на выходивших пассажиров, Кристина вспоминала, как и они, сойдя с

поезда, добирались до дома. Сначала шли вдоль рельсов по

железнодорожной насыпи. Потом, припоминала она, спустились на

тропинку, которая вела в лес. И уже шли в лесу, по тропинкам, которые

ничем не выделялись. И в голову не приходило запоминать дорогу. Они

были заняты разговором, вспоминая общее прошлое. В этом и была вся

дорога. Теперь она ни за что бы не пошла одна через тот лес. Каких только

страшилок не наслышалась от людей!..

 

Вблизи станции был небольшой магазин. Чувство беспомощности,

заброшенности и невыразимого одиночества потянуло Кристину туда. Ведь

там есть люди, думала она, а ей так отчаянно хотелось помощи. Но она

понимала, что помочь ей не может никто. Ведь она не знала номера

мобильника подруги, так как не приходилось им пользоваться, а название

той маленькой улочки и подавно не знала.

 

День был будний. В магазине было человека два-три. Две молоденькие

продавщицы не были очень заняты. Кристина поздоровалась с ними, потом

поделилась своей бедой. Узнав в чем дело, девушки решили, что

обязательно помогут ей.

 

Народу стало прибывать. Пошла бойкая торговля. Продавщицам стало

некогда. Но они сказали Кристине, что закроют магазин пораньше и пойдут

вместе с ней в лес искать ее дом. Велели ей прийти через час-полтора.

 

Кристина вернулась на станцию. В ожидании, пока продавщицы

освободятся, она прохаживалась вдоль платформы. С электричек выходили

дачники, было много детей. Она смотрела на их беззаботные, веселые лица

и думала: «Идет жизнь, лето, солнце светит, а для нее жизнь как будто

остановилась, застряла где-то на краю вселенной». В этот момент мечталось

о воссоединении с близкими, с друзьями, о теплом общении у камина.

«Ведь и впрямь, как мало надо для счастья!..» – думалось ей…

 

И сейчас Кристина, поглядывая на полученную открытку, явственно

вспомнила тот день, когда две молодые женщины и муж одной из них, уже

готовые идти домой, сначала пошли с ней в лес искать ее дом. Они

спустились с железнодорожной насыпи и шли то по одной, то по другой

тропе. Ни на что не роптали. Плутали по лесу, пока не вышли на открытую

местность. На траве, на солнышке, паслись козочки. Они увидели дома, и

Кристина, воспрянув духом, сказала спутникам:

– Кажется туда!..

 

Потом она уже узнала знакомый дом с большой верандами, скамейку перед

верандой. Дом, конечно, не был зеленым, как она его условно назвала.

Зеленым был забор, трава во дворе, всё вокруг.

 

Они подошли к калитке. Кристина стала прощаться со спутниками,

благодарить их самыми обыкновенными, простыми словами. Самые же

теплые и пафосные слова не шли с языка. Он звучали только в ее голове.

Ведь какими бы возвышенными и красивыми ни были слова эти, они все

равно бы казались ей не достойными того чувства благодарности и

уважения, которое царило в ее душе. На прощанье она спросила их имена,

сказав, что будет их помнить всю жизнь. Теперь она уже не помнит эти

имена в точности; но сами эти простые люди по-прежнему живут в ее

памяти.

 

Кристина открыла калитку, во дворе никого не было. Войдя в дом, она

начала пылко извиняться, обьяснять случившееся. Но молчание всего дома

охладило ее пыл. Она остановилась. Острое чувство вины пронзило ее,

заглушив остальные чувства. Кристина поняла: тревога за нее, их

волнение, потерянное время… Она догадалась также, что, когда они

увидели из окна её радостную, в сопровождении каких-то людей, их

волнение перешло в гнев, который и выразился в ледяном молчании.

Молчали все: Валентина с мужем, ее родители. Кристина почему-то искала

глазами собаку. Но ее не было видно. Наверное, где-нибудь затаилась.

 

Кристина поняла, что ее объяснения никому не интересны, не нужны. А

нужно скорее собраться и идти на станцию. Сумки уже стояли готовые. И

сама Кристина, тоже уже молчаливая, со смятой душой, наскоро собрала

свои вещи, торопливо запихивая их в рюкзак. Перед самым выходом она

вдруг почувствовала сильный голод. Но какой уж там обед! Хоть бы

предложили чайку сладенького. Да просто воды! От длительного волнения и

усталости сильно пересохло во рту. Хотелось хоть пару глоточков попить.

Но пойти на кухню за водой она не решилась: подумают, кушать хочет.

Оставалось только облизывать пересохшие губы.

 

А что было по дороге на станцию! Сначала шли молча, потом началось!

Обвинения в эгоизме, в легкомыслии, в пустом любопытстве, в отсутствии

совести:

 

– О своей репутации заботятся многие, о совести же – далеко не все. Ты

думаешь только о себе. Ей, видите ли, ох! как хочется потрепаться с

прохожими. Да что там!.. Как там было в мудрой книге: «Поведение – это

зеркало, в котором каждый показывает свой лик…»

 

Говорила все время Валентина. Муж молчал, что было еще страшнее; от

ожидания новых слов.

 

Но и он заговорил:

– А вот еще изречение. Только сегодня ведь читали:

«Кто утратил стыд, того следует считать погибшим». Да и нельзя утратить

то, чего нет. Стыду не научишь. С ним родиться надо.

 

– Да-а, – продолжила Валентина, – читать то все любят, да не каждый

понимает прочитанное.

 

Это было уже слишком! Острое чувство вины стало вдруг притупляться,

тускнеть и меркнуть, переходя в обиду и ожесточение.

 

Всю дорогу до станции и потом, в поезде, Кристина видела перед собой то

суровых обвинителей, то веселых, простых, бескорыстных людей. Всю

дорогу настроение у нее то опускалось, то поднималось из-за бурливших

чувств: стыда за то, что заблудилась, обиды от оскорблений, нанесенных

своими; и радости от тепла, подаренного чужими людьми, которых она

больше никогда не увидит и не сможет отблагодарить. Поэтому чувство

теплоты было особенно острым. Оно было сильнее обиды и даже стыда.

Ведь, унизив ее, друзья унизили и себя.

Когда приехали домой, упреки прекратились, все утихло, случившееся не

вспоминали; как будто ничего и не было. Гостить оставалось еще несколько

дней. Все, что было намечено, выполнили: экскурсии, театр, прогулки… И

попрощались они так же весело, тепло и дружелюбно, как и встретились. И

по-прежнему продолжалась их переписка.

 

Но действительно ли тепло?.. и по-прежнему? Нет…

Она простила им, конечно, злые слова. Но слова эти не забылись. Они

засеклись уже в ее душе. Нет, ни тепла, ни дружеских чувств она к ним уже

не испытывала. И от писем ее уже веяло холодом и равнодушием. Да и не

хотелось писать. Все прекратилось плавно, само собой и без сожаления. То

безмятежное утро у камина, то легкое, теплое настроение кануло куда-то в

туман. Не простили они тогда прогулку по лесу своей американской гостье…

 

Но сегодняшняя неброская открыточка еще больше разворошила ей

память. Было и другое – самое главное в жизни непрощение. Однажды в

порыве какого-то откровения небрежно сказанные, совсем не нужные,

слова стоили им обоим потери любви. Её робкая, стыдливая из-за боязни

унизиться, попытка все поправить получилась бессильной. Не услышал, не

простил – расстались…

 

Годами она ждала возвращения. Но ведь не на острове же необитаемом она

жила!..

 

Прощение пришло, когда у нее уже родились дети; в спокойной, мирной,

без войны – благополучной семье. Она сказала ему тогда c’est la vie, и они

расстались вторично и навсегда…

 

Кристина подошла к окну, посмотрела на улицу. Какая-то смутная мысль

промелькнула в ее голове. Она напряглась чуть-чуть, уловила ту мысль и

улыбнулась. На их маленькой, боковой улице год назад поселился пожилой,

лет под шестьдесят, врач. Внешне он ничем особенно не примечателен:

невысокий, слегка приземистый, с уже видимой сединой. Но что его,

пожалуй, делает заметным, так это его живые, умные глаза, всегда какой-то

сосредоточенный взгляд и энергичные, уверенные движения, когда он идет,

например, к своей машине или выходит из нее.

 

В своем благоустроенном, ухоженном доме доктор живет один. Убирает его

дом работница из агентства бытовых услуг. От нее соседи узнали, что дом

полностью готов к встрече женщины, с которой что-то доктора разлучило и

которую он давно ждет. Все подобрано и покрашено в доме под цвет ее глаз

и волос. Дорогая мебель, тонкое, изысканное постельное белье, изящная

посуда – это все для нее. И хозяин постоянно что-то обновляет,

благоустраивает…

 

Никто точно не знает историю доктора. Поэтому говорят разное. Рассказы

обывателей пестрят самыми невероятными предположениями: тут и

криминал, и болезнь, и даже что-то политическое.

 

Сближения с соседями доктор не ищет, но и не избегает их. При встрече он

всегда учтив и вежлив, а в неизбежных соседских разговорах – внимателен,

но короток, только по существу и почти всегда без улыбки. Зато редкая

улыбка делает лицо доктора особенно живым и дружелюбным. И тогда те,

кто называет его чудаком и даже сумасшедшим, становятся более

снисходительными и менее болтливыми.

 

Вспомнив сейчас соседа, Кристина удивилась, что среди людских толков и

догадок не было ничего о какой-нибудь ссоре, чьей-то вине, непрощении. А

вот ей виделось именно это. И доктор – не то чтобы скрытен, – решила она,

– а просто не нуждается в откровениях с чужими людьми. Ну и что?.. И

вдруг Кристину осенило: «Ведь вот праздник скоро. Почему бы им, по-

соседски, не послать ему поздравительную открытку? С хорошими,

нейтральными пожеланиями?..»

 

Вечером, за ужином, Кристина поделилась своей мыслью с домочадцами.

Муж и дети согласились, что идея хорошая, что это весело, даже забавно.

– Ведь пожелания иногда сбываются, – сказала Кристина.

Муж выразительно поднял указательный палец и полушутя уточнил:

– Если, от души!

 

Полушутя. А Кристина всерьез подумала и, как молитву, мысленно изрекла:

«Доктор верит и ждет. И я ОТ ДУШИ желаю ему исполнения заветной мечты.

Ведь как легко потерять, и как трудно вернуть утраченное! Пусть ему

повезет!»

 

На следующий день взяли открытку с романтическим зимним пейзажем, с

хорошим текстом, добавили еще свои слова; и дети, брат и сестра,

отправились к почтовому ящику доктора.

 

Когда прибежали потом домой, дочка спросила родителей:

– А это правда, что у него любовь?

– Дура ты! – поспешил ответить ей брат. – Он же старый! Ему пятьдесят, ну

или там шестьдесят, лет.

 

И оба засмеялись. Родители, скрывая улыбку, переглянулись. Дети уже

неистово хохотали. Тогда пятидесятитрехлетний отец со строгим видом

прервал этот хохот и погнал детей по комнатам наводить там порядок.

 

Кристина посмотрела им вслед с легкой грустью и все-таки с

благодарностью…

 

А потом взялась за письмо Аленушке, на приготовленной уже открытке.