Твои ресницы.

Что-то всё-таки есть в тебе от викинга. Хотя, разумеется, представить тебя воином можно разве что после литра водовки. Не меньше.

Не знаю, когда я чувствую полнее всё твоё существо (да-да, киваю тебе, и сущность, и сучность): когда ты занимаешься моим телом или когда ты говоришь со мной.

Не знаю, что ты думаешь обо мне. Да и (нежно кладу руку на своё сердце) знать не хочу.

Не знаю, что нужно от меня тебе: написала, и вот бежит пунктирная линия в красном платье от меня к тебе.

Твои ресницы.

Ты играешь слишком сложно. Замысловато. Я отчасти понимаю тебя: тебе надо знать, что я не опустилась за истекшие сколько-то там лет. Тебе надо точно знать, что я – по-прежнему «штучная девочка». Тебе (ну, как всегда!) надо точно знать, кем именно ты владеешь.

Только отчего же ты мурлычешь, забыв про тесты и тосты, когда телефон отдаёт моим дыханием?

Только отчего же мне становится трудно дышать, когда твой низкий голос с оттяжкой в хриплый ток на взлёте берёт первый слог моего имени?

И потом, ты же знаешь, где заканчиваются наши пререкания, не так ли?

И от этого хочется пререкаться с тобой постоянно.

Давай поговорим.

Жизнь превратится в клубнику. Мы будем есть её жадно, вкусно, грязно. Потом быстро почистим зубы от мелких косточек. Сядем ровненько. Положим ладошки на круглые коленки. Чья-нибудь безразличная рука безразлично щёлкнет нас. Мы поставим фото в рамку. Заведём общих – на двоих – друзей. Друзья будут улыбаться, глядя на фото. А мы будем специально отворачиваться, чтобы наши общие друзья могли тихо сказать: кретины.

Твои ресницы.

Дрогнули.

Дважды.

Согласие?

Я так и знала.

Давай поговорим.