В летнее время, в любом курортном городе, морской пляж, это место наибольшего скопления отдыхающих

людей. Среди беспорядочно валяющихся на пляже, томящихся на солнце тел, едва не наступая на эти тела, потому что их

столько, что территория пляжа едва вмещает их всех, ходит множество торговцев, предлагающих досыта накормить и

напоить всех желающих, мучимых голодом и жаждой. Над пляжем нескончаемо, то тут, то там, звучат голоса торговцев с

сумками, корзинами и подносами, ловко снующими между плотно лежащими телами, и расхваливающими принесённую ими

для продажи всякую еду и питьё – «Кто желает купить не дорого булочки сдобушки! кому булочки бесподобушки! Кто

желает вкуснятину!», свежие яблочки! Свежий виноград! - кричат одни. «Кто желает пива с сушёной и вяленой рыбой!

Кому вина!» - кричат другие. Отдыхающая на пляже публика, большей частью равнодушна к этим взывающим к ним голосам

и крикам, или даже, раздражена ими. Акт купли-продажи совершается не так часто, как хотелось бы торговцам, и поэтому

они раздражённо, а иные из них озлоблено смотрят на эти, так безмятежно валяющиеся, разбросанные по всему пляжу тела.

 

Изменившаяся за последние годы жизнь, принесённая тем самым, свежим ветром перемен, а, вовсе не тёмными

силами страны, и наступившая, сразу же, после той самой пресловутой перестройки, как образно, некоторые шутники

говорили: гримасами того самого, пресловутого капитализма, заставшего большинство людей врасплох, не подготовленными

к нему. И заставила, так судорожно суетиться, карабкаться, бултыхаться и корячиться многих людей лишившихся тогда

работы. Большинство из них оказались, совершенно не готовыми к таким переменам, внезапно обрушившихся на них.

Ставшая такой зыбкой жизнь, как опасная трясина в топи, привела их теперь в какое-то беспорядочное,

малоосмысленное, если не бессмысленное движение, чтоб как-то выжить и не сгинуть им в этом лютом «свободном» мире.

Так, как-то вдруг, нежданно, негаданно, пришедшие к власти кланы ворюг, прятавшиеся ранее глубоко в подполье от

правосудия. Теперь, выйдя из подполья и захватив политическую власть в стране, под прикрытием своих псевдореформ,

изменив правосудие – извратив его, беззастенчиво разграбили всю страну, обнулили денежные сбережения всего

населения. И теперь, чтобы всерьёз и надолго им закрепиться у власти, они с большим усердием внушают всему

остальному тёмному, несмышленому обществу, что чёрное, принесённое ими, это белое, а белое, уничтоженное ими, это

чёрное – как шаманы заклинают его, что вся эта, их затея с тотальным разграблением, якобы, во благо всем. И волокут

всех теперь, опомниться бедным не дают, в эту гадкую, затхлую, смрадную жизнь, называемую ими капитализм. Развитое

«рыночное» мышление всех этих людей, свято уверовавших в своих поводырей, вынудило их бросить всё, что было в их

жизни ранее. И, перестроившись, теперь целыми днями сновать здесь, чтоб хоть, что-нибудь урвать за сезон, среди

равнодушной к их заботам и хлопотам, бездельно валяющейся на морском пляже публики, не очень-то желающей поменять

свои денежные знаки на их снедь.

 

И, всё же, не всё так безнадежно серо, однообразно и скушно на морском пляже. Иногда возникают ситуации, весьма

интересные и пикантные.

 

Кто желает скушать сладенькую, горяченькую, свеженькую, только что приготовленную кукурузку! По гривночке за

штучку! - Таким мягким, ласковым, жалостливым голосом с небольшим акцентом, завлекает покупателей, торговец варёной

кукурузы – молодой человек лет тридцати двух – тридцати трёх, с очень смуглым от палящего южного солнца, и

страдальческим, как от тяжёлой неволи, лицом. Будто вот-вот сорвётся с него, во весь рот, большим усилием напущенная

улыбка и откроется всё то, что заставило его, многими часами, почти ежедневно, мотаться по пляжам с этой кукурузкой, а в

некоторые дни, когда совсем мало надежды на кукурузку, загрузившись ещё и пивом. Чтобы так отчаянно упрашивать, этих

безмятежно валяющихся людей, купить их. Казалось, что, вот, вот, обессиленный человек, не выдержав больше таких

издевательств над собой, разрыдается в отчаянии, от сознания полной невозможности поправить что-то в этой смрадной

жизни. Ища, хоть какой-то поддержки и сочувствия со стороны, у тех, так блаженно дремлющих у него под ногами людей,

так безнадёжно безразличных к страданиям ближнего. Лишь усталые и злые глаза его, с укором и ненавистью пробегают по

безмятежно валяющимся по пляжу телам. Совершенно, не малейшим движением, не реагирующие на всякие взывания и

обращения молящего к ним. – Бога ради, купить у него варёную кукурузку, так старательно приготовленную для них;

для утоления их голода. И, всего лишь, по гривночке за штучку.

 

Идёт, далее по пляжу, выделяющийся среди остальных торговцев, ну, прямо выдающийся, своим большим прилежанием

к порученному делу, уже довольно пожилой, никак не менее, а скорее, более пятидесяти лет, толстый как бочоночек, не

менее центнера весом, на коротких и тонких ногах, как у кузнечика, торговец булочек и какой-то вкуснятины. У него

интеллигентное, смуглое, немного холёное, но злое, видимо от усталости лицо. Его густые, вьющиеся, наполовину седые и

длинные волосы, на его необычайно крупной голове, расчёсаны и аккуратно уложены и перетянуты красной ленточкой на

затылке. На его голове белая кепочка, старательно приготовляемая на каждый день, она всегда, каждый день, как новая,

будто из магазина, кажущаяся какой-то совсем маленькой, чуть ли не игрушечной, на его, такой большой голове, совсем

не создающая своим малым размером, видимости, хоть какого-то уменьшения, столь внушительных размеров его головы.

Его крупная, львиная голова, с обилием длинных вьющихся волос, больше похожа на голову какого-нибудь мыслителя, на

вроде Платона, Сократа или Сенеки, или, даже, если, к этой голове, к её лицу добавить усы и бороду, она будет похожа на

голову Карла Маркса, нежели на голову какого-то банального торговца булочек. На нём всегда светлые, опрятно сидящие и

хорошо отутюженные рубашка и шорты, новые лёгкие, летние ботинки, и видневшиеся из них всегда белые, не запачканные

носки. С первого взгляда может показаться, что он не какой-нибудь торговец, если представить его без всяких там булочек

и прочей вкуснятины, а хорошо обеспеченный, жаждущий полноценного отдыха курортник. А ещё, не хватает ему, разве

что, бабочки к его светлой, отутюженной рубашке, и чёрного смокинга, и тогда, его можно было бы выпускать, не

булочками торговать на пляже, а прямо в филармонию дирижировать большим оркестром, ублажать там утончённую,

продвинутую, породистую публику. Это всё ещё и для того, загодя продумано и подготовлено, чтобы таким, его

высокоинтеллигентным, и таким элегантным видом, даже, без всяких слов, или кроме слов, вызывать уверенность у

покупателя в том, что, и его товар булочки-бесподобушки и прочая вкуснятина многим лучше, чем у прочих «беспородных»

торговцев. Не настолько в этом деле или ремесле продвинутых, как он. Его будто заслуженного артиста или актёра, перед

тем, как выпустить на сцену к публике, тщательно готовили в гримёрке, чтобы создать такой впечатляющий образ.

 

Даже, его булочки-бесподобушки на подносе, умело, со знанием дела, уложены и покрыты очень белой, хорошо

отглаженной и накрахмаленной тканью, скрывающей большую часть, но не все бесподобушки, чтобы, всё же, было видно

какая это необыкновенная вкуснятина. И разжигала, чтоб аппетит не только такой его убедительной хвалой их, таким

незаурядным торговцем, но ещё и своим видом, так заманчиво аппетитно выглядывающих из-под чистой, не замаранной

ткани. Так и просящимися сами собой, прямо в рот оголодавшим отдыхающим. Похоже, он еврейской национальности,

потому что, это у них в отличие от всех других людей, в большей степени, издревле развито рыночное мышление. Чтобы,

ещё более усилить аппетит бездельно валяющихся у него под ногами, разморённых палящим солнцем людей, и утолить их

голод, он очень убедительно, гораздо более способно, нежели другие торговцы, расхваливает свои булочки бесподобушки и

ещё какую-то вкуснятину. Он хватко несёт их на подносе, так же способно и ловко, как официант в ресторане на уровне

головы, будто всю свою жизнь ничего другого и не делал; сноровисто маневрируя между тесно валяющимися у него под

ногами телами.

 

С особым усердием и хорошо, до автоматизма усвоенными повадками, будто специально, заранее обдуманными и

заготовленными, чтобы было чем выделиться среди других торговцев – подавить, и обойти, как на ответственных

соревнованиях, своих менее проворных и менее подготовленных конкурентов. Будто целенаправленно, тщательно

готовился он где-нибудь в тренажёрном зале, к столь ответственному делу, ну, прямо, как к делу всей своей жизни. Он

успешно теперь, благодаря своим навыкам, как на поточной линии реализует эту, написанную для него программистами

«реформаторами» программу. С кажущейся лёгкостью, согласно написанной ими программе, он обращает теперь всю эту

вкуснятину и бесподобушки, в денежные знаки (бабло). Изо дня в день, пока идёт летняя путина, он с самозабвением, за

хорошее материальное вознаграждение, разыгрывает теперь как по нотам, перед томящейся на солнце публикой, такую

театральную драму; но ему, неизменно следующему своей программе, по большому счёту, нет дела до всех, так же, как

всем, нет дела до него. Ему важен только результат.

 

Такую драму этой жизни режиссировали и разыгрывали «выдающиеся» экономисты страны, или ещё, как их называли

тогда, чтобы придать им большей солидности, пустить «пыль в глаза обывателям» – младореформаторы. Чтобы скрыть, что

на самом деле, это аферисты, канавшие под реформаторов – гайдары, чубайсы, немцовы, и иже с ними, мальчиши-плохиши

обожравшиеся буржуинским вареньем, исполнители злой воли внешнего хищника – ростовщиков Запада, их Западных

партнёров. Точно, как поучал в своих сказках А. Гайдар, чтоб с детства знали, нельзя зариться на буржуинское варенье,

это, как бесплатный сыр в мышеловке, ловкая замануха в неё простаков, а в нужный момент буржуин захлопнет эту

мышеловку, не дав, попавшемуся туда лоху опомниться. Точно так эти лже реформаторы, исполнители злой воли

ростовщиков Запада, облапошили (нахлобучили) тогда всю страну, заманули тёмное, доверчивое население всякими

обещалками буржуинского варенья, и в нужный момент захлопнули её, как мышеловку. Лже реформаторы мальчиши

плохиши, подручные ростовщиков Запада, по их требованию создавали теперь такие гадкие условия этой жизни. Так

«осчастливили» лже реформаторы своими «реформами» доверчивый народ, по самое не хочу, на многие поколения вперёд.

Стали выдающимися героями той эпохи. Повсюду людишки поминают их «добрым» словом, долго будут помнить, пока не

уйдёт в мир иной, то поколение, которое они так ловко «обули», оставили им дырку от бублика. Эти лже реформаторы

создавали эту жизнь в стране по лекалу ростовщиков Запада, их тёмной ростовщической конторы МВФ и царящей теперь в

стране олигархической касты воров и мошенников. Ранее, ещё до 1991 года, когда они пребывали ещё в облике

коммунистов, а на самом деле лже коммунистов, представлявших собой партийную верхушку выродившейся КПСС, вошли в

сговор с ростовщиками Запада, имея обоюдный интерес разграбления страны. А теперь роль этих ничтожных лже

реформаторов, прошедших хорошую подготовку и выучку у специалистов тёмной мошеннической конторы МВФ, за хорошее

материальное вознаграждение, затенить, прикрыть лженаучным словоблудием, словесной шелухой, корыстные, воровские

интересы этой самой олигархической касты воров и мошенников. Ну, и кроме этого было самим позволительно

воспользоваться создавшейся экономической ситуацией, чтобы обогатиться, которую, умышленно, эти мальчиши плохиши

создавали в интересах олигархической касты воров, мошенников и ростовщиков, ту, в которой эти, асоциальные элементы

могли реализовать свои мошеннические и воровские намерения и способности, правда, это не имеет никакого отношения к

экономике. А их лже реформы, на которые их подвигли их хозяева – ростовщики Запада от ростовщической конторы МВФ,

являются, по своей сути, извращением экономики в пользу хозяев денег. Но они, вся эта шобла аферистов, для этого

держат в своём штате лжеучёных – лже экономистов, чтоб их «авторитетом» прикрыть, поддержать и утвердить,

выдаваемые ими мошеннические действия, не имеющие никакого отношения к экономике, как экономические. Проще

говоря, от этих лжеучёных требуется умело и виртуозно выдавать тёмному, не образованному народу ложь за истину. То

есть, выдавать чёрное за белое. Нагло облапошивать этот народ в интересах хозяев денег и жизни.

 

Ну, так ладно, а что же наш выдающийся торговец? Ему нет дела до столь высоких материй. Он изо всех сил пытается не

только выжить в тех условиях, будто специально созданных для него и подобных ему, но и по возможности обогатиться. Это

как наглядный пример, чтобы им показать – да вы только, посмотрите, на эти безрассудные, механические действия этих

людей, и воочию увидите, как замечательно работает «рыночный» механизм, до изнурения погоняющий всех этих людей.

Этот выдающийся торговец лучше других, проворней других, вписавшийся в «рынок», как настоятельно рекомендовали их

учителя Чубайс и Гайдар и прочее отребье обучившееся при МВФ, не отвлекаясь ни на что больше, быстро, один за другим,

как боеприпасы на передовую, подносит подносы с расхваленной им снедью, оголодавшим телам на пляже. Чтобы вовремя

подпитать их, не дать загинуть им от голода. И не напрасны его старания; у него, имеющего столь незаурядные

способности в этом, очень пригодившемся ему деле, гораздо быстрее, нежели у других торговцев разбирали его

бесподобушки и всякую вкуснятину. Едва успевал он только, подтаскивать их, как боеприпасы на поле боя, надеясь,

обеспечить своей победой в этом бою, своё последующее, безбедное существование. Когда он своим громким, чётким, как у

диктора радио, уверенным голосом произносил – кто желает булочки-бесподобушки, или кто желает отведать вкуснятину,

завлекая покупателей. Без всякого движения, валяющиеся на пляже тела, будто мертвецы, заслышав такой пламенный,

бодрящий призыв, начинают оживать: шевелиться и лениво, нехотя подниматься, и один за другим, увлекаемые этим

призывом, начинают подходить к нему, чтобы отведать его такой необыкновенной вкуснятины, и вместе с ней булочек-

бесподобушек. Большей частью, на его соблазняющий призыв откликались девушки и женщины.

 

Но, в один из злополучных дней, это было совсем неожиданно для него, кто-то из валяющихся на пляже людей подверг

сомнению, его изо дня в день льющуюся, как елей хвалу своим булочкам-бесподобушкам и прочей вкуснятине. Он, тот, от

куда-то взявшийся, сомневающийся, вместо того, чтобы с радостью поменять свои денежные знаки на них, говорит ему

совсем обратное, видимо, хорошо проверенное частым, аппетитным поеданием их. Он, тот, заявляет ему какие-то претензии

его бесподобушкам и прочей вкуснятине. Эти претензии были так бесцеремонно, без обиняков высказаны тому, что

имеется внутри у этих его сдобушек и бесподобушек, ловко скрытых от поверхностного взгляда, и так убедительно

расхваливаемых этим необычным торговцем, и непрерывно, как боеприпасы на передовую, подносимых им сюда, от чего

зависит быть или не быть. Он, тот, усомнившийся, вдруг, так уверенно, не стесняясь, заявляет ему, будто, от его булочек

бесподобушек и прочей вкуснятины, обильно начинённой кремом из маргарина и сахаром, сильно растёт пузо! Ну, вот ещё

камень преткновения на его пути исполнения высокого долга, когда дорога каждая минута, необходимая, чтобы скорее

запастись баблом до следующего сезона, а тут, вынужденная остановка. Известное дело – время деньги. Услышав такое,

совсем не лестное о своих булочках бесподобушках, бочоночко подобный, с интеллигентным лицом торговец, прекратив

своё грациозное шествие, нервно и озлобленно поглядел на своего оппонента, да так, что, казалось, ну, вот сейчас поставит

он свой поднос с бесподобушками и начнёт жестоко избивать его. Он был очень недоволен такой вынужденной

приостановкой своего, поставленного на поток дела. Остановкой, уже, так хорошо отлаженной поточной линии по

производству бабла (денег), пока идёт летняя путина, когда, как говорят, день год кормит. Но, видимо, рыночное

мышление всё же, подсказало ему, что не стоит при окружающих их людях грубо возражать этому человеку, чуть было не

подорвавшего репутацию его бесподобушек. И, он, успокоившись, собравшись духом, начал сдержанно, стоически,

соблюдая нормы приличия, хотя, был очень сильно раздражён и озлоблен, восстанавливать репутацию своих бесподобушек

и всякой вкуснятины. Он громко, чтоб слышали и другие окружающие их тела, чтобы развеять у них всякие, посеянные

неизвестным сомнения, принялся убеждать своего оппонента в обратном, дескать, от его булочек бесподобушек и прочей

вкуснятины, пузо сильно не растёт!

 

После непродолжительного диалога с явившимся ни откуда, ни отсюда оппонентом, бочёночко подобный торговец с

высоким чувством исполняемого им долга, не растрачивая далее, попусту своего драгоценного времени, шустро зашагал

дальше по пляжу на своих тонких, как у кузнечика ногах. И чтобы ещё более развеять всякие сомнения у тех, валяющихся

прямо у него под ногами тел, слышавших этот диалог, он с ещё большим усердием, расхваливал свои булочки

бесподобушки, и ещё в придачу к ним какую-то особенную вкуснятину. Лет пять – курортных сезонов его можно было

видеть, грациозно шагающим по пляжу, затем он исчез. Может быть, ещё больше состарился, и не в силах стало ему так

лихо управляться с таким хлопотным делом, проворно двигаться по пляжу по изнуряющей летней жаре. Кто-то шутил,

говорил тогда, что, дескать, он состояние сколотил своей прытью, ну и достаточно. Других торговцев можно было видеть

дольше; больше курортных сезонов мотающихся со своей снедью по пляжам.

 

И, вот ещё картинка, всё время на глазах, достойная пера. Так же, как и первый, очень заметный и выдающийся среди

других, пожилой, уже лет пятидесяти, может быть, даже, чуть более, торговец, целыми днями с маниакальным упорством

мотающийся по пляжам; сильно пропотевший от нещадно палящего южного солнца, и тяжёлой сумки нагруженной

провиантом и пивом. Он, в выгоревшей и пропотевшей, чуть не до тлена, рубахе и кепке, с сильно загоревшим лицом,

больше похожий, может быть, если представить его в просолённой от обильного пота армейской гимнастёрке, на бойца,

спешно, из последних сил подносящего боеприпасы на передовую линию обороны. Когда совсем нет времени на передышку,

от непрерывно атакующего врага, где идёт жесточайшая оборона Севастополя от наседающих войск противника, в

очередной раз, штурмующих город. Он, с какой-то отпечатавшейся и застывшей гримасой безумца на лице, скорее всего от

сильного переутомления, предлагает безмятежно валяющимся у него под ногами телам, зычно выкрикивая, заученные,

многократно повторяемые, ставшие навязчивыми, не требующими осознания и осмысления, фразы – Жареные семечки!

Креветки к пиву! Ранние яблоки! Охлаждённое пиво! Мечтая, воображая, как оживают и жадно набрасываются,

оголодавшие, будто серые волки, отдыхающие, заслышав его призывы к еде. Можно предположить, что в зимнюю пору,

когда уже прошла напряжённая летняя путина, и можно расслабиться, то в тяжёлом сне, в полубреду на рассвете, если

сниться ему, нет, не дьявол, подбирающийся к его горлу чтобы задушить, и вовсе не от того, что кто-то больше не любит

его. А от того, что после короткой зимней передышки, так незаметно наступает новое время летней путины, и от горя и

отчаяния он кричит, чаще других повторяемую фразу – Креветки к пиву! Креветки к пиву! Креветки к пиву! – просыпаясь в

обильном поту и тяжело дыша.

 

И, наряду со всеми своими конкурентами в сбыте своей продукции, нисколько не уступая им в старании и рвении, Зоя

Ивановна, ещё бальзаковского возраста – лет сорока пяти. Но уже, с пропитой и красной, как ясно солнышко мордой, с

рассеянным осоловелым взглядом, разносит по пляжу до самой осенней поры, какие-то свои особенные, сладкие трубочки.

Готовит их, совмещая и не теряя даром время, если верить знающим людям (местным), на своём рабочем месте, своей

основной работы. Там, на микроволновой электроплите, в подсобном помещении платного общественного туалета, она

варганит свои особенные, сладенькие трубочки. Чтобы за время летней путины успеть урвать и свою долю, среди множества

предприимчивых конкурентов. Проходя по пляжам со своими сладенькими трубочками на подносе, она своим не громким

голосом, часто повторяя, заученную до скороговорки одну и ту же фразу, обращённую к валяющимся у неё под ногами

телам, – кто желает свеженькие, сладенькие, медовые трубочки. Отчаянно желает накормить каждого изголодавшегося и

соблазнившегося на её особенные, сладенькие трубочки, начинённые в общественном туалете какой-то медовой сладостью.

По нескольку раз за день, словно боеприпасами на передовую, загружаясь ими, будто затем и явилась сюда, чтобы

осластить и подсластить горькую, и совсем не сладкую, нелёгкую жизнь всем этим безмятежно валяющимся по пляжу,

телам. Там где-то, им совсем не сладко, откуда они приехали, чтоб поднакопить здесь новых сил и отвлечься от надоевшей

в течение года рутины. И весьма, кстати, к их услугам, сердобольная Зоя Ивановна тут как тут, и вовремя, чтобы

подсластить им жизнь, ну хотя бы на курорте.

 

Через некоторое время, проходит по пляжу торгующая булочками молодая, красивая, с усталым лицом девушка лет

двадцати - двадцати двух. Ей навстречу, стиснув зубы, сильно изогнувшись в сторону от непомерной тяжести, как молодое

ещё не окрепшее дерево под сильным порывом ветра, решительно вперед, идёт молодой человек лет двадцати восьми с

очень измученным и злым лицом. Весь обвешанный связками сушёной и вяленой рыбы, переброшенными через одно и

другое плечо, как революционный матрос пулеметными лентами, готовый к штурму вражеской цитадели. Молодой человек

несёт очень большую сумку, наполненную бутылками, нет, не с огненной смесью, а с пивом, чтобы утолить жажду многих

томящихся на солнце людей, предполагая получить от них взамен, хороший гонорар в денежном эквиваленте.

 

Увлечённый миражом свободной и счастливой жизни, даруемой денежными знаками, он не заметил, как навсегда эта

иллюзия овладела его сознанием. И теперь, с остервенением следуя, каждый день многие километры, за этим миражом, не

жалея никаких сил. Он должен всё это мерзкое, осточертевшее ему донельзя, и так сильно отягощающее его душу и члены,

поменять на заветные денежные знаки, приносящие "счастье, радость и покой". Они, непременно и ему, по меньшей мере,

уверен он, принесут покой и умиротворение в этой жизни.

 

Однако, в большом количестве валяющиеся по всему пляжу тела людей, ну, никак не желают осчастливить его,

обратить иллюзию в реальность. Возможно, потому что низок ещё уровень его рыночного мышления, и он ещё многого

недопонял, мало чего понял, и во многом не разобрался ещё. Конечно далеко ещё ему ничтожному до столпов

"рыночного" мышления, гигантов "экономической" мысли, и отцов русской "демократии" всяких там Гайдаров, Чубайсов,

Немцовых, и иже с ними. Вопреки его представлению, мучимые жаждой люди, часами валяющиеся и изнывающие под

палящим солнцем на пляже, не спешат почему-то, расставаться с денежными знаками. Чтобы с радостью поменять их на

жажду утоляющие напитки, так вовремя и в обилии подносимые каждому желающему под самое рыло, уткнувшееся в

пляжную гальку, сердобольными торговцами. Так залихватски расхваливающие их – вино с райских кущ! Надо думать, что

оно не разбодяженное. Специально охлаждённое пиво! Настоящие боржоми и нарзан! Стало быть, они не из-под

водопроводного крана. Поэтому, в сильной степени отягощённый, на пределе человеческих сил, он с большим

раздражением и злобой смотрит на эти бездельно валяющиеся прямо у него под ногами тела.

 

И поравнявшись, шедшие навстречу друг другу молодые люди, нет, не романтические искания привели их сюда, они

обменялись приветствиями, как дела? – робко, банальной фразой начала разговор девушка. Исстрадался я по тебе!! –

как-то обречённо, будто его долго истязали. На одном выдохе, горячо выпалил молодой человек. Больше, похожий на

только что вернувшегося с пытышной, нежели на пылкого влюбленного, где враги, ударами бича, жестоко пытали его,

хотели выведать у него, как он дошёл до столь «счастливой» жизни. Он смотрел на девушку каким-то безутешным, полным

страдания и злобы, колючим, остановившимся взглядом, полной, беспросветной безнадёги. Словно демон, какой запряг его,

и гонит, гонит его ударами бича неизвестно куда и зачем, пока совсем не загонит, и от бессилия и изнеможения не лишится

рассудка он. Будто желал он теперь, … нет, не возрадоваться, вовсе, не до блажи ему, а хоть от чего-то, так сильно

томящего душу и плоть его, поскорее освободиться и обрести хоть короткое облегчение.

 

И ставя, наконец, на землю свою тяжёлую сумку, освободив уставшее плечо. Время уже скоро к полудню, а сумка всё

никак не освобождается от содержимого в ней, чтобы облегчить его шествие по пляжам. Думал теперь, встретив свою

знакомую, что вот она, как-то утешит его, своим, может быть, ласковым словом или взглядом, и избавит его, хоть, на

короткое время от всяких страданий свалившихся на него с приходом летней путины. И станет возможным ему, хоть на

короткое время, забыться от этой осточертевшей уже тяжёлой сумки, доверху загруженной пивом, и от многих километров

пройденного пути под палящим солнцем по городским и санаторным пляжам, от которых, уже мутился рассудок у него.

Молодой, человек, посчитавший, видимо, что в ежедневной суете, отнимающей много сил и времени, ещё не скоро

представится такой удобный случай, вот так свидеться, чтобы напомнить своей знакомой по цеху не только о своём

существовании, но и о том ещё, что он сильно страдает и по ней, либо от неё. Он же, не какой-то там пресытившийся всем

и вся в этой жизни, изнывающий и страдающий от безделья и скуки мажор. Он скорее живое воплощение, сказанного

Господом грешному Адаму – будешь в поте лица своего добывать себе хлеб.

 

Девушка ничего не ответила на смелый порыв молодого человека, отвела в сторону усталый взгляд, видимо, смутилась

и решила, что не время и не место об этом говорить и думать. Решила, пока, поостеречься, чтоб не ожечься в пламени

пылающего страстью молодого человека. Выдержав короткую паузу, буквально несколько секунд, она, даже не взглянув на

молодого человека, пошла дальше по пляжу, предлагая отдыхающим у моря, измученным палящим полуденным солнцем

людям, расхваливаемые ею булочки.

 

Молодой человек, оставшийся на короткое время один, освободившись, будто от какого-то возникшего видения в его

помрачённом сознании, пришёл в себя, в естественное своё состояние. Поднял свою тяжёлую сумку с пивом на плечо, и

обречённо продолжил прерванное случайным обстоятельством шествие по пляжу, предлагая всем желающим, мучимым

жаждой людям холодное пиво и на закуску вяленую рыбу. В надежде, что при следующей встрече, уж, точно запалит костёр

большой любви.

 

Вообще-то, рыночное мышление никак не предполагает им расслабляться, пока идёт летняя путина. В этот период всё,

как в песне «Первым делом, первым делом самолеты, ну, а девушки, а девушки потом».

 

А на морском пляже, всё так же бездельно валялись, утомлённые солнцем тела, безразличных ко всему людей.