В том году мне подарили новые лыжи, и я решил пробежаться по

еловому лесу, наслаждаясь чистым морозным воздухом. С непривычки

темп я взял неправильный. Да и дистанцию себе наметил не по силам. В

общем, через пару часов я полностью выдохся и повернул к дому. Чтобы

сократить себе обратный путь я свернул через заброшенный пионерский

лагерь. Пустые полуразрушенные корпуса, разбитые окна, тишина. Людей

не видно, но дымком откуда-то потягивает. Значит, кто-то есть. Через

минуту на меня выскочила большая лохматая чёрная собака. Она

остановилась метрах в десяти и с рычанием преградила мне путь. Я замер

в ожидании. В это время со скрипом отворилась дверь маленькой

деревянной бытовки. На пороге появился сторож. Небритый мужик в

засаленной телогрейке и валенках. Он оглядел меня с ног до головы и

подозвал к себе собаку.

 

- А, лыжник.… Не бойся, пёс не кусается. - Сторож погладил по голове

собаку и присел на скамейку возле бытовки.

 

- Не возражаете, если проеду по вашей территории? А то в обход далеко,

а я сильно устал.

 

- Проехал уже. А устал так садись, отдохни, - он указал мне на скамейку

возле себя и достал из внутреннего кармана жестяную флягу, - будишь

пятьдесят грамм?

 

- Нет, я чайку лучше хлебну, - я снял со спины рюкзак и достал термос.

 

- Ещё бы ты не устал, - продолжил сторож, отпив из своей фляги, ты же

неправильно коньком идёшь. Кто тебя так учил?

 

- Меня, вообще, никто не учил. Я дилетант, - ответил я ему с усмешкой.

 

- То-то я и вижу. Ты, когда маховую ногу отправляешь в прокат –

переноси на неё центр тяжести. А руки не должны уходить за спину при

толчке. На уровне бедра толчок заканчивай. И на палках не виси.

Он подошёл ко мне и показал мои ошибки.

 

- Как же я за всем этим одновременно услежу?

 

- Тренируйся. Сразу не уследишь. Старайся контролировать, потом войдёт

в привычку.

 

Я присел на скамейку рядом с ним и налил себе чаю. Сторож тут же извлёк

флягу и поднял её, отвинтив крышку.

 

- Меня Палыч зовут. Будем здоровы! - Он отхлебнул из фляги и потрепал

лохматого пса, который улёгся на снегу у его ног.

 

- Ты спортом раньше занимался? - Поинтересовался я, разглядывая его

заросшее щетиной опухшее лицо.

 

- Занимался-занимался. Будь он неладен. Лучше бы работал. Глядишь, не

сидел бы сейчас тут.

 

- Чем же тебе спорт в жизни так помешал?

 

Он не ответил мне. Достал флягу и снова приложился к горлышку. Из

приоткрытой двери бытовки пахло грязным бельём и подгоревшей едой.

Чёрный пёс перестал помахивать хвостом и жалобно заскулил. Мы

молчали. Палыч пристально смотрел вдаль, будто пытаясь там кого-то

разглядеть, и вовсе не собирался отвечать на мой вопрос.

 

Я понял, что моё любопытство останется не удовлетворённым и

поднялся со скамейки.

 

- У меня было две жизни, - неожиданно заявил Палыч, - одна в спорте,

другая после. Я ведь интернатовский. Сирота. В спортивном интернате

вырос. Потом олимпийский резерв. Потом сборная. Вся жизнь сплошные

тренировки, сборы, спортивные базы. У меня и дома-то своего в той жизни

не было. А я и не грустил. Куда надо отвезут, заселят, накормят.

 

Я присел обратно на лавку. Палыч приложился к фляге. Пёс перестал

скулить и, вскочив на скамейку, улёгся рядом с Палычем.

 

- Потом за границу начали возить, - продолжал Палыч, - не жизнь а

сказка. Тогда за кордон не каждый мог попасть. Наши ребята оттуда всё

чемоданами везли, а мне ничего не надо было. Им родня списки давала,

что привезти. А у меня родни нет, кому привозить? Да впрочем, дело не в

барахле. Жил я как у Христа за пазухой и думал, что всегда так будет. А

оказалось всё это мираж. Растратил лучшие годы. Вот и всё. Ничего не

осталось.

 

- А как же победы, медали, звания? Это ведь остаётся навсегда. Неужели

ничего?

 

- На олимпиаде в Альбервиле я семнадцатым пришёл. Это единственное,

чем я горжусь. Остальное мелочи. Мы тогда тоже под олимпийским флагом

выступали. Только-только союз рухнул. Февраль девяносто второго года.

Сборная была ещё из бывших союзных республик. Но, уже проблемы

начались. Женщины наши тогда сильно выступили. Лазутина, Егорова,

Вяльбе. А у нас полный провал. Потом травмы меня замучали. Не

сложилось дальше.

 

Палыч снова достал флягу, но она оказалась пуста. Дверь бытовки

поскрипывала, болтаясь на ветру. Лохматый пёс положил голову Палычу

на колени и закрыл глаза.

 

- А я ведь, знаешь, когда из спорта ушёл, как с луны свалился. Мне

квартиру дали, а я не знал даже, что квартплату платить надо. Не знал,

как еду приготовить. Сколько в магазине хлеб стоит не знал. Вижу

написано десять рублей, а сказали бы сто – я бы поверил. За меня всю

жизнь всё делали. Моё дело тренироваться. А тут на тебе, живи, как

хочешь. Я даже макароны сварить поначалу не мог. То переварю, то

сырые съем. До сих пор толком не умею готовить, вон опять картошку

спалил, - он махнул рукой в сторону бытовки.

 

- Чего же ты на тренерскую работу не пошёл с таким опытом?

 

- Какая там тренерская? Ты же помнишь, что в стране творилось. На завод

пошёл работать сборщиком. Три месяца поработал – завод закрыли. Денег

не дают. Мастер сказал трубы там из нержавейки остались. Можно

вынести продать. Мы вынесли, продали. А через неделю нас с ним в

кутузку. Получили по году условно. Потом шабашил в разных местах.

Выпивать начал потихоньку. По пьянке в драку ввязался. Сломал нос

одному негодяю. Опять судимость. В общем, чем дальше, тем хуже, -

Палыч набрал в ладонь снега и растёр им лицо.

 

- Послушай Палыч, у меня сын с друзьями этой зимой собирался за

колледж выступать по лыжам. Они в прошлую зиму на студенческих

соревнованиях неплохо выступили. Парни они крепкие, но, вот беда,

физкультурник у них – бывший пловец. Физически он их подготовил, а по

технике – сам понимаешь. Может ты бы их погонял за небольшую плату?

 

- Что ты. Я отродясь никого не тренировал. Со мной давно всё ясно, - он

опять достал свою флягу, но вспомнив, что допил, убрал её обратно.

Разбуженный пёс слез со скамейки и лениво побрёл в бытовку.

 

- Ну, хотя бы покажи ему то, что мне показал, - попросил я.

 

- Пускай приходит, - равнодушно ответил он, помахивая пустой флягой.

 

Вечером я рассказал сыну о Палыче и благополучно забыл эту историю.

Спустя некоторое время я стал часто видеть у нас в доме друзей сына. По

выходным они мазали в гараже лыжи, и в их разговорах я мимоходом

услышал про Палыча. Значит, согласился всё-таки - подумал я и почему-

то в душе обрадовался. Впрочем, разберутся как-нибудь без меня.

 

В конце зимы сын похвастал мне, что свои студенческие соревнования

они выиграли с огромным преимуществом над соперниками. Большая

золотая медаль на трёхцветной ленте заняла своё почётное место на стене

его комнаты. Я поинтересовался, помог ли Палыч?

 

- Конечно! Если бы не он, мы, как в прошлом году, были бы вечно

четвёртыми. Палыч вообще зверь. Всё говорил, что, не видя наших

соперников ему тренировать невозможно, а всё же старался. Он очень

грамотный, только бухает всё время, к сожалению.

 

- Надо вам обязательно скинуться и отблагодарить его, - предложил я.

 

- Нет, папа, ты его не знаешь. Он денег не возьмёт. Мы ему уже

предлагали. Хочешь, сходи к нему пообщайся. Он тебя не раз вспоминал.

 

- А скажи мне дружище, тебе сама эта медаль очень важна? Ты ведь

знаешь, что добился поставленной цели. Это пройденный этап. Сама

медаль лишь формальность.

 

- Хочешь, что бы я её Палычу подарил? - Догадался сын, - я не против.

Это ведь и его победа. Только ты сходи сам. У меня же сейчас сессия,

времени совсем нет.

 

- Что же он и не знает, что вы победили?

 

- Так он же телефон свой потерял. Как мы ему сообщим? После сессии

заедим, как-нибудь.

 

Я взял медаль и отправился к Палычу. На моё удивление он был трезв и

угрюм. Сидя за столом Палыч зашивал какую-то тряпку. Моё появление

его нисколько не удивило.

 

- Здорово, - буркнул он себе под нос, не отрываясь от работы.

 

- Здравствуй, Палыч, я тебе подарок принёс.

 

- Я не буду, я в завязке, - ответил он равнодушно.

 

- Ты не понял. Ребята победили. Понимаешь Палыч, твои ребята, - я

достал из кармана медаль и протянул ему. - Это и твоя победа старик!

Твоё мастерство сделало из них команду. Это твой сегодняшний результат.

Не из прошлого, а из настоящего. Пойми, Палыч – ты не сторож.

 

Он, широко раскрыв глаза, не мигая, смотрел на меня. Отбросив в

сторону своё шитьё, Палыч двумя руками схватил медаль. Теперь он так

же изумлённо смотрел на неё, как будто в его руках было олимпийское

золото Альбервиля, не доставшееся ему в девяносто втором. Он молча

встал и, держа двумя руками медаль, вышел из бытовки. Я последовал за

ним. Палыч медленно уходил прямо в тапках по снегу всё дальше и

дальше, держа медаль перед собой. Мне хотелось окликнуть его, но я не

сделал этого.

 

Я не хотел его трогать и отошёл за ворота лагеря. Через двадцать минут

я вернулся в бытовку. Палыч сидел за столом, обхватив голову руками, и

раскачивался вперёд-назад всем корпусом. Он бессвязно произносил

какие-то слова, среди которых слышались ругательства.

 

На следующий день я зашёл проведать Палыча. На бытовке висел

навесной замок. Следов на свежем снегу не было. Не появился Палыч и

через неделю. Я перестал ходить в лагерь начал о нём забывать.

 

Уже летом мы пошли купаться на озеро, что рядом с базой военного

института физкультуры. По дороге мимо нас тяжело дыша, пронеслась

группа курсантов в одинаковых спортивных костюмах. Позади них я вдруг

услышал знакомый голос.

 

- За дыханием следим, один цикл на шесть шагов. Стопу мягче ставим…

 

Палыч еле поспевал за своими парнями. Я не стал его отвлекать.