Собака Павлова Когда качается мир, как палуба, Когда все сказки – с плохим концом, Ко мне приходит собака Павлова И начинает лизать лицо. Меня любого: больного, синего – Она вытаскивает со дна. Она умеет не рефлексировать, Она училась всему сама. А я на внешние раздражители Вновь реагирую, как слабак. Собака Павлова, положительно, Намного лучше других собак: Когда совсем пропадаю пропадом, Она снимает меня с креста. Хотя не делится горьким опытом, Поскольку опытами сыта. И я молчу, но она всё чувствует, Клубком сворачиваясь у ног. И водка кажется кислым уксусом, И сигарета идёт не впрок. И засыпаю к утру, закадрово, Себя отчаявшись приручить. И снится мне, как собака Павлова Бежит куда-то в сырой ночи. Безоконье Однажды он придумает окно И город, обрывающийся в лето, И зазвенит шестнадцатый трамвай, Наполнив пассажирами живот. Пока не станет в комнате темно, Он просидит с потухшей сигаретой, Записывая странные слова В на-семь-восьмых-исчерканный блокнот. Потом он допридумывает ночь И женщину, задёрнувшую шторы. И звёзды, нарисованные на Обратных сторонах счетов за свет, Проступят сквозь кофейное пятно, Живые, словно женщина и город. И он шагнёт за ними из окна, Забыв, что в этом мире окон нет. Последняя Только трещины в небе и камни в горсти… Мы почти ничего не успели спасти, оставаясь собой у обочины мирного мая, где горючая явь, будто дым от костра, где свобода бессильна, а нежность остра. Только верная боль, о которую ногти ломаешь, только сумрак на листьях смирившихся ив. Только чёрная вера и белый наив – средоточием сна, подсмотревшего нас ненароком из-под тихих ресниц опустевших зеркал. Утром дождь, по карнизу лениво стекал… А теперь ничего – просто мы постарели до срока. Просто кончился порох и вымок табак. Тени молча рисуют морщины на лбах. Как отцовский бушлат, навалилась усталость на плечи. Это наша победа и наша вина. Ты простись – ведь за всё воздаётся сполна, ведь осталось чуть-чуть: по глотку да последняя вечность… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
