Катя Назаренко

12+

Все события и персонажи являются вымышленными.

Посвящается Кате.

 

А может, она этого не сделает?

 

Не думать. Не думать об этом. И убрать частицу «не».

 

Катя переставляла стеклянные фигурки, ловкими движениями смахивая с полки пыль. Влажная желтая тряпка уверенно лавировала меж статуэток, покрываясь серыми пятнами и полосками грязи.

 

Думать о… о… Черт. Не придумать.

 

- Трррр! – крикнули внезапно. – Посторрррронитесь, господа!

 

Сзади что-то больно влетело в ногу и с грохотом отскочило - Катя вздрогнула, машинально одернув руку. Ощутив свободу, желто-черная тряпка ураганом прошлась по бульдогу – фарфоровой копилке, оставшейся в квартире от прошлых хозяев. Минула доля секунды, и Катя взирала на груду осколков.

 

- Марк!!!

 

- Ой.

 

В гневе Катя обернулась и увидела в дверях замершего сына. Вихры рыжих волос, заляпанная красками футболка, шорты шиворот-навыворот, ноги, расставленные на ширине плеч… Четырехлетний Марк своим грозным видом напоминал викинга - не хватало только рогатого шлема. Спустя две секунды после атаки снова рвется в бой, снова нужно предпринимать активные действия. Его растерянность выдавал рот (приоткрылся в удивлении), и напрягшиеся в ожидании плечи. Он явно не ожидал такого поворота событий от любимой игрушки.

 

Катя подняла с пола трактор с моторчиком, прошла по комнате, в уме посчитав до семи, и протянула игрушку Марку. Тот осторожно взял ее.

 

- Я не специально…

 

- Я не хочу, чтобы ты снова так делал, - твердо, но тихо произнесла она, словив себя на мысли, что слишком много слышит сегодня треклятого «не». – Нет у меня ни желания, ни сил это прибирать. И переодень, пожалуйста, футболку.

 

- Теперь ты будешь чинить бульдожку?

 

- Ему уже не поможешь.

 

Когда-то вполне симпатичный фарфоровый пес был незамедлительно отправлен в мусорное ведро. Еще немного повозившись с уборкой и переодев сына, Катя присела в кресло. Взяла в руки телефон. Тяжелым строем шагали мысли в голове.

 

Что было делать?

 

Клиентку звали Кристиной, и на психотерапию к Кате она ходила полгода. До ее появления Катина жизнь была вполне себе гармоничной: дом, семья, путешествия, планы, стремления. Работа в качестве психолога. Консультирование или, как называл Евген, «излечивание душ». Люди шли к ней: проговаривали свои тревоги, жаловались, плакали. Некоторые клиенты - из «длительных» - привязывались, начинали звонить ночами. Пара-тройка человек даже влюблялась. Впрочем, обычно они очаровывались, попадая в умелые, и оттого, пожалуй, чересчур честные «лапки» терапевта и, растаяв в лучах взаимной искренности, запутывались в своих чувствах. Себя Катя не «распускала»: клиент, даже ставший за время сессий близким, всегда оставался для нее клиентом. Важно только было суметь разглядеть его влюбленность, вовремя выстроить границы, чтобы не допустить чужого человека до личной жизни.

 

А в личной Катиной жизни был Марк, его детсад и тракторы, то и дело доставлявшие неприятности всему дому; был муж, отношения с которым последнее время не ладились; были родители, бабушка, друзья и любимые путешествия - сорок заграничных стран. Была бы сорок первая, если бы не начавшаяся пандемия.

 

А в профессии - огромное множество клиентов. Не сорок, конечно, но хватало. И работу с ними Катя знала, любила, понимала. Переживала за них, но не более того. Ответственность за свою жизнь всегда нес сам клиент.

 

Кристина оказалось той, кто нарушил систему. Нарушил порядок в Катиной голове.

 

- Миу, миу, миу! – раздалось поблизости. В гостиную вбежал Марк, на сей раз держа в руках мягкотелого Коржика из мультика про котов.

 

- Ты знаешь, что это мой не самый любимый мультик, мам?

 

Сын яростно обнял игрушку, а затем подбросил ее к потолку.

 

- Знаю, дорогой.

 

«НЕ самый любимый мультик». Дурацкая частица. Почему сегодня она преследует ее?

 

Марк радостно гикнул и принялся биться рыжей головой о Катины колени.

 

- Сын.

 

Посмотрела на него строго. А в маленьких-то глазках танцуют озорные огоньки. Весь в мать.

 

Марк повиновался, отошел. Занялся Коржиком.

 

У Кристины тоже был ребенок. Он появился недавно, и вот уже несколько сессий она носила его под своим сердцем, желая как можно скорее избавиться от него.

 

Этого еще не рожденного ребенка Катя окрестила Кириллом. Вслух не говорила, но про себя произносила именно так. Четыре с небольшим года назад они думали так назвать Марка, но Евген настоял… Или Катя настояла. Хотелось международное имя.

 

Объехав полмира, побывав в самых экзотических местах и насмотревшись на самых удивительных людей, Катя считала себя толерантной. Принимала многих, да и с кем только за годы практики не доводилось встречаться. С темой абортов на сессии столкнулась впервые.

Впервые за много лет и появилось это горькое ощущение внутри себя - безысходность. Как следствие принятия на личный счет ситуации клиента…

 

Позвонил Евген. Сказал, что в командировке хорошо: не холодно, не жарко, интересные лекции коллег, уютный номер в отеле. Всего хватает. Спросил про Марка, и тот тут же запрыгал рядом с матерью, требуя дать ему трубку. Вздохнув, Катя сунула маленькому ушку телефон, и сын принялся с упоением болтать про новый трактор. Даже про бульдога не умолчал – поджав миленькие губки, пробормотал, что ужасно виноват перед мамой. Катя ощутила гордость – ее честный мальчик!

 

Марк отдал трубку и попросил хлопьев с молоком. Они отправились на кухню. Евген теперь был в ее полном распоряжении, но разговор клеился плохо.

 

- Я скучаю, - сухо произнес муж.

 

- И я.

 

Катя ответила быстро. Она не думала. Она, правда, скучала.

 

- Возвращайся скорее, - сказала и сбросила вызов.

 

Катя брякнула в миску шоколадные шарики, залила молоком, поставила еду на стол и пододвинула Марку стул. Провела пальцем по экрану телефона, включила суматошный мультик.

 

Подошла к окну. На улице крупными хлопьями валил снег. Через двор одиноко шла соседка. День клонился к вечеру, и уже зажглись фонари, хотя было не так уж темно.

 

Марк хрустел хлопьями, вперившись в экран. Волосы рыжими кольцами спадали на его лицо, но его это не заботило. Катя вернулась к столу, убрала кудрявые пряди с озорных глаз. Марк часто заморгал, нахмурился, но взгляд от мультфильма не отвел. Катя погладила пушистый чубчик сына – шелковый.

 

Завтра Кристина сделает аборт. Вчера на сессии она сказала об этом. Есть договоренность с доктором, внесены деньги. Сделает аборт и никогда не узнает пол ребенка, его улыбку, склад ума, увлечения, его будущую семью. Цвет его волос и какие они на ощупь. И все это спустя три сессии, в течение которых Катя убеждала саму себя предоставить человеку право на собственный выбор, мотивировала клиентку на ПРАВИЛЬНОЕ решение, и чувствовала, как сердце разрывается от жалости к Кириллу и ненависти к Кристине.

 

Сделает аборт. Был человек и нет человека. Как все просто в этом дурацком мире.

 

Катя в сердцах хлопнула рукой по подоконнику. Пошатнулся цветок. Не упал.

 

- Мамочка, ты расстроена?

 

Обернулась, и только тут ощутила слезы в глазах. Марк взирал на нее с удивлением. Вытащил себя из-за стола, заодно уронив трактор; подошел к ней.

 

- Кушай, родной.

 

Но он обнял ее своими ручонками и уткнулся теплым носом в живот. Катя заплакала.

 

Полгода назад, в знойный июльский полдень, широко распахнулась дверь кабинета, и в воздухе завеяло смесью, состоявшей из «Живанши», ванильного шампуня и свободного духа. На пороге возникла сначала аккуратная сумка «Кэльвин кляйн», затем тоненький летящий шарфик, маленькая голубая туфелька на каблучке, а после выросла и сама обладательница этого бутикового богатства.

 

- Здравствуйте, я - Кристина.

 

Ротик был небольшой и миленько пухлый - с накачанными, похоже, губами. Гладкие белые волосы убраны в короткий хвост. Ростом она была с модель, формами – туда же, держалась сдержанно, но очень уверенно. Катя сразу отметила, что говорит она быстро, резко, даже порядком требовательно. Яркие зеленые глаза пробежались по Кате, левая рука поправила светлое платье, и рот раскрылся в широкой улыбке. Катя чуть было не зажмурилась при виде блестящих, белых как снег в поле, виниров.

 

Голливудская звезда, не меньше.

 

Катя ощутила неуверенность. Ее макушка равнялась с клиентским плечом, и была она чрезвычайно худенькой – про таких говорят «из сапог вылетает». Машинально придавила языком пару десен – зубы без вопиющей белизны, хоть и вполне себе ровные... Откинула со лба прядку – между прочим, темно-рыжие пышные волосы заканчивались у самых бедер. Катя знала, что считается красивой, но понимала, что все в ее внешности как-то спокойнее, без выпендрежа. Просто бывают люди, рядом с которыми начинаешь чувствовать себя «какой-то не такой». Катя подавила вздох, успев осознать, откуда он пришел, и жестом предложила клиентке сесть.

 

- Здравствуйте, очень приятно. Катя.

 

Так началось их знакомство.

 

Взаимное расположение возникло скоро. Как и доверие. Катя все больше восхищалась характером Кристины, радовалась ее успехам, даже немного завидовала ее «невообразимой женственности». И снова доверяла, и опять доверяла.

 

У Кристины были проблемы с матерью, мужчинами, неурядицы в работе – проблемы, что и у всех, но сама она была не как все. Непредсказуемая, быстрая, «шторм», «океан». Перед каждой сессией Катя терялась в догадках, что от нее ждать на сей раз. Но и удивляться Кристине не переставала.

 

Как гром среди ясного неба поразили слова: аборт. Буду делать аборт.

 

Марка, любимого и единственного, Катя родила в тридцать пять. Через два года после их первой встречи с Евгеном. А Кристине двадцать восемь. И она, дурочка, не хочет ребенка. Когда говорила об этом, по обыкновению сидела с гордо поднятой спиной - ни слезинки не проронила.

 

Вот тебе и женственность.

 

Старушка все еще шла через двор, Марк крепко прижался к талии матери, Катя тихо плакала. Жалко нерожденного парня, а Катя что? Тоже дура, выходит? Раз берет на себя ответственность клиента.

 

А что ей остается, если ситуация столь нечеловечна?

 

- Почему ты плачешь? – протянул Марк.

 

Катя посмотрела на него: два озорных глаза пытливо глядели, не мигая.

 

- Иногда людям больно, Марконя.

 

Погладила рыжий чубчик. До чего классно иметь сына. Нет, Кристина дура. Не Катя, а Кристина. Определенно.

 

- Ты ударилась? Это все трактор?

 

Букву «р» он научился выговаривать совсем недавно и делал теперь это с особенным нажимом – наверное, сам ловил кайф от своего прогресса.

 

- Нет. Мне больно в душе.

 

- А что такое душа?

 

Любопытный. В мать. И ведь не отводит глаз, даже рыжей головой своей не вертит – значит, правда, интересно ему.

 

- Марик, душа внутри нас. Душой мы совершаем добрые дела. Вот здесь она, где сердце и легкие, – Катя присела перед сыном на корточки, взяла его ладонь и, сжав ее в кулачок, притянула к своей груди. – Чувствуешь тепло?

 

Марк кивнул. Он был так увлечен, что боялся пошевелиться.

 

- Это тепло говорит о том, как крепко я тебя люблю.

 

- Любишь душой?

 

- И душой, и сердцем, и каждой частичкой моего тела.

 

- Мамочка, и я тебя люблю.

 

Катя прижала Марка к себе. Что-то больно кольнуло ее в живот, она отстранилась.

 

- У тебя там что?

 

Сунула руку в карман его шортов, чтобы вытащить острый предмет, но вдруг Марк резко увернулся и схватился обеими ладошками за плотную ткань штанишек. Поменялся в лице.

 

- Не дам!

 

Катя удивленно моргнула.

 

- Что такое, Марк?

 

Сын потупил взгляд. Что-то очень важное хранилось в том кармане.

 

- Скажешь?

 

Марк молчал, теребя тонкими пальчиками штанину. Катя подавила досаду, смешанную с раздражением. Если ее мальчик упрямился, это быстро не проходило. Ее, Катины, гены.

 

- Там игрушка?

 

Спросила тихо, с теплом. Он не сразу, но кивнул.

 

- Она не твоя?

 

- Моя!

 

Ответил быстро, с вызовом. Катя почувствовала правду и одновременно с этим облегчение.

 

- Так почему прячешь от меня?

 

- Потому что.

 

Катя нахмурилась.

 

- Марк, мне сейчас не понятно твое поведение. И я начинаю ощущать злость, потому что кажется, ты меня обманываешь.

 

- Нет!!

 

Крикнул громко, со слезами в голосе. Катя молча смотрела на него. Не может сказать правду, что-то сдерживает его.

 

- Тебе нельзя говорить про эту игрушку?

 

Марк кивнул, борясь с приступом рыданий. У Кати сжалось сердце.

 

- Кто запретил? Ребята в саду?

 

Он отрицательно замотал головой. Слезы принялись скатываться по его милым щечкам, губы задрожали.

 

- Я хочу тебя обнять, - сказал.

 

Ее нежный, славный сын! По-взрослому выразил свои пожелания. Катя сглотнула.

 

- А я хочу понять, что это за игрушка. Из-за нее у меня плохо получается тебя обнимать - она упирается прямо в живот. Мне больно, я так не хочу.

 

Марк разрыдался. Объятия, чувства любимой матери или честное, данное кому-то там слово? Как ему справиться с такой внутренней борьбой? Катя его понимала. И, наверное, следует по достоинству оценить поступок маленького человека. Кристина, например, в свои двадцать восемь лет выбирает зло. Не делая выбор и не рыдая. Катя, оставаясь беспристрастной в ситуации с абортом, тоже делает шаг в сторону зла. Зато Марк, в свои четыре, искренне хочет быть честным. Ее мальчик… невероятный.

 

Кате стало скверно.

 

- Марконя. Прости.

 

Протянула к нему руки, но сын снова отшатнулся от нее. Неожиданно споткнулся о свой же трактор. Не удержавшись на ногах, повалился на пол.

 

- Не больно, - пробурчал.

 

Стал неуклюже подниматься. Из кармана шортов выпала синяя железная машинка.

 

Катя взяла ее в руки. Марк закричал, забарабанил ногами по полу, требуя вернуть назад.

 

- Машинка как машинка. БМВ. Крутая, можно сказать. И точно не наша, - пожала плечами Катя, отдавая ее недовольному сыну.

 

Марк всхлипнул и с сопением принялся запихивать игрушку обратно в карман.

 

- Она тебе нравится?

 

Сын кивнул.

 

- Подарили?

 

- Да. Незнакомая тетя.

 

Сделал большие глаза, смешно закрыл ладошками пухлый ротик. Спалился. Но Кате улыбаться не хотелось.

 

- Что еще за тетя?

 

- Я же сказал, незнакомая. На улице, во время прогулки в саду…

 

- Во время прогулки? Марк, я запретила тебе разговаривать с незнакомцами, что за дела?

 

Катя хмурилась. Это, интересно, какие такие тетки подходят к ее сыну? Она выхватила из его рук машинку и принялась разглядывать ее.

 

- Как это случилось?

 

Марку больше было не до слез. Сжал плечи. Когда всегда мягкий голос мамы начинал звучать жестче, ему становилось не по себе.

 

- Подошла тетя, поговорила со мной, потом подарила машинку…

 

- О чем она поговорила?

 

Катя словила вспышку ярости, секундная дрожь пробрала ее тело. Она отбросила машинку в сторону. Что там рыжие волосы? Замерли на месте, чубчик не болтается. Озорные глаза распахнуты широко, и весь Марк немного скукожился, словно боится ее. Но ей сейчас не до его страхов. Сейчас речь идет о его безопасности.

 

- Отвечай мне!

 

- Она сказала только, что я хороший и красивый. И что ее сын мог бы быть похож на меня. Но не будет.

 

- Что-о?

 

Катя вскочила, наконец, на ноги. Марк сделал шаг назад. Мамины глаза горели огнем, и он ощущал неприятную опасность. Узкие плечи сжались еще сильнее.

 

- А машинку зачем она тебе подарила?

 

- Просто… подарила и все.

 

- Марк! Ничего не бывает просто! Как выглядела эта тетя?

 

- Ну.. Красивая. И очень высокая. Это как ты и еще тебе на голову поставить тебя. В шапке и шубе, - Марк ткнул пальцем себе в шею. - У нее вот тут белые волосы торчали.

 

- Только про сына сказала? И все?

 

- И еще про то, что я спима… симпа… симпапатичный. Рассматривала меня долго.

 

- Симпатичный, - на автомате отреагировала Катя. - А где в это время были воспитательницы? Почему они разрешили ей подойти к тебе?

 

- Они не видели. Она подозвала меня к забору, и я подбежал.

 

- Марк!! Почему ты подходишь к незнакомым людям? Я тебе сто раз говорила!

 

- Я подумал, что, если она начнет меня воровать, я буду очень громко кричать, и все меня услышат! Тем более, я был с одной стороны забора, она с другой. А я быстро бегаю, мама!

 

Его глаза тоже горели. Ему ужасно хотелось доказать матери, что он сумел бы справиться сам. Катя тяжело опустилась на стул, рукой провела по столу, чуть не смахнув миску с увядшими хлопьями.

 

- Почему ты не сказал мне про машинку сразу?

 

- Тетя просила никому не говорить о том, что она приходила.

 

- Как ее звали, тетю эту?

 

Марк пожал плечами.

 

Белые волосы, высокая, сын, которого не будет. Дурацкая синяя машинка – что за знак?

 

И тетю эту, незнакомую, сто процентов звали Кристина.

 

Но зачем она приходила в сад к ее сыну? И как нашла? Его, предположим, видела на фотках в Инстаграм, но номер сада-то кто ей назвал?

 

Катя ахнула. При рождении Марка они с Евгеном создали ему аккаунт. Редко выкладывали фото, но из недавних – Марк на фоне детского сада. С отметкой местоположения. Кристине ничего не стоило нажать и…

 

Частный, блин, дорогущий сад! Катя знает, что скажет воспитателям завтра. Но еще того хлеще – Кристине! И прямо сейчас!

 

- Марк, ты должен запомнить раз и навсегда. Кто бы из незнакомцев тебя не подзывал, ты не имеешь права к ним подходить. Это опасно, и я не разрешаю. И тем более – никаких подарков от них! Ты меня понял? Ни-ко-гда.

 

Она крепко держала его за плечи, стреляя огненными лучами в его глаза. Останавливала себя, чтобы не трясти ребенка. Катя была зла, спешила, и с трудом справлялась с собой.

Марк боялся. Он знал этот взгляд, и еще знал, что спорить с мамой в такие моменты бесполезно. Он повиновался.

 

- Мам… Ты не ругай ее только, ладно?

 

Катя забрала у сына машинку и отправила его играть с трактором.

 

Схватила телефон, чтобы набрать Кристину.

 

Нет, спокойствие. Сначала надо сделать вдох-выдох. Одно неверное движение, и Кристина перестает быть ее клиенткой. Без сомнений, когда дело касается Марка – какие уж тут клиентские отношения, но сейчас еще можно «держать» лицо. Необходимо просто выяснить, что она от него хотела. В конце концов, Кристина не причинила Марку зла и вряд ли собиралась.

 

Катя подышала, послушала тишину. Взяла телефон. Три смс с признаниями в любви от Евгена. Ей это не понравилось.

 

Кристина долго не брала телефон. Наконец, ответила.

 

- Катя? Здравствуйте.

 

Голос низкий, глухой. Катя сглотнула. Ровно в этот момент Марк что-то прокричал из комнаты, и она ринулась к двери. Захлопнула ее.

 

- Кристина, добрый вечер! Есть вопрос, который не могу не выяснить…

 

Частица «не». Этот день следовало бы назвать в ее честь.

 

- Сегодня в детском саду Вы искали моего сына. Подарили ему машинку. Могу я узнать, зачем?

 

Катя нервничала. И негодовала. Ее трясло от того, что она сейчас вынуждена разбираться с этим всем. Ведь обсуждалось на сессиях миллион раз. Трясло, что самое дорогое в ее жизни – ребенок – оказался таким доступным перед клиенткой, и что Кристина – та самая Кристина, которой, несмотря ни на что, Катя сильно доверилась – нагло, как заядлый контрабандист, пересекла ее личные границы.

 

Катя ожидала чего угодно, только не сурового молчания в ответ.

 

Телефон громко пиликнул в ухо. Катя глянула: Евген написал что-то длинное про их отношения. Понесло Остапа…

 

Кристина тяжело дышала в трубку. Катя молчать не могла.

 

- Кристина, мы с Вами говорили о том, что есть наше рабочее общение в кабинете, а есть отдельная жизнь, куда мы с Вами обоюдно не вторгаемся. Мне точно не нравится, что Вы каким-то образом разузнали местонахождение моего сына, нарушили всевозможные границы. Он маленький, ему не разрешается подходить к незнакомцам, принимать из их рук подарки! И Вы как взрослый человек просто обязаны это понимать!

 

Ее голос звенел.

 

- Вы будете молчать? И как долго? Ответьте мне, наконец.

 

Психологи так не общаются, но и они не на консультации.

 

Кристина не говорила. Тяжело дышала, словно пыталась прийти в себя, не в силах справиться с эмоциями. Это было совсем не похоже на ту клиентку, к которой привыкла Катя. Но и своего удивления Катя не замечала - доминировали совсем другие чувства.

 

- Кристина, я сейчас недовольна и зла! Я имею право знать, что Вы делали в детском саду Марка! Если Вы…

 

Сглотнула, не успев договорив. Клиентку, скорее всего, она потеряла, но было уже все равно. Они не смогут больше вместе работать. И сейчас она ведет себя совсем иначе.

Как привыкла, как с Евгеном…

 

Катя не знала, чем может пригрозить. Но тут Кристина разрыдалась.

 

Рыдания были громкими и, похоже, затягивались надолго. Спрашивать что-либо было бесполезно, приходилось просто ждать. Катя залезла в чат и дрожащими пальцами настрочила мужу: «Нет времени».

 

После чего исправила: «Нет времени, прости»

 

И еще раз исправила: «Не сейчас, прости. Позже»

 

Было не до заморочек и новых ссор.

 

Кристина всхлипывала и плакала. Катя вздохнула и по диагонали прочла длинное смс от Евгения. Он признавался в любви и просил его извинить. За их с ней сложности в отношениях. За то, что опять она одна с Марком. И за то, что он так сильно скучает. Катю это все бесило.

 

Хотелось орать. На клиентку. На Евгена – за то, что решил устраивать разборки прямо сейчас. Пусть даже в мирной форме.

 

Она давно злилась на него. Он не хотел второго ребенка, а она очень хотела. Круглолицую рыжеволосую девочку или еще одного вихрастого сынишку. Не через год, не через два, а сейчас. Евген же все мечтал решить внутренние проблемы. По его мнению, они сильно сказывались на Марке, и сколько Катя не доказывала, что самокопанием можно заниматься всю жизнь, а вот молодость как раз не резиновая – Евген не слышал. Его волновал собственный депрессняк, эмоциональное выгорание по части работы и болезни, которые то и дело возникали благодаря психосоматике.

 

Катя верила, что ребенок способен снизить психосоматику, но вначале – пусть Евген сделает хотя бы вдох-выдох, а то носится по командировкам. Евген вдох-выдох делать не хотел и продолжал бежать впереди паровоза.

 

Отсюда – непонимание, яростные ссоры, ухудшение отношений.

 

Дети. Последнее время Катина жизнь вертелась вокруг них и, похоже, они создавали ей большие проблемы.

Катя вспомнила васильковые глаза Марка, и сердце отозвалось бурным трепетом.

 

Проблемы… Нет, они только в тупых взрослых головах.

 

Она вдруг осознала, что ругаться сил нет и ответила Евгену кратко: «Я просто хочу еще ребенка». Наверно, спровоцировала новый скандал.

 

Пар был наполовину выпущен, Кате полегчало, и тут же пришла мысль о Кирилле. Сделала ее клиентка аборт?

 

Кристина все еще всхлипывала в телефон, Катя ждала. Ответа от нее, ответа от Евгена. Вокруг была тишина, нарушаемая лишь мультиками, которые включил Марк, хотя ему не разрешалось.

 

- Я ничего такого не сделала, - неожиданно раздалось в трубке. Голос был глухим.

 

- Всего лишь попытались манипулировать мной посредством сына, - раздраженно ответила Катя.

 

Что? Откуда эта мысль? Так это была манипуляция?

 

- Нет-нет… Катя! Я не об этом. Я… Я хотела как лучше. О, Боже, простите меня!

 

Снова слезы, снова рыдания. Кате это порядком надоело. Марк сделал мультики громче, и «миу-миу-миу» болью отзывалось в ушах.

 

Хотела как лучше, а получилось - как всегда.

 

Миу-миу-миу. Миу-миу-миу. Миу-миу-миу. Зависли там, что ли, эти коты?

 

Не отрываясь от телефона, Катя вышла из кухни и направилась в комнату. Марк сидел на полу и, открыв рот, глядел на оранжевых мультяшек, заполонивших экран. Катя нажала на паузу.

 

- Нуууууу! – громко заныл сын и уткнулся в подушку, всем своим видом показывая обиду и намерение разрыдаться. Катя молча погрозила ему пальцем, как бы намекая на то, что он поступил неверно, и вернулась на кухню, забрав планшет с собой.

 

Крайне непсихологично. И Кристина все слышала.

 

- Кто это? – вдруг оживились в трубке. – Ваш Марк?

 

- Да.

 

- Скажите ему… Хотя, послушайте, Катя, я сначала объясню все Вам… Я не сделала аборт! Слышите?

 

Катя выронила планшет на пол. Он с грохотом упал, и в кухню тут же заглянул любопытный Марк.

 

- Мамочка, ты что, сломала его?

 

Господи, Марк, можешь ты посидеть самостоятельно или нет? Почему ты все время вьешься под ногами? Дай закончить разговор с клиенткой.

 

Катя понимала, что сама разлучила его с мультиками.

 

Ей очень хотелось выпить успокоительное, что еще недавно она советовала одному менеджеру, пришедшему к ней на консультацию.

 

Катя сделала глубокий вдох-выдох. Как она справляется с работой психолога за отсутствием моральных сил и какой-либо стрессоустойчивости?

 

- Мамочка!!

 

- Жив-здоров твой планшет… Кристина, как? Я ничего не понимаю. Вы передумали?

 

Она снова сделала глубокий вдох. В это время Марк подбежал, поднял планшет с пола, положил его на стул и, напевая какую-то песню, унесся в комнату.

 

Ее мальчик. Он не забрал упрямо планшет, он послушался маму.

 

Телефон молчал - Евген ничего не ответил. Катя подумала, что ей все равно. Сейчас ее заботил другой ребенок. Который как никогда реален.

 

Кристина не сделала аборт.

 

Не сделала!!

 

Катя присела. Неужели ее уши слышат правду. Кирилл будет рожден, и Катя подарит им на выписку белоснежный комбинезон. Или погремушку.

Вдох-выдох.

Все равно клиентским отношениям конец. Она отдаст Кристине все старые вещи Марка, она поможет, чем только сможет!

Вдох-выдох.

Хотя денег у нее и без Кати хватает.

Просто Кате всей душой хотелось, чтоб Кристина выходила этого ребенка, вырастила из него благополучного человека.

Вдох-выдох. Сердце бьется как сумасшедшее. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

 

- Катя, Ваш сын… Это он меня убедил.

 

- Марк??!

 

Катя задержала дыхание. После с облегчением выдохнула. А, ну, конечно. Кристина долго-долго смотрела в его васильковые глаза, гладила его лохматый чубчик и поняла, что хочет такую же милоту в свой арсенал. Что ж, как в сериалах, но главное, чтоб сработало.

 

Катя скрестила пальцы – пусть наверняка!

 

- Я должна сказать Вам правду, - голос оставался глухим, и периодически – то ли от волнения, то ли от пролитых слез – ей приходилось прочищать горло. - Я приходила к нему в сад не раз. И не два. Это длилось около двух с половиной недель, и каждый день я стояла у забора и смотрела на Вашего сына. Сначала он был неприятен мне как все дети: носится, дубасит по снегу лопаткой, громко хохочет. В первый день от его криков у меня заболела голова, и я быстро ушла. Во второй день заставила себя простоять подольше – я хотела понять, что это за существа такие – дети… Что все женщины мира их хотят.. Я ведь не как все, Катя. Я всегда не как все.

 

А кто из нас как все?

 

- Потом был третий, четвертый день… Я боялась, что меня вычислят воспиталки и пряталась. Но я хотела наблюдать только за этим садом, только за Вашим Марком…

 

- Почему? – голос Кати был напряжен.

 

Повисла пауза. Катя глубоко дышала, ждала и чувствовала, что напряжение между ними тает, и Кристина вот-вот выдаст какую-то таинственную тайну. В комнате громко и противно зашуршали скотчем. Только бы Марконя не взял большие ножницы.

 

- Вы… - она вздохнула. - Вы необыкновенны, Катя. Вы мне интересны как человек, понимаете? И я подумала… Если Вы меня так вдохновляете, то наверняка вдохновит и Ваш сын.

 

В ладони завибрировал телефон. Евген. Она сбросила.

 

- Спустя неделю я уже многое знала про детей, - продолжала Кристина. - Как разъединить дерущихся, как успокоить, на ранку подуть. Наконец, решилась подозвать к себе Марка. Я догадывалась, что Вам это не понравится, но мне очень хотелось. И я… по-тихому…

Я никогда не разговаривала с такими малютками. Он на удивление смышленый… Долго со мной болтал. Без остановки, представляете?

 

Катя представляла.

 

- Мне было так смешно.

Меня не каждый взрослый мужик рассмешить может, а тут четырехлетний мальчишка.

Катя, он мне глаза на мир открыл, что ли.

И наши с ним встречи… Вы не знаете - их было несколько. Я на следующий день тоже подозвала его. И потом еще раз. Мы ютились у забора, возле деревьев, и воспиталки нас не замечали.

Я подарила ему машинку. Специально купила маленькую, чтобы спрятал в карман, и его не ругали… Мол, откуда взял. Катя, воспиталки там не злые, они нормальные, но иногда так повышают голос...

Походы туда ничего во мне не поменяли. Я всеми силами стремилась доказать себе, что должна хотеть ребенка, должна! Как любая нормальная баба! И не могла. И спустя десять дней смирилась – раз не хочу ребенка, то и не надо.

Но на очередную встречу с Марком пришла. В этот день он спросил, есть ли у меня дети. Я сначала замялась, а потом сказала Марку, что нет. И он начал болтать, что дети – это классно. Когда он вырастет, у него будет много детей. А сейчас он хочет иметь брата. Сестренка тоже неплохо: например, Вика Шушарина – классная девчонка. Но все-таки мальчишки лучше. С ними и в футбол поиграешь, и в машины.

И тогда я сказала ему, что жду ребенка.

Он не понял слова «ждать». Он начал расспрашивать, почему я не привела ребенка с собой. Отчего-то Марк был уверен, что это мальчик... Спросил, как выглядит мой сын и сколько ему лет. Во что он любит играть и есть ли у него тракторы.

Я растерялась и промямлила, что ребенок пока еще в животике.

Катя, его вопросы разбудили мое любопытство. Я захотела увидеть своего еще не рожденного ребенка.

Какие у него глаза. Какой цвет волос. Характер. И даже - смех.

А потом Марк взял с меня обещание познакомить его с моим сыном, когда тот вылезет из животика.

 

Кристина замолчала. У соседей нервно мяукала кошка, из крана ритмично капала вода. Марк, не переставая, рвал скотч, вдобавок включил телевизор, и тот играл какую-то попсятину. Катя не шевелилась. В ушах гудело, по щекам струились слезы.

 

Ее мальчик, ее четырехлетний сын. Убедил не делать аборт взрослую женщину.

 

Катя за годы своей практики, сорок путешествий, десятки встреч и отношений с людьми, сотни прочитанных книг и просмотренных фильмов такого еще не наблюдала.

 

Марк весело подпевал телевизору, не осознавая свой поступок.

Кате казалось - героический.

 

Если бы за такое давали медали.

 

- Кристина. Я. Я очень хочу, чтобы Вы были счастливы. Вы сделали правильный выбор.

 

Она положила трубку и вытерла остатки слез. За окном было темным-темно. На дороги пушистым вихрем ложился снег, зарождалась пурга.

 

Катя прошла в комнату. Марк был занят железной дорогой.

 

Он хочет брата. Сообщить, что ли, об этом Евгению.

 

Не дожидаясь отправки, телефон пиликнул. А вот и муж.

 

«Я тоже хочу еще ребенка».

 

Спустя время ей казалось, что она целую вечность всматривалась в эти слова.

 

- Это папа? – с любопытством спросил Марк.

 

Катя кивнула, не в силах говорить. Васильковые глаза оживились, курносый носик взметнулся.

 

- Скажи ему, что я повез свои тракторы на поезде! Мы отправляемся в путешествие, будем ехать долго-долго, через Бразилию и Антарктиду, заработаем там кучу денег, а когда вернемся, я построю им большущий гараж из «Лего»!

 

Катя увидела вереницу тракторов. Криво-накриво прибинтованные рваным, грязным скотчем к товарным вагонам, они то и дело норовили упасть прямо на рельсы. Катя узрела и ручки Марка – с блестевшими остатками прозрачной пленочной ленты. Видимо, погрузка заняла длительное время и отняла у логистической компании кучу сил.

 

- Ты не задерживаешься в отправлении?

 

- Нет! – Марк браво качнул рыжей копной, широко улыбнувшись. – Еще немного, и мы тронемся! Видишь, я даже музыку включил! – указал он тоненьким пальчиком на телевизор, в экране которого скакали бесполые существа с сине-зелеными волосами, похожие на инопланетян. – На вокзале музыка должна играть, а мы на вокзале! Мама, провожай меня и пожелай счастливого пути!

 

- Счастливого пути!

 

Марк вытащил откуда-то дедову полицейскую фуражку и нахлобучил ее себе на голову.

 

- Нас ждут великие дела!

 

И откуда только набрался фразочек? Катя от всей души рассмеялась, и Марк, ощутив настроение, зарядился смехом, а потом принялся хлопать себя по коленкам и уронил в конечном итоге фуражку на пол.

 

Катя подхватила Марка на руки, чмокнула его в нос, и вместе они улеглись на диван. Валялись и смеялись, а потом принялись придумывать шутки и хохотали уже как сумасшедшие, до слез, не в силах справиться с собой.

 

Пожалуйста, пусть у них с Евгеном появится «еще ребенок». Пусть их всегда будет много - детей. Как можно меньше не родившихся (с этой жуткой частицей «не»), и как можно больше настоящих. Живых, смешных, курносых.

 

Много, много, много.

 

- Ту-ту! – задрав голову, протрубил четырехлетний Марк и вскочил с дивана. – Граждане и гражданочки, внимание, поезд отправляется!

 

И нажав на тумблер, помчал свой тракторный поезд в неведомые дали.

 

2021