Агизель

 

Every fireman, sooner or later, hits this. They only need understanding

(Каждый пожарник рано или поздно проходит через это. И надо помочь ему разобраться в этом. (Перевод Т. Шинкарь))

 

Ray Bradbury «Fahrenheit, 451»

 

Низкий сводчатый потолок, сдавливая, нависает над нами. На треснувших колоннах видны следы обвалившегося орнамента. Пол тут и там блестит лужами - на вид - густой, непонятного цвета жидкости. Яркий свет факелов освещает лицо саванта.

Когда мы спускались на нижние уровни катакомб, учитель сказал, что там ожидается нечто весьма интересное. Но увидеть помещение, находящееся в подобном состоянии - полная неожиданность! Слишком уж велик контраст нижних уровней и прекрасных верхних коридоров, галерей. Я предполагал увидеть старое кладбище с сотнями древних могил ученых, чьи имена навсегда останутся неизвестны широкой общественности. К сожалению, такова судьба всех, отважившихся состоять в нашем учреждении. (Да, думаю теперь можно с полным правом говорить «нашем»).

С потолка медленно капает вода. Странно, но пока я не заметил ни одной крысы. Хрустит разбитая плитка. Савант резко останавливается. Свет факелов выхватывает из темноты находящийся в полу люк. Учитель молчит, ожидая закономерного вопроса:

- Зачем вы привели меня сюда?

- Сегодня, мой юный и очень любознательный друг, - как савант любит этот оборот! - ты познакомишься с крайне интересной загадкой и узнаешь не менее интересную разгадку. Ты пройдешь испытание, решающее целесообразность дальнейшего пребывания в учреждении.

Учитель, присев на корточки, открывает люк. Нашему взору предстает странная жидкость, очень похожая на украшающую пол галереи.

- Итак, друг мой, в данный момент ты наблюдаешь некое вещество, в котором находится нечто. - у саванта давняя привычка говорить непонятными фразами, включающими слова «нечто» и производными от него. Учитель считает, что подопечным до всего надо доходить самим. «Я даю лишь наводку, дальше дело за вами» - фраза, часто звучащая на занятиях. - Назовем данную субстанцию аэфир. Ты видишь это?

Я, чуть наклонившись, всматриваюсь в толщу жидкости, постепенно начинаю различать нечто желтое: размытый овал, касающийся противоположных сторон прямоугольника, пара дуг, отросток между ними. Не уж то!

- Человек! - выкрикиваю, пораженный неожиданным открытием. - Мужчина!

Савант широко улыбается:

- Да. Ты совершенно прав. Сей господин жил во времена не столь отдаленные… по меркам нашего жизненного цикла.

Волею Господа Бога ему случилось появиться на свет в семье богатой и знатной. Право рождения обеспечивало блестящее будущее. Все шло как по нотам: молодой человек прекрасно учился, и дальнейшая жизнь представлялась в самых радужных тонах. Но хорошо бывает лишь в глупых сказках и дурацких мечтах. В юношеские годы во снах парню стала являться дева, пленяющей красоты. Однако свидания эти заканчивались душераздирающим криком, еженощно прерывавшим его сон. Тем не менее, он всегда ждал встречи с ней. Шли годы. Когда имеешь толстый кошелек (пусть даже набитый деньгами родственников), невесты идут одна за другой. Но он оставался один. Его заветной мечтой стал летаргический сон.

Не в ужасную лунную ночь, а в прекрасный солнечный день, когда он, сидя за столом, вникал в смысл очередной древней книги по физиологии, когда до осуществлению мечты - встречи с ней – оставался последний шаг, когда исписанные листы бумаги усеивали пол комнаты, когда он не спал, она пришла.

Прозрачное белое платье покрывает ее тело. Волею мысли он легко меняет облик любимой: высокая блондинка, а через шаг, низенькая брюнетка, приближается к нему. Моргает. Обнаженные они стоят на водной глади. Моргает. Его левая бровь дергается, ноздри широко расходятся, хриплый вздох - он не может пошевелиться, но не от созерцания неземной красоты, а от сковывающего страха. Волоски, теперь покрывающие все ее тело, начинают медленно шевелиться и расти. Слюна стекает изо рта, он широко открывает глаза, ибо явь становится сном. Волосы, растущие из каждой поры, удлинившись, превращаются в тонкие щупальца. Теперь он широко улыбается, ибо желает самого жуткого кошмара, раз за разом переживаемого ночью. Годами он ждал этого! Раздвоенные щупальца присасываются к каждой поре, выпивая кровь, вбирая его в нее. Он ждет последнего действия. Ее соски оборачиваются ноздрями, из которых выползают пятиконечные щупальца. Сделав гроссмейстерскую паузу, она вырывает его глаза.

- Суккуб? - спрашиваю я, понимая, что рассказ закончен.

- Книги по демонологии не дают точного ответа: кто она и с чем ее едят. Но то, что бабенка страшна и ужасна, думаю, понятно. Не желаю тебе, встретится с ней темной ночью… равно как и солнечным утром. - замечательна привычка саванта шутливо говорить о вопросах, пока еще не имеющих серьезных ответов.

- Глаза? - спрашиваю я, после непродолжительной паузы. - Зачем их вырывать?

- Как говорил классик: глаза - это то, что мы больше всего боимся потерять, то без чего нельзя представить жизнь… да, кажется так… Загляни в них!

Учитель подталкивает меня к колодцу.

- Посмотри туда!.. ближе. - приказывает савант.

Я, став на колени, нависаю над аэфиром. В ушах раздает мерный шепот. От этих слов холодок пробегает по коже: нечто таиственно-пугающее ощущается в этом голосе.

В мгновенье ока мутная жидкость становится прозрачной. Теперь обнаженный человек виден во всех подробностях. Он медленно поднимает голову. Из пустых глазниц сочится кровь, тоненькие струйки стекают в рот. Становится ясно, что он шепчет: «Я вижу! Я вижу!»

- Существует версия, что в зрачке жертвы остается изображение убийцы. – савант в очередной раз цитирует классическое произведение. - Все это чушь. Но глаза вырваны для того, чтобы до конца дней он видел ее!: непередаваемо-ужасный шевелящийся клубок щупальцев! А ведь его мечта сбылась: он впал в некое подобие летаргического сна. Дотронься до аэфира, ощути его! - невозможно понять приказ это или предложение.

Я приближаю дрожащую руку к поверхности вновь замутневшей жидкости. В ноздри бьет неимоверно зловонный запах - голова идет кругом, все плывет перед глазами. Теперь я становлюсь им: чувствую как к телу присасываются тысячи щупальцев, как она выпивает меня, гладит глаза, а потом…

Аэфир.

Наверное, здесь есть некие течения, ибо я чувствую, как движется жидкость. Она ласкает меня. Сквозь мутный аэфир я различаю застывшие фигуры людей. Поворачиваю голову: влево – вправо, вверх – вниз. Боже мой! Аэфирному пространству нет конца края – бесконечная вселенная, только не таинственно-черная, а ужасающе-белая. Я не ощущаю времени! Звучит конечно странно, но… изменение времени мы чувствуем по смене окружающей обстановки, а тут! – в этой белой реке!, в белой бездне! – все навеки застыло!

Мне суждено до конца времен пребывать здесь!...

Я понимаю, что кричу. Недавний обед расплывается под ногами. От взгляда, вскользь брошенного на колодец, вновь вырывает. Желчь выливается через ноздри. Кашляя, чувствую, что сейчас выхаркаю все внутренности. Протяжно и глубоко рыгаю. Живот неимоверно скручивает. Тягучие слюни свисают изо рта. Губы судорожно трясутся.

- Уже много лет, являясь твоим учителем, - ледяным голосом начинает савант. - я могу, с достаточно высокой степенью вероятности, озвучить вопрос, который ты хочешь, но не можешь, задать: «А откуда мы все это знаем? Как стала известна история несчастного?». Возможно ты знаешь, что нижние уровни, в отличии от верхних, не были созданы в наше время: их нашли, обследуя аномальную зону, в которой находится учреждение. Коллеги-ученые сразу же заинтересовались таинственными колодцами с непонятной жидкостью. Изначально, как и всегда при изучении чего-то нового, все ограничивалось записями наблюдаемого. В одной из библиотек можно найти рассказы о происходящем, во время приближения к аэфиру на определенное расстояние. Да ты и сам испытал нечто подобное. Когда-то и мне пришлось пройти через это!

Как всегда, после накопления данных приступают к их анализу. Эта загадка не стала исключением, и ученые безуспешно бились над объяснением аномалии. Пока не появился… назовем его Некто. Ты знаешь, что после смерти имена всех сотрудников забываются и в истории они остаются как Некто… такова и моя судьба.

Доподлинно неизвестно, явилось решение задачи во сне или под наркотическим дурманом, но после десятилетия исследований Некто решил обработать аэфир икс-лучами, дабы попробовать вызвать ответную реакцию.

И у него получилось! При обработке жидкости лучом, графостроитель выдавал диаграмму. Но самое загадочное состояло в том, что под графиком наблюдались мельчайшие точки различной толщины и тончайшие линии различной длины. Их происхождение не ясно до сих пор. Шутники, утверждали, что это грязь, натоптанная мухами.

После десятилетий поисков, Некто предположил: находящееся под графиком есмь не что иное как идеограмматический (идеограмматический – вид в письменности, в которой письменный знак соответствует целому слову или морфеме, как в древнеегипетской или китайской иероглифике) вид письменности. И он подобрал шифр!

Дилетант, посмеявшись, скажет, что все это бредовые фантазий сумасшедшего ученого. Но, во-первых, доступ к тому, чем занимается учреждение, имеют мужи, доказавшие право на изучение сверхъестественного, во-вторых, труд по расшифровки занимает тысячи страниц, испещренных бесчисленным количеством формул - все выводы, сделанные Неким, математически обоснованы. Но самое главное, можно найти прямые аналогии между расшифровкой и тем, что ощущается во время приближения к аэфиру. В этом ты можешь убедиться, ибо рассказ о жизни несчастного, высосанного нашей подругой, составлен по графику, полученному обработкой жидкости икс-лучом.

Гении живут недолго, видимо, таков один из законов этого мира. Некто умер в тот момент, когда мог полностью открыть тайну колодцев. В одной из предсмертных записок он рассуждал: «Возможно, аэфир есмь нечто, заполняющее пространство “того мира”, мира о котором мы даже не подозреваем, мира, лежащего между известным нам и предполагаемым. Я думаю аэфирные колодцы, ниспосланы Создателем, дабы мы, изучив их, продвинулись в постижении сущности миров.»

Я, медленно поднимаюсь с колен, неуверенно шагая, освещаю факелом пространство под ногами. Ужасно! Десятки, нет, сотни люков! В каждом из них навеки заключен человек.

- Как ты можешь видеть, - гремит савант. - здесь множество колодцев и периодически появляются новые… пока еще не ясным для науки образом.

- Скажите, савант, - я снизу вверх смотрю на учителя, - имеем ли мы право на это? Ведь здесь лежат, вернее плавают, сотни совершенно различных людей. Каждый из них во что-то верил, чего-то ждал. А мы вот так запросто раскладываем чужую жизнь на диаграмму, рассматриваем ее под микроскопом!

- Большая часть находящихся в колодцах, занимались поисками… вечной истины. - савант смотрит прямо в глаза. - Наверное нельзя придумать более дурацкой цели в никчемной человеческой жизни. Истина зависит от познания. Истина есмь динамический процесс, ибо познание есмь динамически процесс. Невозможно придумать вечную истину для всех и на все времена, ибо все мы и все времена различны. Не уподобляйся глупцам, ставящим в жизни высокие и невыполнимые цели!

Да что там истины! Разве не дурак тот, кто имея все, ждет чего-то, прекрасно зная, каким кошмаром это закончится! Вскоре ты поймешь правильность этих слов.

Не все, находящиеся здесь, повстречались со знакомой нам красавицей, но последний миг плотской жизни каждого из них поистине ужасен! Не в наших силах помещать кого-либо в аэфир, мы лишь изучаем, ибо познание чужого опыта, тем более опыта глупцов, может принести самый плодотворный результат.

Слова саванта звучат убедительно, но я все равно не согласен:

- Но разве это не лишает людей ощущения прелести существования? Ведь теперь мы знаем, что жизнь есть не что иное как пространство под графиком?

Учитель, тяжело вздохнув, отвечает:

- Знаешь, а ведь разложение света на спектр лишило людей ощущения части красоты этого мира. Но в то же время, это дало толчок в развитии науки. Открыло новые горизонты знания, улучшающего жизнь. К тому же, - он шепчет прямо в ухо. - только мы знаем, что человеческая жизнь лишь каракули под графиком. И знание это уйдет вместе с нами.

Свет факелов играет на чешуйчатой коже саванта, на пальцах-лезвиях, раздвоенным языком он облизывает ряды маленьких острых зубов.

 

Вековую тишину подземелий нарушает лишь мерный топот пары ластообразных ног.

 

 

Би ла каифа!