Закат осени выдался теплым. По низкому небу, угрюмо нахмурив серые лбы, без устали ползли тучи. Налетал время от времени ветер, приводя с собою, словно на поводке, мелкую сыпь дождя. Привязывал ее к верхушке облетевшего тополя, над самой деревней, а сам, раскачивался на голых ветвях деревьев, играл на трубах изб. Заскучав на одном месте, подхватывал невидимую упряжку и уносился с моросью куда-то дальше. Березки, словно перевернутые метелки, застыли коричневым помелом в небо. Дворник-ноябрь рапортовал о готовности к встрече зимы. Будто докладывал, что золотое покрывало уже убрано в сундук до следующего года и природа ждет пышного белого одеяла, готовая погрузиться в сон. Что протянул гусиный клин в теплые края, прогоготав ему, полузимнику, что пора уже отпирать ворота снегу.

Словно в подтверждение звякнул грудень ключами, чуть приоткрывая створки и в ночь подморозило. Успокоился ветер, расчистив заблестевшее звездами небо, поседела инеем прильнувшая к земле трава. Застигнутые врасплох окаменели еще вчера раскисшие дороги, звонко разнося каждый шаг в морозной тишине наступающего утра. Темнота еще окутывала спящую деревню. Много в ней домов, но не наберется и десятка, окна которых озарятся светом. С каждым годом все меньше остается тех, кто прожил здесь всю жизнь и теперь коротает век. Деревня пустеет.

Так я и прошагал мимо сонных и пустых изб, лишь под аккомпанемент гулких шагов. Туда, за околицу, где верно зарастало березняком поле. И где также поседел за ночь мой шалаш. Длинные жерди, приготовленные загодя, подняли к самой макушке березы чучела тетеревов. Именно охоте на косачей облюбовавшим это место и решено было посвятить день. Словно соткавшись из сумерек, бесшумной тенью широко раскинув крылья, закружил над чучелами внезапно возникший совиный силуэт. Разглядев меня, испуганно шарахнулся в сторону, растворяясь в темноте.

Удачливость этой охоты во многом зависит от правильно выбранного места, от аккуратности охотника при высадке чучел, маскировке и требует терпенья. Неизвестно сколько придется просидеть на одном месте поджидая когда тетерева, обманутые спокойной позой чучел, подсядут на свободные ветки. Оглядев своих тряпичных напарников по охоте, я забрался в укрытие. Все, теперь только ждать. Опустился полог маскировочной сетки, закрывая вход, плавно потекли минуты ожидания, а за узким окошком шалаша утро меняло ночь.

Разливаются белила по небосводу, испаряется темнота, пропадают звезды и лишь блин луны, упрямо смотрит в укрытую шалашом спину. Впереди, посыпанное известкой инея, широко раскинулось поле. Давно уже не желтеют на нем сжатые снопы, давно не созревают озимые. На смену человеку безмолвным сеятелем встает березняк, постепенно прибирая к своим рукам брошенное хозяйство. На высоком холме, у самого горизонта, там, где расположилось соседнее село, плавая в морозной дымке, едва виднеются купола церкви. Вот на одной маковке вспыхнула искра, переметнулась на другую, сверкнула, разжигая третью. И разбежалась вдруг в разные стороны, тонкой красной линией подчеркивая горизонт. За окном шалаша, прямо на глазах, рождался новый день.

Показался из-за блестящих куполов круглый бок налитого, будто спелое яблоко, солнца. Величаво, с достоинством пробуждается светило, в висевшей изморози горит красным, но не слепит, словно позволяя собой полюбоваться. И я смотрю, словно зачарованный, смотрю, как начинается день. «Так вот почему тебя называют красным» - приходит вдруг мысль.

Ни на минуту не останавливается круг, все дальше протягивая лучи, мне хорошо видно его неспешное движение. Красный шар поднимается все выше и в какой-то момент, вынырнув из полыньи холодного марева, словно умывшись ледяной водой, стряхивает последние брызги, засияв золотым. И все вокруг преображается. Рассыпавшаяся седина обернулась вдруг мириадами хрусталиков. Иней, словно искусный и трудолюбивый гравировщик, украсил и заставил засверкать каждую травинку, каждую ветку. Не хмурится сегодня небо тоскливыми тучами, чистое, синее полотно растянуто от края до края. Исчезла луна, не смотрит больше в спину. Вот и уже в окно шалаша заглянул поздороваться яркий луч, заставив зажмуриться. Родился новый день, набирает теперь силу, заливая светом все вокруг.

Откуда-то издалека, донеслось вдруг неуверенное воркованье. Обманутый светлым ноябрьским днем, завел было свою песню тетерев. Вот послышался и робкий ответ. Но не завязалась мелодия, не весенним теплом светит солнце и вновь все стихло.

Чуть покачиваются на своих местах чучела, темнеют тряпичными боками. Все также неспешно текут минуты. Спокойная эта охота, созерцательная. Природа живет своей жизнью, не замечая спрятавшегося в тесном укрытии человека. Вот, весело перекрикиваясь тонкими голосами, пролетела стайка мелких птах, не успел даже рассмотреть. Тяжело прохлопав крыльями, гулко и сурово о чем-то своем каркнул ворон. А вот что-то серое замелькало средь травы и совсем недалеко от шалаша, на ровное место, грациозно вышли косули. Остановились, крутя головами и, вдруг, чего-то испугавшись, припустили дальше, смешно сверкая белыми пятнами хвостов. Ружье мирно лежит на своем месте, а я тянусь за фотоаппаратом. Но куда там, косуль уже и след простыл. Долетел из деревни крик петуха, глухо простучал топор, брякнула цепь на вертушке колодца. Хорошо слышно и округу в морозном воздухе.

Ярко горит солнце, как-то незаметно взобравшееся на самый верх, радует светом, золотыми лучами выгоняя тоску с полей, но морозец все же напоминает о глубокой осени, заставляя поплотнее укутаться в теплый бушлат. Прилета тетеревов тем утром я так и не дождался, не составили «краснобровые» компанию своим набивным собратьям. С удовольствием потягиваясь, я выбрался из шалаша и, оставляя на сапогах сбитый иней, пошагал в сторону дома. Расстройства из-за неудачной охоты нет, впереди есть еще несколько суток и время посидеть в шалаше или поменять место остается. В груди приятным осадком остается ощущение, что я вновь стал свидетелем какого-то таинства. Сколько я видел рассветов? Не сосчитать, а каждый ярок по своему, каждый оставляет что-то свое. Это не город, где такое действо часто проходит мимо тебя. Рассвет там прячется за стенами многоэтажек и ты просто видишь как небо светлеет, в какой-то момент превращаясь в день. Восходу не хватает простора показать себя, а тебе времени увидеть – спешка, работа, обыденность. Здесь же рассвету есть, где разгуляться, а у меня есть время смотреть.

После длительных охотничьих прогулок надышавшись природой, приятно устроится дома в кресле, взять в руки книгу, прихлебывая горячий чай. Наслаждаясь каждым мигом который проводишь вдали от большого города.

Но, коротки осенние дни. Не успеешь оглянуться, как солнце уже покачивается на другой стороне коромысла, расплескивая последние капли. Не зря зовут ноябрь сумерками года. Вот и уже первые вестники ночи серыми волками рыщут по улице, съедая крупицы света. Совсем скоро вступит в свои права долгая осенняя ночь. Но, прощальным маршем уходящего дня на небе грянул закат. Он словно позвал, без слов, молча опустившись на подоконник.

Зашелестев страницами, осталась ждать в кресле раскрытая книга, а я вышел на улицу. Пропустить то, что происходило сейчас там, было бы преступно.

Тихо подкравшись, закат поджег горизонт и тот заполыхал оранжевым костром, заливая небосвод мягким светом. Багровые языки пламени, поднимаясь ввысь, бросали розовые сполохи зарева, постепенно тускнели, оставляя полоску синего неба, и рассеивались под самым куполом – туда не долетали даже искры. А я просто замер, потрясенный происходящим чудом. Закат отражался в окнах изб, играя бликами живого огня. И казалось, что каждое оконце светится изнутри, словно в каждом доме вновь горит свет, словно каждый дом вновь жилой. Как будто вновь зажила вся деревня. Казалось даже сами деревянные избы, улыбнулись в его свете. И так тихая, деревня вовсе притаилась, боясь неосторожным звуком спугнуть закатное волшебство. Понимает, что недолго продлятся чары. Но пока горят на небе строки заклинания, затаилось все вокруг, потрясенное завораживающим действом. Тишина на улице, молчит природа, очарована и она. Сумерки, загустев на земле разлитыми чернилами, лишь подчеркивают красоту льющегося сверху света. Даже вечно спешащее время, пробегая мимо, останавливается окунуться в закате. На миг больше позволяя насладиться спокойными красками вечера.

Долго можно смотреть на эту картину, слушать тишину, видеть в окнах огоньки, но время, словно опомнившись, продолжает свой бег, бросив на прощанье: «Извини, больше ждать не могу». Стремительно уменьшается оранжевая полоска неба, вновь, как и утром, превращаясь в тонкую линию, только теперь подводя черту уходящего дня. Все дальше протягивает руки тьма, и отчего-то становится грустно.

Выключается в окнах свет – наверное, хозяева просто ложатся спать? Наивно, но волшебство не хочется отпускать от себя. А горизонт уже дотлевает раскаленными углями, темнеют коробочки изб и деревня вновь пустеет. Опять смотрит в спину луна, подмигивая глазом, мол, здоровались уже сегодня утром.

А ведь и вправду. Мне снова довелось встречать начало дня, его рождение, видеть его краски и золотой свет. И эпилогом увидеть, как этот день сгорает в завораживающем огне, на короткий, но ставший таким дорогим миг, словно оживившим деревню. Не чудо ли это? Кто-то с уверенностью ответит – нет. Ведь оно простое и многими просто не замечаемое. Но отчего-то эта простота бывает так близка тому, чья душа согревается, посидев у горящего закатом камина, тому, чья душа умеет задержать в себе каплю волшебства. Тогда оно не уходит, навсегда оставаясь с тобой.

Гаснет последняя искра и долгая ноябрьская ночь входит в свои владения. Округа вновь окутывается темнотой и я, словно очнувшись, возвращаюсь в дом, унося в себе отблеск ушедшего дня.

Ну а что же охота? Ей я в очередной раз остался благодарен. За возможность видеть и наслаждаться той красотой природы, которую увидит не каждый. А тетерева подлетели к чучелам на следующий, опять нахмурившийся тучами день и один из косачей остался в их компании.

Закат осени выдался теплым.