Не дожидаясь финала, обещавшего перевалить за полночь, Полина покидала Winter Garden: перспектива поисков собственного отеля в незнакомом городе, где люди говорят на непонятном языке, ее не вдохновляла. Без всяких «комплексов Золушки», убегающей задолго до окончания бала, Полина переместилась с балкона в партер, поближе к выходу. Как только протрубили перерыв, по лестницам, как по команде, хлынули потоки танцоров, они неслись подобно бурлящей горной реке, сметаю¬щей все на своем пути. Измученные духотой, участники турнира и зрители спешили в оранжерею глотнуть свежего воздуха. И по тому, как это происходило, было отчетливо видно: чисто английский конкурс меняет свое лицо. Большинство участников относились к породе «лунолицых». Узкие глаза-щелочки, загорелая кожа, восточное, курносое, круглое лицо с широкими скулами. Низенькие, коренастые, плоскогрудые, лишенные талии и бедер одновременно. Перекрашенные из знойных брюнеток в блондинок цвета выгоревшей соломы. И это - исполнительницы европейской программы? Невероятно! В костюмах, предполагающих изысканность, романтику, воздушность, приземистые «люди Поднебесной» напоминали басню о вороне в павлиньих перьях.

Киплинг ошибался, считая, что Востоку и Западу никогда не сойтись. Именно это и свершилось на желтом квадрате Блэкпульского паркета. Английские судьи и китайские танцоры... Фантастический дуэт Китайского дракона и Британского льва. Возможно ли, что Дракон одержит победу надо Львом? Перестанет ли Блэкпул существовать как уникальное культурное явление?!

Возле оранжереи, в полумраке внутренних переходов «Зимне¬го сада», Полину окликнул мужчина среднего роста с аккуратной стрижкой пепельных волос. И не дожидаясь ее ответного приветствия, насмешливо кинул:

- Полюбуйтесь! Аэрокомпания потеряла мой багаж! А еще говорят «британская педантичность». Страшно взглянуть в зеркало!

- Напротив. Вы - великолепны!

 

- Темнота этого коридора позволяет вам делать мне незаслуженный комплимент. Я не соответствую местному дресс-коду. Нужен смокинг или фрак, а они остались в чемодане! А чемодан потеряла британская авиакомпания. Бог знает что такое!

- Наверно, вас приняли за русского разведчика и решили все тотально проверить. Вы слышали об этом скандале с двойным агентом Скрипкой?

- Конечно. Скандал набирает обороты. Все Российское консульство уже выслали из Лондона. Но я чувствую интуитивно, что британские спецслужбы не спешат меня записать в эту команду бойцов как невидимого, так и официально-дипломатического фронтов. Моя биография у всех на виду.

- Тем более! Отчего же вы так переживаете из-за потерянно¬го фрака? Внешность - лишь первая из матрешек человеческой личности. И ваша личность слишком масштабна, чтобы ее запихивать в какой-то там дресс-код, обязательный для офисного планктона.

- Офисный планктон? Это вы про русских менеджеров? За¬помню. Но здесь Англия! И неважно, планктон ты или кашалот компании. Говорят, есть две мирные формы насилия - закон и этикет. Здесь, на Блэкпуле, обе эти формы правят обществом. И потому я сбился с ног, обходя самые престижные магазины. Тысяча чертей! Ни фраков, ни смокингов нет и в помине. Но здесь, внутри Winter Garden, взгляните: на всех мужчинах - смокинги! Откуда же они их берут, а?

- Не иначе как фраки и смокинги, сшитые еще во времена королевы Виктории, передаются по наследству.

- Вот-вот! И мне пришлось купить этот дурацкий пиджак...

- Отличный пиджак! Видно, что из дорогих моделей!

- Да уж, не из дешевых. По внешности мужчины судят о том, сколько он зарабатывает, а по внешности женщины - о том, сколько она тратит. Слышали такое? Этот пиджак из королевского бутика, что возле пирса. Вот так всегда случается в суете да спешке: зайдешь куда попало, а потом ходишь в чем придется.

- На мой вкус, это отличный, модный, дорогой пиджак. И хорошо, что он серый, а не черный, как фрак или смокинг. В сером цвете мужчина всегда смотрится намного моложе, чем в черном.

 

- Ну разве что моложе... Это, пожалуй, аргумент. Утешили. Я, правда, слышал, что возраст мужчины определяется не цветом пиджака, а возрастом его жены. Ох уж эти жены, а особенно юные, эти милые и очаровательные кошечки, оставляющие свои¬ми коготками глубокие и незаживающие раны в наших сердцах! Впрочем, кто-то из поэтов сказал на этот счет: «Никто из самых близких поневоле/ В мои переживания не вхож / Храню свои душевные мозоли / От любящих участливых галош».

На Полину смотрели грустные, прозрачно-серые глаза Миро¬слава Нагорного. Изборожденному морщинами лицу Мирослав силился придать веселое выражение. По мучительному изгибу губ Полина догадалась, что, вероятно, слухи о разводе с Дарьей Сибиряковой, совсем не слухи, а правда... Но одновременно она понимала, что расспрашивать Нагорного о его отношениях с молодой женой некорректно. И репортерша завела разговор про «китайское влияние на английский конкурс».

Видимое засилье китайцев во всех номинациях, тема глобальных перемен, затронувших Англию, набирали угрожающий размах. Если так и дальше пойдет, то черный фрак на Блэкпуле останется только у дирижера оркестра.

- А, большая политика. Большие деньги! - усмехнулся Мирослав. - В прошлом году на Блэкпуле кубок чемпионов в «европейской программе» получила китайская пара. Немыслимо! Невероятно!

- Видимо, английская королева скоро наденет на Royal Ascot шляпку Made in China.

- Вы решили пошутить, но попали в самую точку. Полина, вы были в сувенирных лавках, где продают фарфоровые сервизы с королевской символикой? Обращали внимание, что на них написано с изнанки? Именно! Made in China! Сделано в Китае! Разумеется, продавцы уверяют, что смысл надписи совсем иной -лишь бы сбагрить товар, мол, эта надпись должна переводиться как «подлинный фарфор». Ведь фарфор и в самом деле изобрели в Китае. Впрочем, как и бумагу, шелк, порох и великую чайную церемонию.

- А Бог создал лишь небо, землю и человека. Ведь все остальное сделали китайцы! - Полина звонко рассмеялась.

 

- Китай уверенно ведет политику товарной экспансии, - неожиданно серьезно заметил маэстро Нагорный. - И это мудрая стратегия Страны красного дракона. Производство - секрет подлинного успеха и процветания державы. Не экспансия доллара или евро, акций-облигаций, валюты, не обеспеченной золотом, правительственных финансовых пирамид. Не бомбежка Ирака и стран Саудовской Аравии во имя цен на нефть, как у американских Штатов. Не проведение хитроумных банковских операций - курс нынешнего Лондона. Нет! Китай предлагает настоящий, реальный товар, который может подержать в руках каждый. Чему же нам удивляться?

- Я все еще удивляюсь, что уникальное здание Викторианской эпохи, танцевальный дворец Winter Garden ремонтируется китайской строительной корпорацией и за счет китайских инвестиций, - Полина пожала плечами. - Благодаря «лунолицым» строителям теперь не протекает крыша над легендарным паркетом! - Нагорный смахнул невидимые пылинки с широкого лацкана пиджака. - Какой дождище был, а? Но я не заметил луж даже в оранжерее... Да здравствует Китай, спасающий Великую Брита¬нию от издержек ее гадкого климата!

Мирослав насмешливо посмотрел на ошарашенное лицо Полины, удовлетворенный произведенным эффектом, и, галантно раскланявшись, заметил, что спешит на какую-то встречу. Полина не посмела остановить Нагорного, и тот, надменный и очень до¬вольный собой, неторопливой походкой двинулся вдоль зеркальных стен, многократно умножавших его силуэт. Полине казалось, что вот-вот к Нагорному подойдет какая-нибудь юная красавица, но он продолжал свое шествие абсолютно один. Журналистка провожала его долгим взглядом, как бы примеряя на своего не¬давнего собеседника услышанное от Кара-Мурзы сравнение На¬горного с легендарным импресарио Сергеем Дягилевым.

Выставочный комплекс погасил свои по-цирковому пестрые огни и опустел. Между стендами зияли черные проемы. За столами, где суетились девочки-стилистки под руководством Галки Чесноковой, было пусто. Из мусорной корзины выглядывало горлышко бутылки из-под «Ирландского ликера», ворох серебристых пакетов от жареных подсолнечных семечек. В воздухе сохранился,

 

правда, резкий запах лака для волос и еще какой-то химии, способствующей превращению гадких утят в прекрасных лебедей.

Над Ирландским морем цвета серого шелка висел влажный туман, небо на горизонте излучало золотисто-розовые переливы, размазанные по чернильной груде облаков. В эту удивительную пору белых ночей, изматывающей все живое, от чаек до людей, приступами бессонницы, небо никогда не темнеет настолько, чтобы на нем вспыхнули звезды. Небесный купол, глубоко сиреневый в своем апогее, на линии горизонта, где морская гладь смешивалась с клубами соленого тумана, заметно светлел. В лиловой пастели небрежно разбросанных штрихов руки начинающего художника проблескивали багряные полосы, а над ними шла лимонная полоса с малиновой каймой, указывающая на близость солнца. На светлом фоне морского горизонта чернели «китайские» беседки пирса, с разлапистыми, словно восточные пагоды, крышами, строгая широкая лента пирса, уходящая в бес¬конечность, терялась в морской дали из-за клубов молочно-бело¬го тумана. Чайки, попрятавшись, молчали, видимо, отправились спать. Было непривычно тихо, лишь море размеренно катило многопудовые валы и грузно вываливало их на серые волнорезы. Шум, идущий из глубины морских глубин, напоминал ровное дыхание эпического гигантского существа. Длинными мокрыми языками прибой влезал на берег, скользил вдоль череды темно-бурых валунов и слизывал в пучину влажный песок и шуршащие мелкие камешки.

Мерцающей багряной ниткой светился силуэт Блэкпульской башни, сама же башня сливалась с ночным небом, став невидим¬кой. Однако багряно-малиновая нить силуэта башни, плывущая в грозовых облаках призрачными огнями фата-морганы, напоминала о символе города.

Козырек невидимой трамвайной остановки чернел квадратом, парящим в воздухе. Следовало спешить, чтобы успеть на последний трамвай. Два юных британца в клетчатых рубашках с отрешенным взглядом встретились Полине на остановке. Они сидели на влажной от ночной росы деревянной лавочке, и Полина подивилась, как они не почувствовали сырости. Сама она приблизилась к трамвайной линии настолько, что могла коснуться

 

носком туфель серебристого и холодного, уже отдавшего дневной жар рельса. Ожидая трамвай, Полина переводила взгляд от мерцающего рубинового силуэта Блэкпульской башни на невысокие домики с потухшими огнями. Темные окна казались чем-то непривычным для русского глаза. Однако здесь не Россия, а Англия. Когда стрелки часов приближаются к полуночи, британцы уже спят, чтобы завтра с новыми силами в шесть утра, взяв за ошейник любимого пса, выбежать на утренний моцион вдоль моря. Полина перебирала в памяти впечатления дня. И откуда-то из потаенных уголков ее памяти выплыла драма Маши Камышлинской.

 

Кубок с химерами

Британские газеты, пишущие о Блэкпуле, называли Марию Камышлинскую «русской принцессой». Когда Маша выиграла чемпионский кубок, о ней заговорили как о яркой индивидуальности, вырвавшейся в страну многолетней культуры из-за дикого «железного занавеса». Маша символизировала эру демократии, наступившую в России, она стала послом доброй воли. В юниорском «стандарте» она достигла высот, о которых многие и мечтать не могли.

Фотография, на которой юная танцовщица из России держала в руках кубок с химерами, облетела многие газеты. Этот фото¬снимок символизировал несколько трендов. Во-первых, демократические перемены, открытость границ, смену политики и, как следствие, снятие ярлыка «буржуазной культуры» с бальных танцев в стране рухнувшего «железного занавеса». Во-вторых, неожиданный профессионализм спортсменов из страны, где еще недавно бальные танцы умели исполнять лишь по хореографической третьей позиции в ногах. Россия словно изголодалась по конкурсному паркету и восполняла этот голод тем, что на самых крупных чемпионатах мира начали появляться неожиданно хорошо подготовленные российские дуэты.

- Дочка, зачем тебе этот странный Мишка Водопьянов? Он хороший парень, но притормозит твое развитие. Денег у него нет

 

и не будет. Он тебе не пара. Если бы не наши деньги, не видать бы ему Блэкпула как своих ушей. Хорошо, он помог тебе выиграть Блэкпул - спасибо ему большое. Но его миссия в твоей жизни исчерпана. Кубок выигран - программа завершена. Не может же Миша теперь всю жизнь сидеть на нашей шее! - иронично говорил Рудольф Гуревич, отец чемпионки.

- Но я привыкла к Мише...

- О, что это за розовые сопли?! Сегодня привыкла - завтра отвыкнешь. Люди сходятся и расходятся. Когда они на одной вол¬не - тогда вместе. Но жизнь идет, кто-то вырывается вперед, а кто-то остается на месте.

- Но мы же вместе выиграли Блэкпул!

- Благодаря нашим деньгам, дочка! Это наши ресурсы, это твои ресурсы, а что до Миши... Он был лишь твоим украшением на паркете. Смотри на жизнь трезво. Это постоянный отбор, постоянный кастинг. И твой Водопьянов - это тупик. Пойми это, как взрослая девушка. Общение с Мишей бесперспективно. Он свое уже отработал. Ты лишь истратишь на него свое время и наши деньги.

- А может, это любовь?

- Любовь - это всего лишь всплеск биохимических реакций в мозге. Я читал в научном журнале, что у влюбленного человека перевозбужден гипоталамус. Бурлят эндорфины, да опиодные пептиды на пару с норадреналином. Вот и все! В голове у мартовских котов происходит ровно все то же самое...

- Новым партнером Марии должен быть британец. Однозначно, - подвела черту Лиля Камышлинская, слушавшая разговор и не подозревавшая доселе в муже таких познаний в области биохимии.

Благодаря невероятным усилиям и энергии Лилии Камышлинской партнер для Маши был найден. Его звали Дэвид, и он оказался полным тезкой легендарного селекционера роз.

«Даже если Мария и не сможет удержаться в Британии, то по крайней мере выучит английский язык, что всегда пригодится», - примерно так рассуждали Рудольф и Лилия. Переезд в Британию на время подготовки к чемпионату стал возможным благодаря отцовским деньгам. Рудольф Абрамович Гуревич возглавлял крупное адвокатское бюро «Честное партнерство» и мог себе позволить отправить любимое чадо на стажировку в Англию. Танцы превращали Машу в маленькую домашнюю королеву. Лилия Камышлинская находила для пошива конкурсных костюмов своей дочки самых популярных дизайнеров одежды и не считалась со стоимостью нарядов.

Перебравшись в Англию для интенсивной подготовки к Блэкпулу Камашлинские, мама и дочка, обосновались в маленьком, вытянутым башенкой вверх отельчике возле железнодорожного вокзала. Отельчик держала уже много лет семейная пара индусов с кожей цвета шоколада, с темными глубокими глазами, характерными для своей нации. Маленький палисадник перед входом был засажен огромными тропическими пальмами и вечно шуршащими, словно переговаривающимися между собой перистыми ветками, между которыми располагались плетеные кресла-качалки и большой, но давно не работающий фонтанчик, без воды, но с огромной позолоченной фигуркой слона, по-хозяйски усевшегося в центре фонтанчика и фыркающего из хобота воображаемой водой.

Перед входом в отель лежали разноцветные циновки, и внутри, на первом этаже, тоже лежали циновки, как это, видимо, было принято в Индии. На окнах гостевых комнат болтались ярко-малиновые и апельсиновые занавески из жатого шелка, такого, как делают в Индии. Но на первом этаже интерьер был выполнен в болотных тонах, и жатая тафта на окнах и узорчатый ковер на стене были выполнены в древесно-болотной гамме. Там же, в полумраке первого этажа, служившей и гостиной, и комнатой администратора одновременно, страсть хозяйки отеля к тропическим растениям своей родины раскрывала себя в размахе зимнего сада. Темно-зеленые монстеры с дырчатыми листьями, игольчатый аспарагус, хваткий плющ, тянущийся по каменным стенам, бледно-зеленые перистые папоротники - нефролеписы и адиантумы -все это, видимо, напоминало хозяйке отеля о давно покинутой ею родине. Растения увлажняли фонтанчики с бурлящей водой, подсвеченные разноцветными лампочками, украшенные аляповатыми фигурками птиц, черепах и других животных.

Поначалу, когда Маша вошла в этот индийский садик-«террариум», ей показалось, что вот-вот из темного угла, из-под

 

какой-нибудь разлапистой монстеры или нефролеписа вынырнет дрессированная кобра и начнет перед ней, как перед факиром, свивать и развивать спирали своих узорчатых колец.

Но очень скоро Маша привыкла к необычной обстановке. И к полумраку «террариума», и к бронзовой фигурке Будды возле входной двери, и к монотонному шуму домашних фонтанчиков, и к блюдам из риса, которыми угощала хозяйка, и к аромату сандаловых палочек и мерцанию свечей, зажигаемых хозяйкой отеля во время медитативных практик и упражнений в йоге, столь не¬привычных для русского человека.

Маше и Лилии достался самый верхний номер отеля, с алыми, словно пришедшими из повести Александра Грина, шелковисты¬ми шторами-парусами на окнах. Дороговизна земли вынуждала всех владельцев отелей строить свои сооружения не вбок, а вверх, располагая номера жильцов друг над другом, словно кельи солдат в сторожевой башне. Гремучая смесь английского и индийского стилей даже начала забавлять Машу. Однажды она сказала матери, что давно привыкла к аромату и дыму сандаловых индийских палочек, которым хозяйка периодически окутывала весь первый этаж, а вот к тому, чтобы научиться пользоваться по отдельности кранами с горячей и холодной водой, смешивая две струи в одну и умывая лицо прямо в раковине, наполненной водой и предварительно заткнутой особой пробкой, - вот к этому она никак привыкнуть не могла. Индийский плов из золотого риса с красной фасолью и пресные хлебные лепешки Маше тоже пришлись по вкусу, в то время как манера англичан пить только черный чай с молоком и не знать о существовании зеленого чая - прекрасного напитка, ее страшно удивляла. Слушая дочь, Лилия лишь улыбалась. Далеко не всякий ребенок мог похвастаться опытом Маши.

Дэвид Остин, новый партнер Маши, родом из далекого Уэльса, отличался изысканностью манер и привычкой носить на лацкане пиджака большой золотистый знак в форме нарцисса - символа его родного государства. Указывая на этот знак при знакомстве со своей новой партнершей, Дэвид с усмешкой сказал, что хотел бы, конечно, сменить нарцисс на розу, чтобы еще более походить на своего легендарного однофамильца, но это ему не позволяет сделать совесть. И хотя Дэвид ничего не имеет против Англии,

 

избравшей именно розу своим символом, но все-таки символ Уэльса - не роза, а желтый нарцисс. В День святого Давида люди дарят друг другу букеты нарциссов.

- Нарциссы великолепны ранней весной, когда снег едва ста¬ял. Холмы кажутся золотыми. Цветы создают удивительное на¬строение! Надеюсь, Мария, вы это зрелище увидите своими глазами, -добавил Дэвид. - Моя сестра, оставшаяся жить в Уэльсе, выращивает возле своего дома нарциссы сотнями, если не тысячами! Все-таки это наш геральдический символ. Наряду с красным драконом.

- Вам повезло, что вы родом не из Шотландии. Иначе возле дома пришлось бы выращивать чертополох, - пошутила Маша, пораженная такой приверженностью к государственной символике. - А ваш национальный красный дракон не захочет мной по¬лакомиться?

Для укрепления дружбы Дэвид пригласил Машу вечером в театр-кордебалет Funny Girls, что можно было бы перевести как «Веселые девочки». Все роли - как женские, так и мужские - в кордебалете исполняли мальчики. Кордебалет Funny Girls находился всего в нескольких сотнях метрах от индийского отельчика, в котором остановились Камышлинские. Маша согласилась.

Поначалу ей зрелище показалось непристойным, а парики, длинные накладные ресницы, искусственный бюст вызывающего покроя платья, туфли на шпильках - вульгарными. Но после не¬скольких глотков пива Маша, как и многие завсегдатаи мужского театра-кабаре, развеселилась и даже нашла постановку остроум¬ной. «Сестры капеллы», мюзикл о монахинях женского монастыря, лишенных мужского внимания, заставил ее смеяться до слез.

Театр трансвеститов Funny Girls был самым высоким в Блэкпуле зданием, не считая, разумеется, башни. Администрация города заботливо старалась сохранить исторический облик и однажды дошла в этом почти до абсурда, когда отдала распоряжение снести промышленным взрывом только что выстроенный торговый центр, слишком высокий и нарушающий архитектурные традиции Блэкпула. Многие горожане, узнавшие о решении мэрии, лишь качали головой, но в день, назначенный на взрыв торгового комплекса, они все как по команде приехали к магазину Sainsbury's, что возле автовокзала, и, поднявшись на его плоскую крышу, с любопытством наблюдали, как будут взрывать противозаконно магазин-выскочку.

Когда шоу «Сестры капеллы» закончилось, с лица Маши еще долго не сходила улыбка. Оказавшись с Дэвидом на улице и поеживаясь от вечерней прохлады, она развернулась в направлении пирса, романтичное настроение располагало к прогулке вдоль моря. Дэвид не возражал. Он шел рядом с Машей на почтительном расстоянии, так, как должен идти твой деловой партнер, а не влюбленный юноша. Уже почти достигнув пирса, Маша заметила, что была бы не прочь еще раз сходить с Дэвидом на шоу Funny Girls.

- Охотно, - кивнул Дэвид, - готов составить компанию. Толь¬ко давай так. Будем приглашать в театры и на прочие шоу друг друга по очереди. Сегодня я тебя сводил в театр, а завтра ты меня сводишь. Хорошо?

На некоторое время Маша потеряла дар речи. Она даже по¬думала, что ослышалась или недостаточно хорошо понимает английскую речь. Разве это по-джентльменски - ходить в театр за счет дамы?! Где же хваленая галантность британцев?

Остаток ночи Маша прорыдала в подушку. Разве такое было бы возможно с Мишей? Пусть Водопьянов не так богат, как ее отец, адвокат Гуревич, пусть он не является «своим» в Англии, как Дэвид Остин. Но разве возможна была бы ситуация, когда Миша пошел бы в театр за счет Маши? Да он бы со стыда сквозь землю провалился! У Водопьянова никогда не хватало денег на международные соревнования, на гостиницу и на отели, но он всегда тяготился своей вынужденной позицией нахлебника, и там, где мог делать для Маши подарки, пусть недорогие, но от всего сердца, там он не упускал подобной возможности.

Услышав рыдания дочери, Лилия решительно постучалась в спальню Марии.

- Что случилось, дочка? Тебя обидели?

- Вы мне разбили жизнь! - Маша захлебывалась слезами. -Самовлюбленный нарцисс! Вот он кто! - на какой-то миг Маше показалось, что с Дэвидом она никогда не достигнет тех же высот, что уже успела достичь с Мишей. Второй раз чемпионского кубка ей не видать как своих ушей.

 

Несмотря на чудовищную скупость Дэвида Остина, Маша упорно тренировалась с ним в технике европейской программы. На финишной прямой подготовки к Блэкпулу Лиля Камышлинская сбилась со счета в деньгах, истраченных на индивидуальные уроки с маститым преподавателем, когда-то чемпионом Блэкпула.

В перерыве между тренировками Маша ходила со своей матерью в летний театр любоваться аллеями из белоснежных роз селекции Остина и смотреть постановки по драмам Шекспира на оригинальном языке.

И британские газеты вновь написали о Маше Камышлинской как об «амбассадоре доброй воли», о том, что юная русская талантливая девушка выступает с настоящим английским джентльменом и продолжает делать успехи. Уже в первый свой совместный Блэкпул Камышлинская и Остин вплотную приблизились к чемпионскому кубку, но так и не взяли его. Однако в том, что судьи единодушно вывели эту пару в финал, угадывалась большая политика. Когда газетчики вновь пришли к Маше за интервью и начали ее расспрашивать о планах на будущее, она откровенно призналась прессе: «В будущем году, я надеюсь, у меня будет уже британское гражданство, и вот тогда я смогу с Дэвидом выступать за Англию. Мы постараемся в новом сезоне уже не только дойти до финала, но и взять главный приз - кубок».

Объявив об этом через прессу, Маша допустила фатальную ошибку.

Нет, никто не стал Маше устраивать козни, не попытался ее с Дэвидом оплести интригами. Не возникло и проблем с намечающимся двойным гражданством. Визовые, миграционное, таможенные органы - нет, никто не замыслил зла против Камышлинской. Но недаром же говорят: загад не бывает богат.

Трагедия ворвалась в жизнь Маши внезапно.

Президента адвокатского бюро Рудольфа Гуревича, отца Марии, не стало. Все планы, надежды и перспективы рухнули.

Случилось это как раз после того, как Рудольф Гуревич отпраздновал свой день рождения. Праздновали в закрытом ресторане, где на первом этаже располагался бассейн с морской водой и сауна. Рудольф восседал во главе длинного деревянного стола, почему-то без скатерти. Он принимал подарки и периодически

тыкал ВИЛКОЙ в хрустящие маринованные корнишоны. Гости заходили, выходили и подолгу зависали рядом с именинником. Внезапно дверь распахнулась, и к столу, источавшему терпкий аромат копченостей и солений, протиснулся бритоголовый увалень, зажавший в своих лапищах огромную корзину, хаотично набитую красными и белыми цветами.

- Это цветы от нашего дорогого Михая. Нашему дорогому Рудольфу. Ну, это мы, того, букет, организовали по просьбе Михая. Наш пахан, Михай-то, сейчас еще сидит, но он из тюрьмы просил передать подарок и поздравления...

В тот момент Рудольфу показалось, что ему принесли какую-то особую корзину, неприятную, словно бы с похоронным подтекстом. Он вечером, не удержавшись, сказал об этом жене:

- Понимаешь, Лиля, мужчинам цветы не дарят. Это неправильно. Я же не артист балета, не эстрадный певец. Таким, как я, нормальным мужикам, цветы дарят только на похороны.

Слухи о том, что бандиты подстроили автокатастрофу, чтобы отомстить семье адвоката, не сумевшего вытащить из тюряги их подельников, воров в законе, были слишком устойчивы, чтобы оказаться выдумкой.

Теперь денег не стало хватать не только на зарубежные соревнования, не говоря уж об Англии, но и на самые элементарные бытовые нужды. Великобритания из «танцевальной Родины» Маши вновь превратилась в недружелюбный остров, скрытый за пеленой морского тумана. Новый партнер Маши - британец Дэвид Остин, узнав о банкротстве адвокатского бюро «Честное партнерство», которое возглавлял Рудольф Гуревич, и о гибели его самого, решил, что ему незачем развивать отношения с «проблемной семьей из дикой России».

Остин ушел от Маши с легкостью кленового листа, сорванного осенним порывом ветра с дерева, даже не подарив на прощание букета белоснежных роз, созданных его легендарным однофамильцем.

Маша попыталась вернуться к прежнему партнеру, Мише Водопьянову.

- Что, завоевание Англии не состоялось? - с горькой насмешкой спросил Миша.

 

- Ну... Я решила не связывать дальше свою жизнь с Англией. Там все слишком туманно. И не только в плане погоды.

- А почему и зачем ты меня об этом информируешь?

- Я вернулась из Англии обратно в Россию. Навсегда.

- Журналистам ты говорила другое. У тебя в планах было даже британское гражданство, английский паспорт. И что же? Сума ты наша переметная!

- Понимаешь, Миша, спортивный танец - это общее дело. Пока у людей интересы и возможности совпадают, они идут рядом, но как только появляется что-то более перспективное... А разве ты поступил бы иначе? Я танцевала с Дэвидом, но у меня не было к нему даже симпатии. «Только бизнес и ничего личного», как говорил мой отец.

- Слова дона Корлеоне из романа о мафии «Крестный отец». Но танец - это не мафиозные разборки! Никакого разговора меж¬ду нами и быть не может. Ты меня предала! И предашь снова при первой же удобной возможности.

- Я предлагаю тебе снова танцевать со мной.

- Ах вот оно что! Войти в старую реку, чтобы найти воду, которая давно утекла! Как же я сразу не догадался?! А не забыла ли ты, как после Блэкпула - нашего с тобой Блэкпула, на котором мы стали чемпионами и выиграли главный приз, именно после этого ты меня выкинула на помойку?

- Это было моей ошибкой.

- Ошибкой? Цинизм высшей пробы! Выкидывать на помойку партнера, принесшего победу! Словно котенка, который путался под ногами. Значит, тебе были нужны вовсе не танцы...

- Но послушай...

- Не желаю ничего слышать! Я не тряпка, о которую можно вы-тирать ноги! Мне никогда не забыть того унижения, когда ты покупала мне чашку кофе в буфете, словно давала подаяние нищему. Я был ослом. Терпеливым. Выносливым. Довольно самообмана! Если тебя бросил Дэвид, ну найди же ему замену! Какие проблемы? Все в этом мире продается и покупается. И мужчины, как ты знаешь, тоже.

- Но у меня больше нет денег.

- А я, значит, похож, на дешевку, на дворового пса, которо¬му достаточно бросить обглоданную кость? Зачем эти порывы,

 

Маша? Мы ВИДИМ мир разными глазами. Для тебя в мире нет людей, а лишь средства для достижения целей. В вашей адвокатской семье даже придумали понятие: «инструментальное отношение». Средневековые зачинщики кровавых Крестовых походов инструментально относились к религии, заставив Бога обслуживать их Политику. Вы же, юристы, пошли еще дальше, додумавшись до «инструментального отношения» к любви!

- «Любовь» несовместима с делом! - Маша фыркнула.

- Вот-вот! Ни ты сама, ни твоя мать, Лилия Камышлинская, ни твой отец Рудольф Гуревич, живя в мире людей и с людьми, вы никогда не думали о том, какую боль способны причинить другому человеку. Вы думали лишь о том, как зарабатывать деньги. Как добывать их из людей, словно сок из лимона. Состояние твоего отца было выстроено на костях, на человеческих трагедиях. Разве ему было когда-то дело до справедливости? До морали и нравственности? Или же он интересовался только платежеспособностью клиента?

- За-мол-чи....

- В твоем мире нет дружбы, верности, привязанности. Нет любви, а только набор биохимических реакций. Всплеск эндорфинов! Коктейль из дофамина с адреналином и каплей окситоцина. Ха! А где же живой человек, где личность за всей этой химией, а? Я вижу лишь пользовательские отношения.

- Пользовательские отношения?! Но все люди в этом мире друг друга используют. Так устроен мир.

- Так устроен ваш мир. Вот и оставайтесь в вашем мире. А я, прости, живу в ином мире. «Я не люблю холодного цинизма», как пел Высоцкий. И это мой выбор. И ты свой выбор, Маша, тоже давно сделала.

Пока Маша искала себе нового партнера, мечтая вернуться к соревнованиям на российских чемпионатах, ее мать, ставшую вдовой, разбил инсульт, видимо, на нервной почве. Лилия Камышлинская привыкла к роли домохозяйки и не имела ни малейшего представления о том, как зарабатываются деньги. Маша ре¬шила вопреки всему танцевать. Не без помощи корыстолюбивых родственников она продала шикарный загородный дом, оставленный ей отцом и выстроенный им для воображаемых внуков.

 

На эти деньги нашли сиделку для Лилии, а сама Маша вернулась в танцевальный спорт, приняв предложение о совместной работе на паркете от первого же подвернувшегося партнера.

Деньги от продажи дома быстро разлетелись. Мифическая роскошь блистающего мира танца, к которой Камышлинская успела прикоснуться, затягивала Машу, как корабль, попавший в воронку Гольфстрима. Этот мир сверкал в ее воображении и переливался всеми красками радуги, но враз осыпался, словно пыльца с крыльев бабочки. Что за химия творилась в ее голове, какие опиоидные гормоны правили мозгом?

Маша вновь призвала на помощь родственников. Те за «символическое вознаграждение» согласились помочь в квартирном обмене. Вместо роскошных апартаментов в центре Москвы они подобрали для Маши маленькую хрущобу на окраине и еще не¬большую квартирку в шаговой доступности от метро, которую они предложили Маше сдавать совместными усилиями, дабы девушка имела свой бизнес.

Но тут мама Марии, несмотря на свое тяжелое состояние, нашла в себе силы остановить процесс обмена. Она понимала, что сейчас деньги от продажи недвижимости разлетятся так же стремительно, как и от продажи загородного дома. Ни о каких танцах более не может идти и речи. Не до жира. Даже для того, чтобы иметь деньги на питание, лекарства и одежду, требуется пойти на работу.

Однако, ограничив свое мышление миром танца, Мария даже представить себе не могла, что собой представляет регулярная работа. Поначалу Маша попыталась, как и многие, давать уроки танца. Она верила, что к чемпионке Блэкпула выстроится живая очередь. Частные уроки танца стоили дорого, это Маша прекрасно знала по личному опыту. Однако ходить на ее уроки танцев желающих не нашлось.

Чемпионского статуса для открытия своей частной школы танцев было совершенно недостаточно. «Вспомни, Маша, зачем ты сама брала уроки танцев и у кого именно», - намекали ей. Маша осознала, что бизнес «на учениках» требует продолжения активной конкурсной карьеры, дружбы с судейской бригадой и способности вытаскивать своих учеников на высокие результаты, желательно измеряемые медалями. Для Маши как для тренеpa это были невозможные требования, похожие на правила игры в научном мире, где кандидатская диссертация - это защита не автора работы, а защита научного руководителя, подтверждение его веса в научно-педагогическом мире...

Маша впала в отчаяние, чувствуя, как бедность, та самая, за которую она в глубине души презирала Мишу, плотным кольцом начинает брать ее за горло.

От сумы и от тюрьмы не зарекайся.

И тут, к счастью, подвернулась Галина Чеснокова. Создательница студии стилистики сложной прически «Высокий стиль» ни¬когда в руках не держала тех огромных денег, которыми сорили Маша и Лилия в Блэкпуле во время подготовки к соревнованием с участием Дэвида Остина.

Но в отличие от Камышлинских Галина Чеснокова хорошо знала жизнь и была знакома с ее курьезами и ударами в самых гаденьких и подленьких проявлениях. Чеснокова пожалела Машу. Она позволила войти Камышлинской в свою команду на правах переводчицы с английского. Галина со своей студией вечерних и танцевальных причесок давно уже разъезжала по самым крупным соревнованиям мира. Переводчица была ей необходима.

Маша согласилась помогать Галине. Работа в ее команде воз-вращала Машу в привычную атмосферу танцевального спорта. А спустя какое-то время Маша обнаружила в себе способности парикмахера. Теперь, правда, в ее руках уже был не мешок с дорогим платьем из шелка, бархата, гипюра, шифона и бифлекса -богатым костюмом, усыпанном камнями, а чемоданчик с лаками, гелями, расческами, шпильками. Из завораживающей сверкаю¬щей звезды Маша превратилась в маленький спутник безымянной планеты. Началась новая жизнь, полная рутины и болезненных воспоминаний, серенькая круговерть, в которой Маша не ощущала перспективного будущего и тревожно, тягостно томилась одним лишь настоящим.