- Я не вижу его, - подумал Пигмалион, глядя на мраморную глыбу, доставленную из Каррарских копей еще четыре месяца назад.

Он сидел на низком табурете, уставившись на камень, мерцающий в полутьме комнаты.

Заказ был сделан ему почти полгода назад, и уже давно следовало приниматься за работу. Но время шло, а он не мог увидеть то, от чего следовало отсечь лишнее.

- Я не вижу его, - снова подумал Пигмалион.

Он встал, плеснул себе в кружку из кофейника и, взяв сигареты, вышел на крыльцо.

В дрожащем воздухе уже чувствовалось приближение вечера, и первые дуновения прохладного ветра коснулись его лица. Дым сигареты поплыл через двор к невысокой изгороди, в тени которой Галатея играла со щенком.

Пигмалион сел на ступеньку, отхлебнул остывший кофе и снова затянулся.

- Я слепну, - сказал Пигмалион.

Он выпустил изо рта струю дыма и затушил сигарету в недопитом кофе.

- Что случилось? Ты стал хуже видеть? – спросила Галатея с тревогой.

Пигмалион сидел, разглядывая свои руки. Цикады выводили свой бесконечный неистовый гимн богине Лето, вытесняя из повисшего молчания все остальные звуки.

- Нет.

Он вынул из пачки еще одну и опять закурил.

- Вижу я по-прежнему хорошо.

- Что тебя беспокоит, милый? – Галатея подошла к нему и положила руки на его плечи.

Он прижался к её руке щекой и крепко зажмурился, вновь удивляясь внезапной восторженной пустоте, возникшей в животе. Лёгкие тонкие пальцы скользнули по его щетине, и выше, к вискам, зарылись в волосы. Он посмотрел в её глаза цвета моря, что омывает остров Афродиты.

- Я не вижу никого, кроме тебя.

Галатея улыбнулась.

- Так и должно быть.

Пигмалион отбросил окурок и обнял ее.

- Я так сильно люблю тебя, что не могу чувствовать ничего, кроме любви. Ни голода, ни жажды, ни боли, ни сострадания.

Глыба необработанного мрамора стояла позади него в глубине комнаты.

- Я не могу работать…

Он часто заморгал, как будто в глаз попала соринка, и перевел взгляд на море, на солнечную дорожку и белую полосу прибоя.

- Не волнуйся, мой милый! – Галатея обняла его седеющую голову. – Ведь я с тобой, и ты меня любишь. Все будет хорошо! Это пройдёт.

Она баюкала его голову на своей груди, чуть слышно напевая и легко покачиваясь в такт. И время замедлило свой бег, и всё в мире смолкло, и только цикады продолжали свой извечный пронзительный спор…

 

Красное солнце зацепилось за край утёса, готовясь скатиться за горизонт. На темнеющем востоке собирались облака.

- Это пройдёт... - вздохнул Пигмалион.