Остров второй.

Декабрьский вечер на Острове Светлый

 

Вот выдалось свободное время, да и пришла пора рассказать о втором острове из моего любимого Архипелага. Называется он странно – Остров Светлый, хотя день и ночь на нем сменяют друг друга совершенно также, как и на остальных островах, а ночи его ничуть не светлее и не короче. Но факт остается фактом, и именно такое название присутствует на моей карте.

 

(Еще много лет назад, когда я впервые писал об одном из островов, упомянул, что наткнулся на них совершенно случайно. Хотя такая формулировка, скорее всего, не точна - не совсем случайно. Случайно это когда вовсе не хочешь что-то сделать, не пытаешься, а оно получается. Нет, конечно, я искал их, вернее, искал что-то, а нашел Острова. Очень было тогда трудное для меня время, надо было как-то побороть одиночество и непонимание, и бросился я в путь без плана и маршрута. Хвала судьбе, она вывела меня на Острова!

Несколько десятилетий назад я написал, что никому не покажу дорогу к Островам, оставлю их себе. Это вовсе не значит, что мы с вами на них не встретимся. Каждый по-своему ищет свои острова, и, не ровен час, окажется, что в силу нашей похожести мы выйдем на один и тот же берег, потому что искали наши души одно и тоже.

Уверен, что таких островов по миру разбросано множество, каждому припасены берега, на которых будет ему (ей) хорошо и уютно.

Всякий отправляется на поиск островов по разным причинам, а кого-то порой и заставляют искать. Помните, у одного из изгнанных Поэтов:

 

«Не следует настаивать на жизни

страдальческой из горького упрямства.

Чужбина так же сродственна отчизне,

как тупику соседствует пространство».

 

Но есть и те, кого устраивает все вокруг, зачем что-то еще искать. Не нужны им Острова - будь благословенны счастливые люди!

Да, разны причины поисков. К примеру, не было бы у меня тогда повода душевного свойства, может, я отправился бы на поиски, потому что суждено мне было родиться и жить у когда-то прорубленного на сырых болотах окна в Европу. Обустроено это окно так, что ни словами сказать, ни в сказке описать: город, пристроенный к окну, настолько замечателен, прекрасен, завораживает своим видом даже тех, кто в нем живет и привык к нему. Нет места очаровательнее. Но…. Но из этого болотного окна тянет влажным холодным воздухом, солнце в него заглядывает редко, дожди затяжны и холодны, ветра сильны и пронизывающи, а небо серо и низко, и большую часть года дни коротки, а ночи темны. Ни на что и никогда не променяю я этот город с его тяжким климатом, но порой так хочется вырваться на океанский берег, на яркий и теплый свет, туда, где нет раскисшего грязного снега, где теплый ветерок быстро разгоняет порой налетающие грозовые тучи, где солнце стоит высоко, где…. Ну, вы понимаете.

Вот и в этот декабрьский день, стоя в ожидании троллейбуса у подножья устремленного в небеса, сереющего в вечерних сумерках своим величием Исаакия, пронизываемый ветром с Невы, прищуривая глаза от сырых хлопьев смеси воды и снега, я в который раз устремился на свои Острова.

Я зажмурился,..)

 

…и вот я уже в холле гостиницы, где меня ждало начало истории Острова Светлый.

 

Удивительно было то, что история, которую хочу вам рассказать, была связана, прежде всего, с человеком, не являющимся коренным жителем Светлого. Более того, он посетил Остров в первый и единственный раз. Но случилось так, что его короткое пребывание здесь совпало по времени с моим ожиданием троллейбуса, и случайно мы выбрали с ним одну гостиницу – «Голубая Лагуна».

Весь мой рассказ построен на той информации, которую я получил от упомянутого человека, от нескольких незнакомых мне ранее, а также моих давнишних знакомых, живущих на Светлом.

Начнем с первого дня пребывания на Острове нашего героя, который звался – Карл.

Время для посещения он выбрал не очень удачно, если судить об этом с точки зрения обычного туриста, любящего палящее солнце, теплую океанскую воду и шумные вечера. Появился Карл на Острове в самом конце декабря и, конечно, встречен был порывами теплого, пропитанного ароматом океана ветра и редким дождем, прохладой океанской воды, пустотой улиц, закрытыми ставнями магазинов, обычно торгующих пляжными принадлежностями, скучающими официантами, дремлющими в машинах водителями такси и читающими толстые романы портье.

Ступил он на Остров с трапа знаменитого парома.

Позже, при наших беседах, он восхищался созданным сочетанием старинных колес с широкими лопастями и современными, удобными каютами, оборудованными по последнему слову техники и дизайна.

Но прежде чем ступить на Остров, он перенес утомительный, длительный перелет с материка на Центральный Остров, переезд на автобусе из аэропорта Города на побережье, ожидание парома, а затем и качку, сопровождавшую его весь путь от Центрального до Светлого.

Впервые я увидел Карла в холле гостиницы, где я сидел, листая местную еженедельную газету и с нетерпением ожидая скорого ужина. Вновь прибывший постоялец подошел к стойке портье. Вид у него был потрепанный: намокшие поля шляпы обвисли, пиджак на спине от долгого сиденья в мягких креслах напоминал морскую рябь при легком ветре, галстук ослаблен, на брюках несколько пятен, оставленных во время полетного завтрака и морского обеда, как следствие турбулентности, качки и тесноты. На вид ему было лет сорок пять-сорок семь. Круглые очки в тонкой проволочной оправе и растрепанные длинные светлые волосы придавали его внешности легкий творческий оттенок.

Как выяснилось позднее, он имел непосредственное отношение к творчеству – работал журналистом. Самое удивительное, что журналистом он работал в одной из принадлежавших ему газет. После недавней кончины его матери он унаследовал довольно солидное предприятие, владевшее тремя газетами и одним ежемесячным журналом.

- Понимаете, - объяснил он мне во время одного из наших совместных обедов, - как выяснилось, склонности к руководству бизнесом у меня нет совершенно. Абсолютно! Хорошо еще, что выяснилось это давно, когда моя мать еще была способна сама вести дела. Вот она была совершенным механизмом для бизнеса, все время голова была занята делами, все помнила, все считала мгновенно. А я оказался каким-то несобранным, как она говорила – ветер в голове. Когда здоровье ее стало уходить, она вынуждена была взять управляющего, вместо того, чтобы меня посадить в это кресло. Как мне повезло, что чаша сия меня минула! Сейчас управляющий тот же, что был и при жизни мамы. Поэтому я работаю, как обычный сотрудник газеты, получаю у этого управляющего зарплату, а периодически выслушиваю его отчеты о деятельности компании. Такой парадокс.

Ситуация, действительно, была нестандартная.

- Мама болела долго и последние годы вообще уже не выходила из дома. Поначалу-то она периодически выезжала в офис, а в последнее время только могла принимать управляющего дома.

- Вы ему доверяете?

- Вполне. Он проверен несколькими годами, и самое важное - был проверен моей матушкой. А пройти проверку у нее, я вам скажу, дело сложное. В нашем округе человек, который придет устраиваться на работу и предоставит рекомендации, полученные от матушки, может рассчитывать на место практически стопроцентно.

Карл оказался словоохотливым и откровенным собеседником, как, впрочем, и большинство людей, путешествующих в одиночестве. Они охотно рассказывают о себе случайным знакомым, с которыми, вероятнее всего, больше никогда не встретятся и с которыми не имеют общих знакомых.

Официант принес кофе, и мы с Карлом закурили. Я был в благодушно-сытом состоянии, торопиться мне было некуда, собеседник был приятный, и я задал ничего не значащий вопрос, так для поддержания беседы:

- Карл, вы выбрали странное время для посещения Острова. Вы любите проводить отпуск в номере? Сезон дождей не позволит вам насладиться прогулками или экскурсиями.

И неожиданно этот пустой вопрос открыл для меня дверь в историю пребывания Карла на Острове. Предисловие к этой истории прозвучало так:

- Это нельзя назвать отпуском. Это скорее исследование или расследование. Даже не знаю, какое слово приемлемо в данной ситуации. Моя матушка перед кончиной дала мне некое поручение. Даже не поручение, скорее просьбу. Видите ли, я плохо помню своего отца. Он исчез из моей жизни, когда мне было года четыре. Исчез однажды и навсегда…

 

И действительно, Карл никогда не испытывал нежных чувств по отношению к отцу, а точнее он почти никогда о нем не вспоминал. В его детских воспоминаниях не сохранилось четкого образа этого человека, он никогда не интересовался, где отец, что с ним, точно также как и отец не интересовало где Карл и его мать, что с ними. Видимо, поэтому почти никогда Карл с матерью не говорили об отце, если не считать того последнего разговора незадолго до ее кончины.

Когда в детстве Карл пытался несколько раз выяснить у нее, куда делся отец, она уходила от разговора, отвечала, что ничего об этом не знает.

При последней беседе мать неожиданно сама заговорила на эту тему. По ее сведениям, отец уехал на Острова в поисках темы для своего будущего романа.

- Подай полотенце, - как всегда командным тоном сказала мать.

Карл протянул ей полотенце.

Она обтерла выступивший на лбу пот и опять откинулась на высокие подушки. На секунду прикрыла глаза, тяжело вздохнула и продолжала:

- Я всегда чувствовала вину перед тобой, Карл. Я считаю, по моей вине ты был лишен мужского начала в твоем воспитании.

- Ма…

- Не перебивай. Я, конечно, старалась заменить тебе и отца.

Это было действительно так. Несмотря на постоянную занятость бизнесом, она всегда выкраивала время для Карла. Пока он был маленьким, принимала участие в его играх и развлечениях, учила стрелять в тире, плавать в бассейне, кататься на велосипеде, а позже и на мотоцикле, играла с ним и его приятелями в футбол.

Карл так и не знал, были ли в ее жизни мужчины. По крайней мере, ни один из них не оставался в доме на ночь, и не было ни одной ночи, которую бы она провела вне дома в те годы, пока Карл жил с матерью.

Вся ее жизнь была заполнена сыном и работой или работой и сыном, правильно расставить приоритеты Карл не мог.

- Моя вина, я это поняла только недавно, в том, что всю жизнь я пыталась всех вокруг заставить думать и действовать так, как это бы делала я. Может быть даже и хорошо, что мне не удалось слепить из тебя свое подобие. Оборачиваясь на прошедшие годы, я начинаю сомневаться в правильности выбранного пути. Пути к достижению некой цели, созданию своей маленькой империи, которая со временем начала не давать радость жизни, а отнимать возможность пользоваться этими радостями. Империя отнимала время и силы, которые можно было бы использовать, может быть, не так выгодно, но зато… - она задумалась, казалось, даже впала в забытье.

Карл сидел молча, боясь пошевелиться.

С малолетства его мать воспитывали как будущую наследницу бизнеса. Воспитание строилось на постулате, что будущее их семьи зависит от ее упорства, ее заинтересованности и способности взвалить на свои плечи тяжесть руководства семейной империей (так называл их предприятие ее отец, хотя, по мнению матери Карла – это было преувеличением, но звучало красиво). Этой высокой цели было посвящено ее образование, постоянное участие в обсуждении проектов, изучении структуры бизнеса, знакомство с партнерами и сотрудниками. И из девочки, практически лишенной возможности проводить время в детских забавах, к последнему курсу Университета сформировался целеустремленный, волевой, дисциплинированный человек. Именно в это время она и познакомилась с будущим отцом Карла - Марком, работавшим корреспондентом в одной из местных газет.

- Это было как помутнение рассудка, - вздохнула мать. - Моя размеренная жизнь покатилась в тартарары. Время полетело со скоростью света, все сконцентрировалось на нем, на нашем взаимном притяжении, на нашей любви. Так промелькнуло пять лет, и рассудок постепенно вернулся в нужное русло. За это время я успела выйти замуж за твоего отца и родить тебя.

Возвращению рассудка очень способствовал отход от дел деда Карла, который начал болеть и угасать. Мать вынуждена была посвятить все время удерживанию на плаву семейной фирмы, а отец Карла продолжал прибывать в эйфории от свалившейся на него любви, семьи и лучезарной мечты написать роман, который прославит его на весь свет. Но роман не ладился, а постоянное отсутствие мужа в реальном мире начало не на шутку раздражать супругу, ставшую молодой управляющей.

Начался разлад. Она постоянно требовала от мужа спуститься на землю, думать о деле, ставя в пример свою целеустремленность, он замыкался, не понимая или не желая понимать, что от него требуют: «Я ведь не родился деловым человеком и никогда не стремился им стать – я другой, из другого теста. Неужели ты не понимаешь?»

Так продолжалось, пока он не объявил о своем решении - уединиться на Островах и заняться всерьез романом, несовместимым с постоянными упреками.

- Он уехал, - мать замолчала, прикрыв глаза.

Через минуту она опять посмотрела на Карла:

- Уехал навсегда. Одно письмо, мол, добрался до Острова Светлый и считает, что нам надо пожить некоторое время отдельно, что это может пойти на пользу нашим отношениям. Больше ни одной весточки за все эти годы. Он не смог простить мне мое непонимание!

 

Карл вздохнул, сделал глоток остывшего кофе и, подняв на меня свой печальный взор, промолвил:

- Вот так это было. Я имею в виду, наш, пожалуй, единственный за всю жизнь разговор с матерью об отце. Ее не стало несколько лет назад. И вот, наконец, я решился приехать сюда, попытаться найти его, понять, что с ним, что увлекло его на эти Острова. Хотя я не уверен, что это кому-то надо. И нужно ли это мне самому? А самое главное, нужно ли это моему отцу?

 

Начал он свои поиски с беседы с представителем власти.

Вместо привычного полицейского участка, офис шерифа занимал всего пару комнат на первом этаже жилого дома на небольшой площади на южной окраине города. Никаких патрульных машин у входа, ни толпы полицейских на крыльце, нет даже дежурного офицера. Входная дверь вела непосредственно в кабинет шерифа, где за столом, подперев кулаком щеку и печально глядя на чашку с остывшим кофе, сидел молодой рыжеволосый человек в темном костюме и белой рубашке с ослабленным галстуком.

Услышав скрип входной двери, он неспешно оторвал взгляд от черной жидкости в чашке и поднял его на Карла.

- Доброе утро, - приветствовал Карл хозяина кабинета.

- Это сильное утверждение, - с сомнением ответил молодой человек. – Чем могу быть полезен? – он приложил ладонь ко лбу и со вздохом откинулся на спинку кресла.

- Меня зовут Карл Милтон.

- Фрэнк Литл.

- Очень приятно. Мне нужна помощь в поисках одного человека.

Вкратце Карл изложил цель своего приезда.

Рыжеволосый опять навалился грудью на край стола, отхлебнул из чашки, зажмурился, открыл глаза и наконец ответил вопросом:

- Вы хотите найти человека, который приехал сюда сорок лет назад, и с этой целью расспрашиваете меня?

- Да.

- Память у меня хорошая, но она не обладает способностью помнить то, что произошло до моего рождения.

- Может у вас есть какие-нибудь архивы?

- О чем? Обо всех туристах? Вас, когда вы сюда приехали, как-нибудь фиксировали? Вы, в лучшем случае, помахали паспортом перед носом таможенника и все. В какой архив, по-вашему, могло попасть великое событие вашего приезда? – парень насмешливо смотрел на Карла.

- Извините, - Карл повернулся к двери.

- Да ладно, не обижайтесь. Просто вчера была свадьба у сестры. В голове до сих пор звенит. Это уже третья, - он кивнул на стоявшую на столе чашку. - Вам надо поговорить со стариком Петом. Он был здесь шерифом, по-моему, со дня сотворения мира, да и народу сюда в те годы не так много приезжало. Может, он сможет вам помочь. А еще можете съездить в район старых гостиниц.

- А что это?

- Место на берегу второй части острова, где стоят старые деревянные гостиницы. Отели, в которых теперь останавливаются туристы и вы, в том числе, появились в последние десятилетия. Раньше отдых тут был более «диким». Короче, расспросите Пета, а потом заходите, я вас смогу проводить к старым гостиницам, - и Литл протянул Карлу листок бумаги. - Это адрес Пета.

- Спасибо.

 

Такси остановилось напротив указанного в листочке дома – одноэтажного деревянного строения с давно некрашеными стенами. И хотя дорожка к крыльцу была аккуратно подметена, само крыльцо было заляпано грязью, принесенной, видимо, с раскисшего под дождем берега небольшого пруда, на берегу которого и располагался дом.

Карл постучал в стеклянную дверь, завешенную изнутри непрозрачной занавеской.

В ответ тишина.

Карл еще раз постучал.

- Что вы хотите?

Хозяин появился за спиной гостя, выйдя из-за угла дома.

Пет оказался грузным стариком с морщинистым загорелым лицом, спутанными седыми волосами и колючим взглядом, с подозрением изучавшим Карла. Накинутый на плечи длинный черный плащ был забрызган грязью, в руках лопата.

- Мне посоветовал обратиться к вам шериф.

- Ну, и?

- Мне нужна справка об одном человеке, который приезжал на остров около сорока лет назад.

- Имя?

- Меня зовут Карл.

- Имя человека?

Карл назвал имя своего отца.

- Не знаю, такого здесь не было, - без запинки ответил Пет и, пройдя мимо Карла, открыл дверь.

- Подождите, - воскликнул Карл, - быть может, вы посоветуете, к кому еще обратиться?

- Нет. Такого на острове не было, - и дверь захлопнулась перед носом у Карла.

 

Поведав мне за завтраком на следующее утро о своих первых неудачах, Карл сказал, что собирается опять навестить шерифа Литла и попытать удачу в районе старых гостиниц. Я вызвался сопровождать его, потому что давненько не встречался с Литлом, никогда не был на второй части острова, да и заняться мне особо было нечем.

 

Пытаясь укрыться зонтами от крупных, веселых капель теплого дождя, мы отправились в офис шерифа. Несмотря на ранние часы на город опустились сумерки – низко нависшие тяжелые тучи не пропускали солнечные лучи. Но пока мы добирались до Литла, налетевший ветер очистил небосвод, и лужи засверкали, отражая яркие лучи. Свойственная для острова перемена погоды – только здесь можно в течение десяти минут вымокнуть под дождем и обгореть под солнцем.

Над лужами поднимался легкий туман от испаряющейся воды.

Литл поджидал нас, покуривая около дверей участка. Помахал нам рукой еще издали, указал на свою машину.

Вел он автомобиль неспешно, выдыхая дым в приоткрытое окно и расспрашивая меня, где я был в последние месяцы, что видел, что слышал.

Выезжая из города, мы миновали дом Пета, на крыльце которого стоял хозяин, провожавший нашу машину тяжелым взглядом.

За городом дорога повела нас вдоль побережья, отгороженного низким густым кустарником, призванным защищать полотно дороги от песчаных заносов в период ветров. Слева тянулись ряды холмов почти без растительности.

Остров Светлый, по сути дела, состоит из двух (Южного и Северного), практически, равных по площади островов, соединенных узкой вытянутой полоской суши, которую здесь называют – Коса.

Изначально первые поселенцы освоили Южный, который имел более богатую растительность и плодородные земли. Северный же был более каменист и гол. Так было долгие годы, но вот неожиданно несколько десятилетий назад начался строительный бум на Северном. Заполнились его берега современными отелями, изрезали его поверхность широкие асфальтовые дороги, а рядом с отелями постепенно вырос многолюдный, шумный город. Жизнь на Южном замерла, и стал он скромно называться «районом старых гостиниц», который я и должен был впервые посетить.

 

(Я приоткрыл глаза. Вовремя – подъехал троллейбус и я, стряхивая с куртки мокрые хлопья, забрался в него.)

 

Мы выехали на Косу. В этой части она была совсем узкой, и можно было с обеих сторон дороги видеть океанскую поверхность. Но постепенно Коса расширилась, и теперь вода иногда только мелькала между деревьями то слева, то справа, а порой и вообще ее было невидно.

- Посмотрите, - Литл махнул рукой, - сейчас будем проезжать Танцующий лес.

И действительно, за окном появилось чарующее взгляд буйство природы: стволы замерли в безумном танце, кланялись друг другу, приглашая, плавно гнулись в вальсе, изгибались в танго, шли вприсядку, заплетались, образуя круги в бешеном брейк-дансе, вырывали из земли корни, следуя ритму рок-н-ролла… Потрясающее зрелище!

Танцующий лес сменился низкорослыми, чахлыми сосенками на покрытых седым мхом осколках скал, дорога, петляя, стала забираться в гору. На вершине Литл остановился, и мы вышли на обочину.

Сзади, как на ладони, лежал город Северного, слева и справа – бескрайний океан, а впереди затененный кронами вековых деревьев – Южный.

- Как вам вид? – самодовольно спросил шериф.

- Сумасшедший вид! – не скрывая восхищения, воскликнул Карл.

- Ради такой панорамы стоило сюда ехать, - согласился я.

Еще немного полюбовавшись, мы сели в машину и продолжили путь по Косе, наблюдая меняющуюся за окном природу: вот хвойный лес, похожий на наш Карельский перешеек, вот высоченные лиственные деревья со стволами необъятной толщины, вот луга с летящими по ним изящными ланями, вот густой кустарник с протоптанными в нем кабаньими тропами.

Дорога становилось все более неровной, асфальт потрескался, кое-где вздыбился корнями, а потом вообще сменился брусчаткой, перед лобовым стеклом стали проплывать клочья тумана, становясь с каждой минутой все крупнее, пока мы не въехали в сплошной туман, как в молоко нырнули. Литл сбавил скорость. Еще несколько сот метров, и мотор, чихнув пару раз, заглох. Все погрузилось в полную тишину.

Попытки шерифа оживить машину ни к чему не привели.

- Ладно, господа, тут уже недалеко, придется прогуляться, - подвел он неутешительный итог своим усилиям.

Оттолкав машину на обочину, мы продолжили путь пешком, нырнув в туман.

Тишину стали нарушать звуки, доносившиеся с разных сторон. Вот слева послышался цокот конских копыт, похоже, всадник куда-то торопился. Следом проскрипели колеса повозки, сопровождаемые неспешной беседой, слов которой было не разобрать. Справа донесся печальный звук аккордеона, мелодия была очень знакома, но названия я вспомнить не смог, хотя перед мысленным взором возникли узкие улочки Монмартра. Где-то далеко впереди стали слышны команды, сопровождаемые скрипом снастей. Донесся перезвон колоколов.

Туман рассеялся неожиданно. Мы стояли на окраине городка, а может не городка, а района старых гостиниц.

- Пришли, - облегченно констатировал Литл. – Нам в ту, - он махнул рукой на двухэтажное деревянное здание, притаившееся под сенью раскидистого дуба.

Мы свернули с брусчатки на гравийную дорожку, прятавшуюся между клумбами роз, тюльпанов и еще каких-то цветов, название которых я не знал. Сопровождаемые смесью сумасшедших ароматов мы подошли к широкому деревянному крыльцу-террасе гостиницы, заставленному плетеными креслами, на некоторые из которых были накинуты пледы с кистями. Над крыльцом нависал, опираясь на облупившиеся колонны, балкон с резными перилами.

Обе створки входных дверей распахнулись одновременно, и нам навстречу вышел пожилой мужчина в синих джинсах, клетчатой рубашке с засученными рукавами и черной бейсболке, одетой козырьком назад. Он внимательно осмотрел нас и спросил:

- Чем могу служить?

- Франко, ты не узнал меня? – удивленно воскликнул Литл.

Мужчина прищурился, достал из кармана рубашки очки, нацепил их на нос и улыбнувшись ответил:

- Извини, Фрэнк, все не могу привыкнуть к своему возрасту, пытаюсь не обращать внимания на неудобства связанные с ним, - он рассмеялся, отступил в сторону и сделал рукой приглашающий жест.

Мы вошли в холл, в глубине которого была стойка администратора.

- Франко, прежде всего, хотелось бы кофе и по бокалу твоего знаменитого вина. А потом уже все дела и разговоры, - говорил Литл, увлекая нас к стоящему в углу столику, - будь любезен, не дай путникам умереть от жажды.

- Сейчас Фрэнк, сейчас. Усаживайтесь. Вы с ночевкой? Надо будем распорядиться, чтобы Анна приготовила вам комнаты.

- Франко, мы еще не знаем. Мы по делу, все зависит от него.

- Хорошо, не спешите с решением, располагайтесь.

Мы расселись, оглядываясь.

Холл видимо использовался и как ресторан. Несколько столиков, рояль на невысокой эстраде в окружении кованых подсвечников, на стенах картины с пейзажами Косы, в простенке между окнами стеллаж с бутылками и бокалами.

Неожиданно резко со стороны стойки администратора прозвучал громкий телефонный звонок. Я даже вздрогнул, так все вокруг не вязалось с достижениями современной техники.

Франко снял трубку и громко сказал:

- Pronto.

Послушав секунду, ответил:

- Да, здесь.

Еще через мгновение:

- Не знаю, не говорили.

Потом молчал дольше, а перед тем, как повесить трубку, сказал:

- Хорошо, приезжай.

Франко скрылся за дверью возле стойки.

- Как в прошлые века попали, - нарушил молчание Карл, - все такое старинное.

- Старое, - поправил Литл, - никто теперь сюда не ездит. Все туристы на Северном, тут все в упадок приходит. Вот только старики по привычке держатся за родные места. Не понимаю, на что они живут.

Вернулся Франко, внеся с собой прекрасный аромат свежезаваренного кофе. Он расставил перед нами чашки и граненые бокалы, а на середину стола водрузил глиняный кувшин и большую ракушку в качестве пепельницы:

- Прошу, - слегка поклонился и удалился.

Литл разлил по бокалам рубиновое вино. Я сделал маленький глоток, терпкий напиток был прекрасен, хотелось закрыть глаза и ничего не видеть и не чувствовать, кроме этого божественного вкуса.

Видимо, не только я был утомлен пешеходной прогулкой. Мы молчали, сидели, потягивая вино, неспешно куря, наслаждаясь тишиной и покоем.

Скрипнула входная дверь, и в холл вошел Пет. Он сел за столик у входа, оперся на него локтями и устремил на нас свой тяжелый взгляд. Дольше всего он рассматривал меня, будто пытался изучить каждую морщинку на моем лице.

Так прошло несколько долгих минут, наконец, Пет поднялся и, тяжело ступая по скрипящим под его весом доскам пола, подошел к стойке, взял стоявший на ней колокольчик, позвонил.

Появился Франко. Они некоторое время о чем-то шептались с Петом, после чего старый шериф, молча кивнув нам на прощение, вышел на улицу, а Франко, широко улыбнувшись, громко сказал:

- Va bene, signori! Теперь все просто отлично, я приготовлю вам комнаты, у нас будет ужин.

Приветливо помахав нам рукой, он опять скрылся за дверью у стойки.

Мы недоуменно переглянулись.

- Не обращайте внимания, - успокоил нас Литл, - Пет странный тип, сколько лет его знаю, а все равно порой не понимаю его поведение, особенно, когда разговор о районе старых гостиниц заходит. У стариков вообще много закидонов, кто их разберет. В былые времена Пет был большим человеком.

- В каком смысле? – спросил Карл.

- Он был шерифом, а еще и лучшим другом губернатора Светлого. Тогда все жили на Южном, администрация тут располагалась и офис шерифа. На Северном вообще не души, пожалуй, только рыбаки там баркасы держали, да охотники забредали. Так вот, есть такой слух, в который все верят, что именно Пет уговорил губернатора начать развитие Северного. Я этого, кончено, не помню, я еще и в проекте тогда не был. Это было как раз в то время, когда здесь мог жить ваш отец, - кивнул Литл Карлу, - давно, одним словом. Не знаю, чем уж так убедил Пет губернатора, но тот бурную деятельность развернул. Инвестиции бешеные привлек, землю Северного, практически, бесплатно предоставлял. Такой бум инвестиционный устроил, что Северный буквально за пару лет застроили, порт огромный отгрохали, отели, хотели, говорят, даже аэропорт построить, но тут Центральный встал на дыбы. Не хотели конкуренции и потери денег. С аэропортом не вышло, все так и летают через Центральный, а к нам и на остальные острова архипелага на паромах. Одним словом, пара-тройка лет все изменили: Северный – центр туризма, а тут умирание. Не понимаю, как они еще тут держатся. А самое странное, знаете что?

- Не томи, Фрэнк, - поторопил я его.

- Они тут, на Южном, все того губернатора боготворят, а Пета во всем слушаются.

- Да, странно, - удивился Карл, - он же погубил их бизнес.

- Погубил-то, погубил, но, - Литл встал, - вон посмотрите, в каждой гостинице висит портрет того губернатора, - Фрэнк указал на стойку администратора.

Я поднялся и подошел к стойке, за ней над ячейками с ключами висел портрет молодого мужчины: ранние залысины, тонкие усики, глубоко посаженные глаза, ах, какие глаза – сколько в них души и сострадания. Я долго не мог оторвать взгляд от портрета губернатора.

- Кто же написал такой чудесный портрет? – спросил Карл.

- Кто-то из постояльцев гостиницы «Оттенки». Она тут через одну от этой.

- А наша тоже имеет название? – это уже я.

- Конечно. Тут все они имеют названия. Наша называется «Блюз».

В холл вошла женщина. Темные волосы собраны в тугой узел на затылке, глаза суровые, черты лица тонкие, неулыбчивые, платье строгое, до пят.

- Привет, Анна, - приветствовал ее Литл. – Как поживаешь?

- Спасибо, Фрэнк, все хорошо. Как у тебя дела?

- Спасибо, тоже в порядке. Сестру замуж выдал на днях.

- Передай ей мои поздравления. Господа, - повернулась она к нам, - ужин будет подан через два часа. Сейчас я покажу вам ваши комнаты. Можете располагаться.

- Нам и располагаться-то особенно не надо, - улыбнулся я ей, - не думали ночевать, даже вещей с собой не взяли.

- Не волнуйтесь, все необходимое вы найдете в комнатах. Прошу вас следовать за мной, - и она пошла в сторону лестницы скрытой за кадками с пальмами.

Я усмехнулся, не удивился бы, если среди этого «всего необходимого» для меня были приготовлены длинная ночная рубашка и колпак, так все вокруг не вязалось с двадцать первым веком.

После осмотра комнат, мы встретились в коридоре второго этажа.

- Какие планы или желания? – спросил Литл, чувствуя себя в роли гида.

- Я бы прилег отдохнуть, - ответил Карл.

- А я бы прогулялся, - я выглянул в окно, за которым уже давно стемнело.

- Вас проводить? – спросил Фрэнк.

- Нет, спасибо. Я поброжу один, люблю вечерние прогулки.

И мы расстались.

 

На улице уже было совеем темно. Редкие неяркие фонари, возвышавшиеся у входов на участки гостиниц, не могли рассеять наступавшую на остров ночь. Мне больше помогала полная луна, всплывшая над верхушками деревьев, а звук волн, накатывавшихся на берег, помог выбрать направление. Шум океана ни в какое сравнение не идет с шумом моря. Такого количества низких нот никакое море не даст!

Я вышел на пляж, скрипя мелким песком. Лунная дорожка убегала далеко, к горизонту, туда, где в этот момент…

 

(Я вышел из троллейбуса на Площади Восстания и устремился к метро. Снег или то, что можно было назвать снегом, прекратился, о нем напоминало лишь хлюпанье под ногами. Но вот и метро, эскалатор, я не мог надолго зажмуриваться, чтобы не пропустить момент схода с него, поэтому вид лунной дорожки постоянно сменялся мокрым пальто, стоявшего впереди меня, мужчины. Наконец я все же достиг вагона, прислонился к двери напротив той, которая будет открываться на каждой станции, и с облегчением зажмурился.)

 

В этот момент уединенность моей прогулки была нарушена.

У недалеко расположенного причала взревел мотор, зажглись фары, и огромная фура, смешивая аромат цветов и леса с запахом солярки, отъехала в сторону Косы. На причале продолжалось какое-то движение, были слышны голоса, но вскоре все стихло. Однако, настроение уединения было нарушено, я развернулся и повернул прочь от берега, прошел в гостеприимно распахнутые кованые ворота и оказался на кладбище. Веселенькая прогулочка!

Мое внимание привлек огромный обелиск в виде обломка скалы, который возвышался на фоне подсвеченного луной ночного неба прямо напротив входа.

Подойдя ближе, я сумел различить крупные буквы, выбитые и чуть подкрашенные серебристой краской на отполированной части камня:

 

«Я счастлив, что решился ступить сюда, где роману между моей жизнью и моей фантазией было суждено родиться, а я смог стать его свидетелем и писарем».

 

Странные эпитафии приняты на этом острове.

Я вернулся на пляж, а оттуда в гостиницу.

Когда я вошел в холл, он был уже наполнен людьми: кто-то сидел за столиками, кто-то толкался у стеллажа с бутылками, молодой человек, взобравшись на эстраду, перебирал клавиши рояля, очень медленно подбирая мелодию «Summertime». Под потолком горели свечи, воткнутые в отверстия деревянных колес от телеги. В холле стоял гомон, который утих, как только я переступил порог, молодой человек закрыл крышку рояля.

- Дамы и господа, прошу занимать места, мы все теперь в сборе, - провозгласил Франко, - Начинаем наш ужин. У нас сегодня новые гости. Прошу любить и жаловать: Фрэнка вы все уже знаете, Карл, - Карл, стоявший у стойки, оказался в центре внимания, - прошу знакомиться, это сын героя Романа.

Карл оторопело посмотрел на Франко:

- Что вы имеете ввиду? – но его вопрос потонул в аплодисментах.

- Всему свое время, молодой человек, - Франко поднял руку, требуя не перебивать его. – И вот опоздавший, его зовут Вадим. Он, как и большинство из вас, сам нашел Острова. Это было сегодня подтверждено Петом. Знакомьтесь дамы и господа. Прошу рассаживаться.

Опять возник шум: двигались стулья, шелестели накрахмаленные юбки, шаркали подошвы, звучали извинения и благодарности…

Я с изумлением огляделся. Свободных мест за разными столиками было ровно три.

Литл уверенно отправился к одному из них, а мы с Карлом стояли, как истуканы, не зная, что делать.

Появилась Анна, она взяла Карла под локоть и подвела к одному из свободных мест. Поклонилась сидевшим за столом, отпустила сопровождаемого и отошла.

Я не стал дожидаться распоряжений и решительно сел на оставшийся свободным стул, оказавшись за столом с двумя дамами, которым, на мой взгляд, было несколько за семьдесят.

Они вежливо улыбнулись мне, я в ответ поклонился:

- Вадим.

- Омалия, - одна из дам протянула мне руку в шелковой перчатке, внимательно глядя на меня сквозь стекла очков в тонкой золотой оправе из-под окантованных короткой вуалью полей достаточно фривольной шляпки.

Я, чувствуя себя идиотом, привстал и поцеловал протянутую мне руку.

- Вера, - отвлекла меня от этого занятия вторая соседка, в шляпке похожей больше на чалму, из-под которой, будто случайно, выбивалась аккуратно расчесанная седая челка, одним краем достигавшая левой тонко выщипанной брови.

Она протянула мне руку так, что ее оставалось только пожать.

Тем временем, между столами сновали Франко и Анна, расставляя перед гостями высокие бокалы с шипучим аперитивом.

- Откуда вы юноша? - спросила Омалия.

На секунду забыв о более пятидесяти прожитых мной лет, я ответил:

- Из Санкт-Петербурга. Это в России.

Вера недовольно хмыкнула:

- Неужели вы считаете, что мы не знаем где этот город?

- Простите, - я чувствовал себя не в своей тарелке. Кто они, как с ними себя вести?

- Я не расслышала, как вас зовут? – Вера повернулась ко мне левым ухом.

- Вадим.

- Спасибо. Запомню

- Вы действительно имели честь сами найти Острова? – опять вопрос от Омалии.

- Да. Это было давно. Мне тогда было чуть более двадцати, но искать начал еще в детстве.

- Вам это помогло?

- Да. Я нашел то, что искал. Я тогда нашел в этом комфорт.

- Фи! Какое плохое слово, если вы об Островах!

- Я нашел душевный комфорт, - поправился я, хотя меня коробило от моей же высокопарности.

- Это другое дело. Но согласитесь, это обрекло вас на одиночество?

- Почему?

- Вы меня об этом спрашиваете? Если вы не поняли, то я не о том, что вас никто не окружал, что вы ни с кем не общались, я о другом. Теперь вы меня понимаете?

- Не совсем, - покривил я душой, хотя, не то чтобы смутно, но не достаточно четко понимал ее, но, скорее всего, соглашался с ней.

- Странно. Вы художник?

- Нет.

- Музыкант?

- Нет.

- Поэт?

- Нет.

- А-а-а, писатель.

- Нет. Я просто иногда записываю, то, что мне видится, то, что чувствуется. Но это так, я бы сказал, несерьезно.

- Вы еще молоды, - я мысленно усмехнулся, - у вас еще многое впереди, а раз вы умудрились найти Острова, то когда-то это несерьезное еще имеет шанс стать серьезным. Хотя может оказаться простым пшиком. Но согласитесь, найдя Острова, вы стали одиноки?

- Я не очень вас понимаю.

- Вам стало, как вы это назвали, комфортно самому с собой, вы закрыли те двери, через которые иные могли бы нарушить ваше одиночество, ваш мир.

- Ну, не знаю.

- Вас разве не раздражает, если в момент, когда вы на Островах, кто-то хочет достучаться до вас?

- Пожалуй.

- Вот я об этом и хотела узнать. Но не жалейте, найти Острова – это великое блаженство, порой оно стоит упущенных разговоров и общений, - она мечтательно улыбнулась, крутя в пальцах ножку бокала.

Моего локтя коснулись пальцы Веры, которая до этого, казалось, скучая, разглядывала гостей за другими столиками:

- Вадим, видите, я запомнила ваше имя, а это правда, что ваш спутник – Карл – сын героя Романа?

- Я вас не совсем, вернее совсем не понимаю. Какого романа, какой герой. Единственно, что мне известно об отце Карла – это то, что его зову Марк, и есть версия, что он приезжал на Светлый более сорока лет назад.

Вера на несколько секунд замерла, потом встрепенулась, даже было впечатление, что хотела встать:

- Марк? Вы в этом уверены? – она сжала мой локоть.

- Так мне Карл говорил. Мы с ним познакомились пару дней назад, я большего не знаю.

- Вера, успокойся, - похлопала Омалия ладонью по столу, - посмотри внимательно. Отстань от Вадима. Посмотри, напряги память.

- Что ты хочешь от меня?

- Посмотри на Карла. У тебя есть сомнения?

- Нет, - Вера опустила плечи, потупила взор, губы ее задрожали.

- Прекрати, только еще твоих истерик не хватало, - Омалия опять хлопнула по столу. – Сейчас подадут горячее, прекрати!

Она оказалось права, из дверей около стойки появились Франко и Анна с огромными подносами, над которыми поднимался пар, заполняя холл умопомрачительным ароматом неведомого мне блюда.

На какое-то время зал окутала тишина, нарушаемая лишь позвякиванием ножей и вилок о тарелки.

Вера успокоилась, увлеченная едой, но, тем не менее, Омалия не раз бросала на нее обеспокоенные взгляды.

Чтобы не возвращаться к болезненной для одной из моих соседок теме отца Карла, я, как только мы отодвинули от себя тарелки, задал Омалии очень интересующий меня вопрос:

- Кто такой этот Пет? Что он мог сегодня про меня подтвердить?

- Молодой человек, раз уж вас приняли в районе старых гостиниц, то вам надо это знать.

Я был заинтригован.

Омалия откинулась на спинку стула, внимательно глядя на меня сквозь стекла своих очков.

- Я попытаюсь объяснить, если вы сможете понять. Даже не знаю с чего начать. Видите ли, раньше все здесь жили и приезжали только на Южный.

- Да, я уже знаю об этом. Я уже слышал о губернаторе, портрет которого висит за стойкой.

- Молодой человек, вам не кажется, что вы ведете себя неподобающим образом? Вы нахватались обрывочной информации, потом задали мне вопрос, а теперь перебиваете.

Я не знал, надо ли мне встать перед тем, как извиниться, но на всякий случай привстал:

- Прошу простить.

- Бог с вами, прощаю, - она выжидающе посмотрела на меня.

Я растерялся, но заметив, что Вера тянется к своему бокалу, а бокал Омалии пуст, облегченно вздохнул и налил ей из кувшина волшебного местного вина.

- Благодарю. Так вот, когда все еще жили на Южном, здесь стали все чаще появляться те, кто сам нашел Острова, такие как вы. Точнее вы почти такой, как были они. Вам еще далеко до них. Вы еще способны подолгу не посещать Острова. Так вот, их становилось все больше, но туристов все равно было больше. И были случаи, когда те, кто сам нашел Острова, исчезали и больше не возвращались. Я даже не говорю о тех, кто оставался, их были единицы, я говорю о тех, кто появлялся, бывал, посещал, навещал, как вам больше нравится. Вот вы, вы часто посещаете Острова.

- Нет. Времени особо нет. Так от случая к случаю.

- Это естественно, вы же не писатель. Вы так, играете в писателя, так пытаетесь себя им представить, но, тем не менее, это неспроста, это не с каждым. Не каждый ради этой игры готов искать Острова. Редко, до обидного редко вы посещаете Острова, а на Южный вас вообще в первый раз допустили. Но представьте, что даже в редкие посещения вам бы было здесь неуютно, если бы вам мешали, к вам бы лезли с пустыми разговорами. Вас бы окружали люди, которые не понимают, зачем вы появляетесь на Островах, что вы здесь ищете, точнее, что вы здесь находите, ищете-то вы это постоянно и везде, но находите только здесь. Вам бы это понравилось? Нет. А значит, вы бы стали реже появляться на Островах, а значит, вы стали бы реже находить то, что вы только здесь можете найти. Это же так очевидно. Но очевидно это теперь, а тогда…. Тогда это понял только Пет. Это он пошел к губернатору, а тот был поэтом и художником. Пет объяснил ему, что Южный должен остаться только для тех, кто сам ищет Острова, потому что так уж устроен мир, что только на Южном они находят то, что ищут.

У меня уже голова шла кругом, но мне казалось, что я понимаю ее. Я с восхищением смотрел на человека, который так точно объяснял мне, зачем я с детства искал Острова и почему я всегда знал, что только в одном месте на земле есть, если оно вообще есть, то, что я ищу.

- Вы поняли, почему Пет разрешил вам здесь остаться?

- Нет.

- Он умеет узнавать тех, кто сам ищет Острова.

- Кто же он?

- Этого никто не знает, он шериф. Он создал на Южном такой заповедник для тех, кто сам ищет Острова. Они боготворят его за это.

- Вы говорили, что среди тех, кто сам ищет Острова, есть те, кто остается, а есть те, кто только посещает. В чем между ними разница?

- А это уже не подвластно понять даже Пету. Вот вы посещаете, многие посещают, а есть те, кто остается. Например, отец Карла, - она стала говорить тише, косясь на Веру.

- А он здесь? – тихо спросил я.

- Теперь уже навечно.

- То…

- Всему свое время. Это, прежде всего, надо Карлу, а не вам. Давайте дождемся времени. Сменим теперь тему.

- Хорошо.

- Может вас что-то еще интересует?

Я задумался.

- Вот вспомнил. Из другой области. Я гулял перед ужином и увидел на причале какие-то машины, корабль. Что это? Литл и вы говорили, что все теперь переместилось на Северный.

- Тут все просто. Это Гарри-контрабандист. Это его корабль. Он всегда поздно вечером, а то и ночью перегружает свой товар в эти ужасные, вонючие создания, все время забываю их название.

- Фуры?

- Да-да, у них даже название от «фу» происходит. Мерзкие такие сооружения.

- Но это же просто машины.

- Молодой человек, все же я предпочитаю людей.

- Этот Гарри возит контрабанду, и все об этом знают?

- Конечно. Он потомственный контрабандист. Конечно, все знают. Что ж в этом страшного. Молодой человек, на Архипелаге уже много десятилетий нет таможни, нет запрета на ввоз товара, нет денег за это, как они называются?

- Пошлины?

- Да, именно они. Гарри разгружает товар на эти, фуры, - она передернула плечами, - а они везут все это в порт на Северный, там проходят всякий, как это называется? Медицинский?

- Санитарный?

- Да, санитарный контроль и разгружаются на общие склады.

- Зачем же тогда контрабанда?

- Но вы же искали свои Остова, он тоже искал и нашел. Он загружает свою шхуну там, где и пароходы, которые доставляют товары к нам, но он идет по океану только по ночам, он разгружает только по ночам. Зато он чувствует себя контрабандистом. Это его жизнь. И здесь на Южном, только на Южном, никто в этом не сомневается, никто его не спрашивает: зачем? Здесь никого не спрашивают – зачем? Здесь все знают, если человек живет так, если он так чувствует, если он так видит жизнь и мир, то это его, и это отличает его от других, делает его индивидуальным. Раз так, значит ему так нужно, это его мир, его чувства, его понимание. Вам они могут нравиться или нет, но никто вам не дает права осуждать или подвергать их сомнению.

Я устал от информации, был измотан, но наслаждался своим присутствием на Южном. Мне было хорошо и уютно среди них, тех, кто нашел свой Остров.

На эстраду поднялся молодой человек с собранными на затылке в хвост длинными темными волосами. Он присел на табурет, взял в руки электрогитару, стоявшую у рояля на специальной подставке, тронул струну, и печальное «ми» заструилось между столиками, потом взял еще несколько нот, и холл заполнился блюзом, вытягивающим из самых удаленных уголков души чувства, которые мы порой так усердно пытаемся скрыть. Блюз метался между гостями, он пронизывал сердца, он скрещивал взгляды, он объединял порывы, он сплавлял нас в единое пространство музыки, являющейся самым чувственным искусством.

Вера, закрыв глаза, как в трансе качала головой, она была далеко от этого зала, музыка увлекла ее в то счастливое время, туда, куда возврата нет, если только не звучит Музыка.

Омалия с печалью смотрела на подругу, перебирая пальцами по столу, будто лаская невидимые струны.

А я унесся в те далекие годы, когда впервые испытал неземное чувство, впервые ощутив себя человеком, нашедшим свои Острова.

Гитариста сменил пианист, он играл Шопена. Публика, вынырнув из завороженного состояния блюза, вернулась к разговорам.

Принесли кофе.

Омалия и Вера о чем-то тихо беседовали. Я воспользовался случаем и, захватив свой бокал, пересел за столик Карла, где недавно освободил один из стульев выступающий в это время пианист.

Карл о чем-то беседовал с молодой женщиной. Увидев меня, он представил нас:

- Вадим. ВерОника.

Я приветливо кивнул, она ответила улыбкой.

- Вы здешняя? – спросил я.

- Нет, я из нашедших Острова. Я здесь художник.

- А там? – я неопределенно мотнул головой.

- Там нет. Там я не могу. Там у меня проблемы, у меня с детства болезнь, у меня дрожат руки, и я не могу держать кисть. Там я могу рисовать только мысленно. Только здешний климат позволяет мне реализовать свои мечты, здесь мои руки мне подвластны.

- Извините.

- Да, что вы! - рассмеялась она. – Это же прекрасно, что я могу мысленно рисовать, а здесь еще, когда посещаю, и вживую. Это дарованное мне счастье.

- Почему вы не остаетесь здесь?

- Там у меня больная мама. Если ее когда-нибудь не станет, я останусь здесь, на Южном. Я не могу больше мириться с неспособностью создать свою картину, я вижу ее, я ее чувствую, я живу ей! А вы музыкант?

- Нет, - усмехнулся я, - я никто.

- Но вы же из нашедших?

- Да, но, похоже, я не смог правильно применить свою находку.

- Вы посмотрите, что подарил Веронике столяр из гостиницы «Оттенки», - Карл вытащил из-под стола большой картонный коричневый пакет с ручками и потряс им над столом.

- Что это?

- Это, возможно, выход, - печально улыбнулась Вероника, - я не могу остаться на Островах, я могу только посещать. А Микель, это столяр из гостиницы, придумал механизм, который, возможно, сможет сдерживать дрожь моих рук, и, может, я смогу там тоже рисовать, - в ее глазах мелькнула надежда.

Я смотрел на нее с завистью. Человек готов преодолевать такие трудности для реализации своей мечты, а я не могу превозмочь обычную лень.

- Я так ничего и не понял про своего отца, - вдруг печально вмешался в мои мысли Карл. – Так и не понятно, был он здесь или нет, где он? Все какие-то намеки, а информации – ноль, - он отхлебнул вина.

- Карл, я думаю, вам все покажут и расскажут, - уверенно ответил я, вспомнив всезнайку Омалию.

Он, молча, смотрел в свой бокал, покачивая его в пальцах.

- Вероника, а вы откуда? - спросил я.

- Я из…

Она не успела закончить, или ее голос был просто заглушен аккордами фуги Баха, заставившими всех встрепенуться.

Аккорды стихли также неожиданно.

На эстраду поднялся Пет, которого в течение ужина я не замечал, считая, что старый шериф давно уже спит в своем домике на Северном.

- Господа и дамы, прошу минуточку внимания.

Он выждал наступления полной тишины.

- Сегодня Южный посетил сын героя Романа. Его зовут Карл, - Пет указал на наш столик. - Прошу приветствовать его. Он нашел в себе силы посетить Остров своего отца. Я решил, что он может знать судьбу своего отца. Карл, ваш отец – великий писатель. Он единственный из тех, кто, найдя именно наш Остров, стал нобелевским лауреатом. Мы горды тем, что он нашел именно наш Остров, тем, что мы были рядом с ним, тем, что мы были первыми читателями его романа. Мы жили жизнью героев его романа на всем протяжении создания этого произведения, мы не спали ночами, переживая за них, мы научились смотреть на мир глазами этих героев.

Карл встал:

- Господа, это какая-то ошибка. Имя моего отца никогда не было в списках лауреатов. Это какое-то недоразумение.

- Не волнуйтесь, Карл, ошибки нет, - Пет спустился с эстрады и подошел к нашему столику. – Ваш отец взял себе имя героя своего Романа, под этим именем знает его весь мир.

Я посмотрел в сторону столика, за которым ужинал, по щекам Веры катились слезы, она не пыталась их утереть, не отворачивалась, не стыдилась.

- Какое имя? – Карл говорил очень тихо.

- Его Роман называется «Как бы я чувствовал, если бы жил».

Господи! Во мне всколыхнулись те чувства, которые я испытал, впервые читая этот роман. Я прекрасно помню, что первые страницы вызвали у меня скуку, я даже думал бросить чтение, но по привычке, не бросать чтение, продолжил. Я сам не заметил, как для меня перестал существовать окружающий мир, как я всем своим существом погрузился в книгу, в то море ощущений, которыми она меня одарила. Я перестал быть собой, я забыл обо всем, я жил в этих страницах, с этими героями, я забыл всех, кто меня окружал, я не узнавал их, мне кажется, я перестал отражаться в зеркале…

Перелистнув последнюю страницу, я вынырнул в реальность, но не узнал окружающий мир, я уже смотрел на него глазами совсем другого человека, я родился во второй раз.

Да, именно тогда я начал более решительно искать свои Острова.

Карл был в полуобморочном состоянии, похожем на мое. Видимо, он читал роман, и теперь, как и я, от одного упоминания о нем попал в полную его завораживающую власть. «Уж не попытался ли ты, Карл, прочитав роман, как и я, взяться за перо не журналиста и писателя?» - промелькнула у меня мысль.

В зале стояла полная тишина, но вот всхлипнула Вера, по залу пронесся вздох.

- Карл, ваш отец умер в день издания Романа, у него не осталось душевных сил, он…, - голос Пета сорвался.

Старый шериф отвернулся и скрылся за дверью у стойки.

 

(«Станция Площадь Мужества», ворвался в мое сознание голос из вагонного динамика. Я открыл глаза и еле успел выскочить из вагона.

Одновременно выходили люди и из вагонов на другой стороне перрона. Мне навстречу шла молодая женщина с большим картонным коричневым пакетом с ручками.

- Вероника? – я остановил ее за локоть.

- Ой, Вадим, какая встреча! – она радостно улыбнулась. – Только здесь я не ВерОника, я ВеронИка.

Я не верил ни глазам, ни ушам.

- Это вы?

- Конечно, вот несу домой механизм от Микеля, хочу попробовать, - она подняла пакет к моим глазам, и я увидел, как дрожат ее руки.)

 

04-06 января 2016 года