Неудержимо, привольно лилась песня, усиленная и подхваченная каким-то, невесть откуда взявшимся эхом. Песня, казалось разносилась над всем хутором, уходила дальше и терялась где-то там за речкой, в густых лесах ... Лизавета сидела за столом рядом с мужем. Егор в свадебном костюме, печально улыбаясь, внимательно слушал песню. А она никак не могла взять в толк – песня была на не понятном языке, а она подпевала и понимала каждое слово. Вдруг вверху послышалось хлопанье крыльев, и белый голубь сел Лизе прямо на плечо. Она хотела взять его в руки, но голубь вспорхнул и вылетел в открытое окно.

Песня закончилась и загомонили, зашумели многочисленные гости опять на не понятном, но почему-то знакомом Лизавете языке. Открылись входные двери и на пороге показался её двоюродный брат Семён в солдатской форме, с вещмешком за плечами. Он громко позвал Егора. Тот молча встал и пошел к выходу…

Тут-то Лизавета и сообразила, что Семён не вернулся с фронта - он погиб в самом начале войны. Она хотела окликнуть Егора, остановить его и не смогла… Тогда Лиза бросилась вслед мужу, но он с силой захлопнул дверь прямо перед ней… И тут она проснулась…

 

***

За окном уже брезжил летний рассвет. У соседа – деда Матвея, захлопал крыльями и хрипло заорал старый петух, ему звонко с переливом ответил её молодой петушок и пошел над хутором разноситься нестройный хор петухов всех мастей и возрастов. Лизавета тяжело, со вздохами и охами встала… Да, прошло уже то время, когда молодая Лизка легко вскакивала с кровати, теперь на это нужно было время. В голове у неё вдруг зазвучала песня, которую пели её бабушки, а теперь она и сама давно уже стала бабушкой…

 

Я когдай-то была молодая,

Мне в окошко светила луна,

Появилася прядка сядая,

И луна мне теперь не нужна.

 

Лизавета грустно вздохнула и, быстро одевшись, вышла на крыльцо. Туман клубенился над хутором… Из ведра у колодца она набрала в подойник немного воды, вошла в летник подогрела воду, и по утренней росе прошла в стайку. Там уже шумно и нетерпеливо вздыхала Белянка. Привычным движением Лизавета сполоснула корове вымя, обтёрла его и выплеснула остатки воды на траву, устилавшую весь широкий двор. С покон веку казаки называли эту круглолистную траву «просвирником», а малые ребята ласково называли её калачиками и с удовольствием ели круглые, действительно похожие на маленькие калачики соцветия. Лизавета улыбнулась, вспомнив как сама набивала карманы платья этими калачиками.

Когда тугие струйки молока звонко ударили по стенкам подойника, Лизавета мыслями вернулась к ночному сну, а вместе с ним и к воспоминаниям о покойном муже Егоре…

 

***

Познакомились они незадолго до войны. Егор работал в кузнице. Лиза после семилетки сразу пошла в доярки, взрослели тогда быстро. Кузница стояла сразу за хутором, на выпасах, а за кузней виднелись белые стены хуторской фермы. С утра и до позднего вечера раздавался в кузнице веселый перезвон… И только, когда Лиза шла на ферму или обратно, молотки стихали и в дверном проёме появлялась широкоплечая фигура Егора, который покуривая долго смотрел вслед молодой казачке.

Однажды на вечёрке Егор пригласил Лизу на кадриль и с тех пор уже никого к ней не подпускал. Чем уж так она полюбилась красивому чубатому кузнецу, по которому вздыхали многие красивые девушки? Лизавета и по сею пору сама себе объяснить не может, а Егор никогда об этом не говорил. Он вообще был не сильно разговорчив. Вот песни, да частушки на вечёрках, Егор исполнял мастерски. Лизавете и сейчас порой чудится его ладный, мелодичный, веселый голос:

 

Кудрявая моя, чернобровая моя

Черноброва, черноглаза, кудрявые голова

Браво, браво Лизавета, браво серденько моё…

 

Быстро пролетела Лизина юность и в марте сорок первого они поженились. Егор жену не обижал, жили они - душа в душу. С улыбкой Лизавета вспомнила как, когда только они поженились, поехал Егор в район на станичную ярмарку и купил ей модные тогда полусапожки на каблучке, а себе, собранные в гармошку, хромачи.

В конце апреля Егор достроил свой собственный дом. Теперь молодым супругам нужно было его обживать, и они частенько ходили на станцию, чтобы приглядеть нужные для семьи вещи… От хутора до станции несколько вёрст. Как только выходили они за хутор Лизавета снимала сапожки и укладывала в узелок, а Егор вешал свои хромачи через плечо и по дороге босиком, да с песней.

 

Что ты, жинка, губы жмёшь,

И на ярмарку не йдёшь?

Как же губы мне не дуть, если нечего обуть.

Обуй мои хромачи, и на ярмарку иди…

 

А какая мягкая трава росла в кустах ракиты вдоль дороги. Покраснев, Лизавета вспомнила, как ласково щекотала её голое тело эта шелковистая травка… Незабываемое время…

Совместная жизнь с Егором стала понемногу налаживаться и почувствовала однажды Лизавета странное недомогание и тошноту. Наступило время ожидания женского счастья…

Потом - а потом грянула война и ушёл Егор по той же дороге на станцию вместе с другими казаками, ушёл с песней, только уже не такой весёлой…

 

Слышали, люди, война началася,

Бросай свое дело, в поход собирайся

Смело мы в бой пойдем за Русь Святую

И как один прольем кровь молодую….

 

Вернулся Егор на третье лето – две тяжелых контузии заставляли трястись его поседевшую чубатую голову, напрочь простреленные лёгкие отзывались частым надрывным кашлем и одышкой, а самое страшное, что один из двух хромачей пришлось убрать в бабушкин сундук навсегда. Егор вернулся другим - угрюмым и злым. Частенько стал топить своё горе в вине. В пьяном угаре был сам не свой. Однажды поднял на Лизавету руку, после чего вообще замкнулся в себе. Когда-то они с Егором мечтали, что дом их будет полон детского смеха, но после рождения Аришки, Бог не давал им больше детей.

Егор злился от этого ещё больше и вымещал свою злобу на жене. Она терпела, по ночам мочила слезами подушку и терпела. Соседка – Агата присоветовала Лизавете сходить к хуторской знахарке бабе Вере, которая жила в маленькой избушке через дорогу. Лизавета долго сомневалась, но однажды, после очередного выплеска злобы мужа, всё же решилась. Оставила малую Аришку соседке и нерешительно вошла в низкую дверь маленькой избушки…

На хуторе говорили, что бабу Веру больную оставили на попеченье старой казачки Агрофены колчаковцы, когда отступали на Новониколаевск. Аграфена вскоре умерла, а баба Вера прижилась на хуторе в её избе. Вышла замуж, да мужа забрали чекисты в тридцать седьмом. Так и стала она жить одна – летом собирала разные целебные травы, которыми потом лечила весь хутор – зимой сидела у огня и читала книги, которых у неё было великое множество…

Наверное, в молодости баба Вера была красавицей – белое лицо, черные волосы, огромные в пол-лица глаза, даже сейчас у неё была гордая осанка, прямая спина и ухоженные, не смотря на хуторскую жизнь, руки. Она встретила Лизавету в чисто прибранной горнице, усадила напротив себя и тихим проникновенным голосом спросила:

- Что, измаялась твоя душенька детонька?

- Измаялась, ох измаялась я, бабуленька. Сил больше нет никаких…

Баба Вера взяла своей левой мягкой рукой ладонь правой Лизиной руки и уставилась ей прямо в глаза. Лизавета слышала хуторские истории про этот взгляд и ей стало не по себе… Однажды на пасху пьяные казаки устроили шум, да драчки прямо под окнами бабы Веры. Она вышла из избы на улицу и так сверкнула глазами, что казаки, вовсю шумевшие у её дверей, поймав этот взгляд на себе, вдруг замолкли и разом все попадали наземь.

- Не бойся, не тревожься детонька, - как сквозь сон донеслось до Лизаветы. Будто сквозь туман она увидела, как баба Вера сложила пальцы своей правой руки будто для молитвы и стала мягко водить ими по Лизиной руке, что-то нашептывая при этом… Потом она ещё раз пронзительно посмотрела в глаза Лизе и тихо произнесла:

- Не печалься девонька всё у тебя хорошо будет, все наладиться. Много наших казачков на войне-то этой проклятущей поубивало, ох, много. А потому и родишь ты еще четырёх парнишечков – один другого краше. Не сомневайся – более я тебе ничего не скажу, ступай себе с богом…

 

Вскоре наступила долгожданная победная весна. Народ радовался и плакал одновременно. Велико было горе у тех, кто не дождался своих отцов, братьев и сыновей. На хуторе почитай в каждом доме на праздничном столе стояла стопка, покрытая куском хлеба.

Однажды на очередном пьяном застолье Егор вдруг зло пропел частушку:

 

Хорошо тому живётся,

У кого одна нога:

Не стирается подошва

И не надо сапога...

 

Подвыпившие казаки недружно, пьяно засмеялись, а у Лизаветы перехватило дыхание, так задел её за душу злой куплет. С укоризной посмотрела она на Егора, своего любимого, единственного и горько навзрыд зарыдала. Почти одновременно с ней зашлась в плаче, сидевшая у неё на руках Аринка… Казаки враз смолкли и смущённо потупились… Затих и Егор, он заметил её полный укора и слёз взгляд и с тех пор забыл эту частушку навсегда. Более того вечером Егор вылил в выгребную яму им же поставленную в бане флягу браги и разбил в дребезги самогонный аппарат. После этого он подошел к Лизавете, обнял и тихо сказал:

- Прости меня за всё, прости ради Бога. Считай, что вся дурь у меня сегодня из башки выскочила. Будем жить…

 

Лизавета отнеслась к этому настороженно, но Егор крепко держал своё слово. А там и предсказания бабы Веры сбылись, как по писанному. Словно грибки-боровички, один за одним родились у неё сначала трое мальчишек – погодков Роман, Семён и Иван, а потом уже когда ей было почти сорок родился и Михаил… До сих пор на хуторе удивляются – ну откуда баба Вера могла всё это знать и предсказать так точно.

Фронтовые раны Егора всё же постепенно подточили его. Он ушел из жизни почти сразу после рождения Михаила, в пятьдесят девятом. В гроб ему Лизавета как он и просил, положила те самые сапоги-хромачи. Сколько лет уже прошло, часто вспоминала Матрёна о муже, видела его и во сне, а вот такого сна она не могла припомнить.

***

Подоив корову, Лизавета отнесла подойник в летник и вошла в дом. В горнице над столом висела большая деревянная рамка. Под стеклом этой незатейливой рамки была вся её жизнь. С фотографий на неё глядели родные лица – каждое фото, это веха в Лизаветиной жизни…

Вот в центре она с Егором. Молодые и красивые они напряженно смотрят в объектив фотографа на станичной ярмарке. Тогда обычный сегодня фотоаппарат был ещё в диковинку. Вокруг них фотографии детей и внуков. Разлетелись её ребятишки по всей стране. Наверное, в память об отце – для того чтобы больше не повторился никогда больше ужас войны на нашей земле, каждый из них так или иначе связал свою жизнь с армией. Воспоминания захватили Лизавету:

 

- Старшая, Аришка, в детстве лечила всех и вся. Рыжему коту, который мышей не ловил, а боялся их, однажды выпоила целый флакончик валерьянки. От этого лекарства кот загнал злющего соседского кобеля Самурая в будку, а после сидел на крыше этой будки и орал благим матом до вечера. Сейчас Аришка подполковник медицинской службы, заведует хирургическим отделением в центральном госпитале МВД в самой Москве.

 

- Ромка, когда ему было всего семь лет утащил со двора на реку деревянное корыто и отправился в кругосветное путешествие, перевернулся на самой середине речки… Если бы не сосед Матвей - это путешествие могло быть последним в его жизни. Сильно тогда Ромка воды нахлебался. Матвей принёс его на руках мокрого и зелёного от воды и налипшей тины. Сейчас он на Северном флоте, командует подводной лодкой. Как подумаешь на какой глубине он плавает – сердце заходится.

 

- Сёма, этого от любой техники было не оттащить и ведь не просто покататься хотел, ему нужно было вовнутрь заглянуть – увидеть, что и как там работает. Одиннадцать ему было, когда он завёл, стоявший у дяди Лени во дворе трактор, снёс ворота, да и загнал трактор в реку. Сейчас он в группе советских войск в Германии, командует танковым полком в городке Крампниц.

 

- Ваня, этот в девять лет взял старую самоварную трубу и при помощи отцовского охотничьего пороха, спичечных головок и еще один бог ведает чего, смастрячил космическую ракету. Вышел за огороды и запустил её в полет. Ракета чуть взлетела, а после шмыгнула в сторону соседской бани, где как раз парились Матвей с Агатой. В общем в космос ракета не улетела, а разбив стекло в окошке оказалась внутри соседской баньки. Там она с шипеньем и искрами стала метаться от стены к стене… Распахнув настежь двери Матвей, в голом виде с криком: «Ложись!!!», выскочил прочь и залёг в густой крапиве… Агата, едва успев кое-как натянуть комбинацию на голое тело, с визгом вдарила бежать прямиком по центральной улице. Её вопль: «Помогите!!! Убивают!!!», было слышно во всех концах хутора… Ох и всыпала Лизавета тогда Ванятке за его изобретение. Теперь он инженером в Омске на заводе «Полёт» работает, а чем уж он там занимается, даже матери не говорит.

 

Лизавета прошла в другую комнату. Там, разметавшись на кровати, спал Минька. Ещё два года назад она думала, что хоть её последыш – Мишанька останется жить с ней на хуторе… Учился он абы как, вместо того, чтобы учить уроки пропадал на конезаводе все свободное от школы время, возился с жеребятами. Однажды даже грамоту от директора конезавода получил. После седьмого класса Роман увёз Мишку на каникулы к себе на Север. И всё – мальчонку словно подменили… Минька жадно набросился на учёбу и восьмой класс окончил без троек. Забрал он свой аттестат и поехал со старшим братом в Ленинград, поступать в Нахимовское училище. Сейчас уже перешёл на второй курс. Дальше мечтает поступить в Ленинградское высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе и связать свою жизнь с морем…

Да уж – разлетелись из родного гнезда Лизаветины птенцы по всему свету. Она погладила рукой золоченые якорьки на ладной морской формёнке младшего сына, поправила ленточки на бескозырке и тяжко вздохнула. Вот и этот будет плавать по морям – по волнам, а к матери только в отпуск, один раз в год на несколько денечков. А потом опять одна с тревогой на сердце. Как там они, да что с ними. Глаза у Лизаветы от этих думок стали влажными… От Романа вот уже четвёртый месяц нет весточки. Раньше такого не было, каждый месяц писал, а то и по два раза. А тут тишина…

Да ещё и сон этот непонятный из ума не идёт. К чему ей всё это приснилось – непонятно, а от того на душе тревожно и муторно… Сходила бы как раньше к бабе Вере за советом, да та уж пятый год, как в роще на хуторском кладбище покоится…

 

Лизавета вышла во двор. За забором гоношились соседи. Агата вешала на забор подойник и вымытые банки, а Матвей тут же чего-то елозил рубанком по верстаку.

- Спросить, что ли про сон у Агаты, может она что ни то присоветует, - подумалось Лизавете и она подошла к забору.

- Доброго вам утречка соседи, по добру ли ночевали? – поздоровалась она с соседями.

- Доброго здоровьюшка соседка. С моим чудиком разве спокойно поспишь?! Опять вот отчебучил… Внучок наш Антошка дюже астрономией увлекается, родители ему и телескоп какой-то купили даже, чтобы звёзды разглядывать. Вот они вместе вчерась почитай до первых петухов на чердаке и колготились, спать не давали, - недовольно заворчала Агата.

Тут же встрял виновник Агатиного недовольства Матвей:

- Эх и тёмная же ты баба, Агата. Я ж тебе ещё вчерася гутарил, что Антошка показывал мне нову звезду, которая аккурат между ног у созвездия Геркулеса находится. А ещё мы пытнули твой гороскоп составить по книжке умной и выпала там тебе звезда Альхага какая-то. Тошка сказал, что ежели на русский перевести то Офиухус получатся. Она как раз на темечке созвездия Геркулеса обитатся, - Матвей бросил рубанок, закурил и продолжил:

- Там же прописано, что Геркулес энтот по всем статьям мене подходящий. Вот и получатся, что всю жизню ты мне в ухи дудишь и темечко долбишь… Нет, как не верти, а правда в гороскопах энтих имеется…

Агата поперхнулась от негодования:

- Представь себе Лизавета, всю вот энту ерундовину он мне в три часа ночи рассказывать стал! Мне в пять вставать, а он про звёзды…, - Агата повернулась к Матвею, - Вот я щас хрястну тебе коромыслом по новой звезде меж ног, да добавлю по Оху… Офиху…, тьфу прости господи, короче по темечку. Ты у меня враз посветлеешь и не будешь чо попало гутарить…

Матвей быстренько отошел подальше и уже оттуда добавил:

- Вот, вот и скажи опосля, что врут гороскопы. Всё, как в книжке, точняком…

- Не зымай ирод, а то ведь точно исделаю, что обещала…, - Агата перевела дух и обратилась к Лизовете:

- А чёй это у тебя глаза такие краснючие, никак тоже ночь не спала? Аль приключилось чего?

- Да от Ромки вестей давненько нету, а тут ещё и сон непонятный видала. Не знаю, что и думать?..

Лизавета стала подробно рассказывать соседке про своё ночное видение. Матвей постепенно приблизился и тоже стал внимательно слушать… Лизавета закончила свой рассказ:

- Вот и не знаю к чему этот сон? Егор, Семён, язык непонятный, голубь – все смешалось. К добру это или к худу? Была бы жива баба Вера – уж она бы всё растолковала как надо.

Лиза обратилась к Матвею:

- Матвеюшка, душа у меня за Ромку истомилась, дай ты мне Лошадь да тарантайку свою, верхи-то я уж не могу ездить, а пешком уж больно долече, боюсь за день не управлюсь… Не откажи уж, сделай милость, а то ведь изведусь вся… Съезжу в Кормиловку, может там на станции почтовой письмецо-то задержалось. У нас ведь письма сперва туда приходят, а уж опосля их по хуторам развозят. Ну, а ежели нет, то хоть развеюсь маненько, может легче на душе-то станет.

 

Матвей сразу направился к стайке и вывел оттуда своего коня по прозвищу «Сусанин». Таким именем он его нарёк за то, что конь всегда привозил хозяина домой в любом состоянии, хоть летом, хоть зимой.

- Об чем разговор соседка. Щас всю исделаю в лучшем виде. Токмо ты Сусанина сильно не гони. Я вчерась на поскотину жерди на ём возил. Так он задню праву ногу маненько зашиб, прихрамывает.

А так ничего, доставит тебя и туда, и обратно, как барыню. А это тебе для аромату в пути приятственного, - Матвей бросил в тарантайку охапку свежескошенного сена и запрягая в повозку коня продолжил:

- Вот тутока Агата меня и чудиком и ещё всякими негожими прозвищами обзыват, а я ведь тебе Лизавета твой сон весь как есть растолкую до самых тонкостев…

- Ну пошел молоть – мели Емеля, - проворчала Агата и пошла в летник. Вскоре там зажужжал сепаратор.

 

Лизавета подумала, что и ей не мешало бы приготовить для внуков сливки, да сметанки, но Матвей заинтересовал её своим обещанием растолковать сон и она осталась у заборчика… А Матвей продолжал:

- Я хоть и не бабка Вера, а разложу тебе энтот твой сон по полочкам на раз. Вот ты гутаришь язык у гостей был незнакомый, а ты всё ж понимала его как родной? Так?

- Ну так… И к чему это может быть?

- А к тому, что забыла ты девонька свою девичью фамилию и откуда твой прадед на хуторе у нас объявился.

- Да ничего я не забыла. Из Кольцово прадед приехал сюда.

- Правильно, а в Кольцово и по сей день кто проживает?

- Да, что ты мне загадки загадываешь?!, - разозлилась Лизавета, - есть что сказать, так говори, не тяни кота за хвост.

- Ты не спеши… Внучок мой Колька в Омском ниверситете на историка учится. Так вот он мне всё про наш край разные истории толкует. Дюже интересно его послушать бывает. Ну значит так: в Кольцово проживают зыряне. От того и в девках у тебя фамилия Зырянова была. Да ты тутока не одна такая. Много вас из Кольцово к нам на хутор подались. А зыряне свою родову от финов ведут, так Колька мне толковал. Вот потому у тебя во сне родня, да гости на финском и пели, и балакали. А раз у тебя гены и энти, как их…, хримасомы фински, то ты и понимала всё, будто они на русском говорили…

Ну а дальше совсем просто – любой тебе растолкует, что если снятся тебе сродственники, собравшиеся вместе за одним столом, то наяву ты получишь радостное известие от кого-то из дальних, али заявится кто-нибудь к тебе вскорости.

 

Матвей взнуздал коня, поставил его в оглобли и продолжил:

- Ну вот перву задачку мы с тобой значится решили. Переходим ко второй. Надысь ты Агате жалилась, я слыхал, что и сердце у тебя болит, давление и всякая протчая болезня. Мол пора тебе в рощу на хуторское кладбище командироваться… А вот Егор с Семёном, земля им пухом, так не считают – потому и дверь прямо перед твоим носом захлопнули. Стало быть, рано тебе ещё к ним, не пришло ещё твоё время Лизавета. Так-то вот… Короче не хрен тебе тоску на себя и других наводить. Живи и жизни радуйся.

Ну а уж голубь на плече – это вообче любой ребятёнок разъяснить, что к письму это. Даже не сумлевайся – не сегодня, так завтра жди весточку. Ну иди сбирайся, а я пока Сусанина напою…

 

Удивительно, но от незатейливых объяснений Матвея на душе Лизаветы стало легче, и она быстренько побежала в дом переодеться. Солнышко уже довольно высоко поднялось над дальним лесом, обещая жаркий ведренный день. По хутору хлопали калитки, было слышно, как шаркая копытами, хуторские коровы величаво выплывали из дворов и шли на просёлочную дорогу к стаду. Выскочив из дому Лизавета открыла стайку и отправила к стаду свою Белянку. В утренней колготне слышалось предостерегающее покрикивание и пощёлкивание бича пастуха.

Снова заскочив в дом Лизавета оставила на столе для Миньки незатейливый завтрак, быстренько чиркнула записку и выбежала во двор. Там Матвей уже разворачивал коня, впряженного в тарантайку, подгоняя его к самым ступенькам крыльца. Лизавета оторопела:

- Ты чего это сосед? Никак поухаживать за мной надумал. Я бы и сама к тебе во двор зашла. Гляди, Агата взревнует, будешь знать.

Матвей поднялся к ней на крыльцо и воровато оглянулся на свой двор. Там по-прежнему слышалось жужжание сепаратора.

- А чего же мне за такой кралей, да не поухажерствовать. Не отсырел покеда ещё порох в моих пороховницах, - захохотал Матвей и лихо подкрутил седой ус.

Потом он наклонился к уху Лизаветы и уже шепотом продолжил, протягивая ей смятые в кулаке деньги:

- Ты энто, ты вот чего соседка – будешь на станции заскочи в бакалейку, возьми мне бутылочку казёнки ну и килечки в томате пару баночек прихвати. Хучь опосля баньки с суседом Сёмой посидим маненько где не то на свежем воздухе… Всё ж таки сёдня суббота… А то ведь у моей хучь в субботу, хучь в воскресенье, хучь в день рождения ни черта не выпросишь. Одни дули показыват, да и всё тут. И так ловко их вертеть научилась прах её дери, что порой завидки берут… Ты уж уважь нас, не откажи.

Лизавета рассмеялась:

- Да убери ты Матвей деньги-то свои. Оставь на более чёрный денёк. А сегодня так и быть я тебя угощаю. Будет тебе и казёнка и килечка. Как вечером к Сёме направишься, загляни ко мне я вам ещё и сальца шматок отрежу. Уж очень ты мне сегодня помог, да и настроение поднял.

Они спустились к тарантайке и Матвей, вручая вожжи Лизавете с благодарностью произнёс:

- Вот энто по-нашему, по-соседски. Любушка ты наша Лизавета. Да я ж тебе за это хучь кажный день готов карету запрягать и сопровождать почётным караулом следом верхи. И на счёт сна не сумлевайся – вот как я сказал, так оно и будет…

- Дай-то бог. Ладно, ты только Агате вечером не проговорись кто вам такую радость преподнёс, а то ведь она на меня месяц дуться будет. А мне и поговорить не с кем будет…

 

Не прошло и пяти минут, как Лизавета оказалась за хутором и, крепко держа вожжи, катила по просёлочной мягкой дороге. Сусанин, несмотря на ушибленную ногу, бежал довольно резво. Тарантайка Матвея мягко шуршала по накатанному просёлку. Лёгким дуновением доносило до Лизаветы с детства знакомые ароматные запахи лугового разнотравья, готового к сенокосу.

Почти у самой станции Лизавета нагнала шедшего пешком Володьку, младшего сына друга Матвея - Семёна. Володька был на год старше её Мишаньки – такой же белоголовый и кареглазый. Вообще она подметила, что хуторские ребятишки были удивительно похожи друг на друга, словно родные братья и сестры. Видимо сказывались общие, как говорил Матвей, «гены и хримасомы».

Володька шел босиком, как они когда-то с Егором… Связанные за шнурки новомодные кроссовки висели у него на плече.

- Здорово живёшь Владимир Семёнович. Садись, подвезу. Куда это ты такой нарядный не свет не заря направляешься, - поздоровалась Лизавета и подвинулась, освобождая место попутчику.

- Здравствуй тётя Лиза. Да, вот в район мне надо. Хочу документы в ветеринарный техникум сдать. Сказали к десяти прибыть. Хочу туда поступить, да потом на конезавод пойти работать.

Лизавета улыбнулась и подумала про себя: «Слава богу, хоть кто-то из молодёжи на хуторе хочет остаться.» Вот и не умрёт хутор, как умирают уже некоторые посёлки без молодёжи в окрестностях. Ещё о многом успела она подумать по дороге. Мысли её прервал вопрос Володьки:

— А вы по какому делу на станцию, тётя Лиза?

Лизавета вдруг смутилась, да и как пацану объяснишь все? И про сон, и про душевную тревогу. Молод ещё, не поймёт, посмеётся только втихаря.

- По личному Володенька, по личному… Ну вот и приехали, ступай – удачи тебе в поступлении.

 

На почтовой станции у вокзала ей сказали, что невостребованных писем на её имя нет. Лизавета вышла на пустынную привокзальную площадь и ощутила вдруг некоторую нелепость своего приезда. Кому расскажи засмеют – увидала сон и сорвалась со всех ног.

«Всё равно не зря приехала, — утешала она себя, — на душе легче стало. А у Ромки все хорошо будет, может, даже завтра долгожданное письмо придёт. Не может не прийти… Она улыбнулась: «Раз Матвей сказал, значит так оно и будет… «Хримасомы» помогут и звезда «Офиухус». Хороший всё-таки казак её сосед Матвей. Сила в нём с молодости необычайная, подковы гнёт не напрягаясь, а ни разу она не видала, чтоб Матвей драку затеял или того хуже на жену руку бы поднял. Вот Агата, та – да, частенько его по двору гоняла за всякие провинности и чудачества. А он только на словах отвечал ей, да и то чаще за глаза.

Думки о жизни и толкованиях соседа про её сон разогнали наступившую было хмарь на душе, и Лизавета уже веселей направилась через площадь в магазин за обещанным Матвею подарком.

Закупив всё, что нужно, она спрятала бутылку и кильку под сидушку, потом поудобнее уселась в тарантайке, слегка подхлестнула коня и неспешно поехала назад.

 

Заехав в хутор, Лизавета издалека приметила у своего дома нетерпеливую фигуру Матвея. Принимая у неё вожжи, он тихо спросил:

- Про обещалочки свои, часом не забыла?

- Забудешь про тебя, как же?! Там под сидушкой всё лежит, смотри не разбей.

- Вот спасибочки тебе Лизавета, вот спасибочки. Душевная ты женщина – могёшь понять казачью душу. Вот моя совсем не чета тебе, совсем…

Матвей вдруг осёкся, узрев как Лизавета буквально уперлась куда-то в одну точку глазами. Проследив за её взглядом, он увидел, что смотрит она на свой почтовый ящик прибитый на калитку. Сквозь его отверстия проглядывало, что-то белое…

Лизавета оттолкнула Матвея так, что он чуть было не упал в свою тарантайкку и бросилась к калитке. Она дрожащей рукой открыла дверцу почтового ящика и в руки к ней упал конверт. Письмо было от Романа. Быстро вскрыв конверт, Лизавета, уже не обращая ни на кого вокруг внимания, неожиданно для самой себя стала громко вслух читать: «Здравствуй дорогая мама! Извини за долгое молчание – были в походе, и я просто не мог тебе написать. У меня всё хорошо, получил очередное звание…». Дальше буквы расплылись у Лизаветы перед глазами, и она без сил опустилась на скамейку…

Неожиданно в наступившей тишине раздался радостный крик Матвея:

- Ёк макарёк, а что я тебе утречком толковал соседка!!! Всё нормально, вишь звание новое Ромаха заполучил, а ты испереживалась, слезьми вся изошла. Я ведь как сказал, так и будет, моё слово крепче железа, однако будет…

 

Матвей ещё бы долго восхвалял себя перед улыбающейся Лизаветой, но тут они заметили, как из-за леса, пуская стеклами солнечные зайчики по проселочной дороге, поднимая пыль показался автомобиль. Матвей повернулся к Лизавете и сказал:

- Ну Лизавета смотри, ежели это кто-нибудь из твоих сюда сейчас нарисуется, то меня точно родимчик хватить могёт…

Они стали напряженно всматриваться в приближающийся автомобиль. Тот, не снижая скорости и никуда не сворачивая прямым ходом подъехал к ним и лихо затормозил. Хлопнули дверцы, перед Лизаветой стояли улыбающиеся Ванятка с женой, а к ней наперегонки уже летели внучата, обнимая и целуя её мокрые от радостных слёз щёки и сияющие счастьем глаза.

- Здравствуй мама! Здравствуй бабуля!

Матвей оторопело смотрел на всё происходящее вокруг него, вцепившись в гриву своего коня и глуповато хлопая вытаращенными глазами. Похоже было, что он сам не верил своим глазам… Наконец у него прорезался голос:

- Агата, подь сюда скорее, глянь что на белом свете деется!!!

Его жена Агата вышла из калитки, поздоровалась и с улыбкой стала смотреть на происходящее вокруг, радуясь за соседку и подругу.

- С радостью тебя Лизавета, вот и разъяснилось всё по добру…

 

Матвей вдруг ударил фуражку оземь:

- Едрит твою кочерыжку! Ведь кому рассказать хрен поверят! Всё, выхожу из колхозу к едреней фене и открываю кустарное производство предсказаниев и разъяснениев снов и сновидений. Оборудую себе кабинет, тебя, Агата, назначу секлетаршей с повышенным окладом за переработку в ночные часы. Будешь мне на подносе кофю с коньяком подносить и бедрами вилять.

- Я тебе, старый ты хрыч, так щас бедром вильну, что ты у меня отсюда колобком покатишься. А что, Лиза, ведь и взаправду мой чудик тебе всё верно предсказал, - смеясь сказала Агата.

На шум выскочил в одной тельняшке Мишка, обнял старшего брата и все они, обсуждая случившееся, почти чудо, разошлись по своим дворам.

Поздно вечером в темноте у бани Семёна слышались нестройные голоса, в основном это был голос Матвея:

- Сёма, я тебе сурьёзно толкую. Видать у меня третий глаз открылся. Я теперича всё как есть наскрозь вижу и будущее, и прошлое не хужей Вольфа Мессинга. Ты видал, как я Лизавете всё точно растолковал, нет ты скажи – видал?

- Да ладно тебе – давай лучше разливай по остатней Мессинг ты ху… гм-гм… хуторской, язвит тебя…

Послышалось бряканье кружек и лихое с придыхом кряканье, а потом зазвучала песня:

 

Над лесом солнце просияло,

Там черный ворон прокричал.

Прошли часы мои, минуты,

Когда с девчонкой я гулял.

Бывало, кончу я работу,

Спешу на улицу гулять,

Теперь мне служба предстояла,

Спешу я коника седлать…

 

Где-то там в тёмном небе над хутором светило добрым светом созвездие Геркулеса и таинственная звезда со странным названием Офиухус. Мягким своим светом они предсказывали радость и счастье всем, кто верит в доброту…