КИДАЙБЕДА.

24 декабря 2001 года.

Два изнуренных странника безмолвно шествовали в мягких лунных лучах по широкому пустынному проспекту. Им уже давно стало чудиться, что их бесконечные скитания по старому Порто и его пригородам во веки веков не окончатся. Какая-то колдовская сила кружила их по безлюдным улочкам незнакомого им города, не давая им ни телесного отдыха, ни душевного равновесия.

Несколько раз путники пытались узнать у запоздалых прохожих, где именно они находятся и куда им следовало бы идти. Однако все их попытки вступить в контакт с местными жителями срывались по разным непредсказуемым обстоятельствам. Всего лишь несколько минут назад странникам показалось, что ветреная Фортуна наконец-то им улыбнулась. Но они были так потрясены экстравагантной и шокирующей внешностью встреченного ими человека, что просто побоялись вступить с ним в разговор. Все лицо и уши этого оригинала были в многочисленных местах проколоты и украшены разнообразными побрякушками из драгоценного металла. Кроме того, странники даже не смогли точно определить пола этого странного гуманоида. Немного посовещавшись, они приняли компромиссное решение и назвали это диковинное творение Господа «Оно».

 

- Слушай, Василий! А когда у вас там, на берегах водохранилища, происходит слёт любителей пирсинга по обмену передовым опытом? - как бы невзначай поинтересовался Степан, заметно сбавляя свой быстрый, энергичный шаг.

- О-о-о!!! Я вижу, встреча с «Оно» произвела на тебя неизгладимое впечатление! - захихикал я. - Зачем же ждать лета? Может, вернёмся и догоним это утыканное побрякушками чудо. По-моему, ты ему тоже очень даже понравился.

- Я категорически отвергаю твои непристойные и пошлые намёки, - с нескрываемым чувством обиды пробубнил гигант. - Это я спросил просто так - для общего развития. Ведь мыслящий человек должен изучать жизнь во всём её буйном разнообразии, а также во всех аспектах и проявлениях.

- Тогда тебе будет небезынтересно узнать, что на берегах водохранилища Ермал в сорока километрах от Фафе каждое лето происходит массовый фестиваль нудистов! - подзадорил я друга.

- Не-е-е-т! Меня туда и калачом не заманишь! - равнодушно отмахнулся от ценной информации Степан. - С детства не могу терпеть мрачных и занудных личностей. Тем более их массовое сборище! Пусть эти зануды нудятся без меня!

Эти слова гиганта, как последняя капля, переполнили чашу моего терпения, и я задал давно мучавший меня вопрос:

- Стёпа! Ты ведь говорил, что уже после первого семестра в КПИ заслуженно получал повышенную стипендию. Я ещё могу поверить, что точные науки давались тебе легко, и ты без всяческих проблем сдавал их на «отлично». Но ведь кроме точных наук в институте преподаются ещё и общественные! А в советское время необходимо было сдавать экзамены по истории КПСС, марксистко-ленинской философии и политэкономии. А ты меня хоть убей, но я ни за что не поверю, что ты сдавал эти очень нужные советскому инженеру предметы на твёрдую «пятёрку».

- Ну, убивать тебя ещё рано, хотя, честно говоря, иногда руки так и чешутся скрутить тебе шею, - оскалился Степан и, вдруг полиловев, взревел голосом голодного людоеда: - Так значит, ты не веришь, что я, с моим острым и пытливым умом, мог беспроблемно одолеть никчемные гуманитарные науки?!!

- Не верю! - с твёрдым убеждением ответил я, но, на всякий случай, отодвинулся чуть-чуть подальше. Метра на два или три.

- И правильно делаешь, - неожиданно спокойным и ровным голосом согласился гигант. - Но клянусь тебе палашом моего славного предка, что повышенную стипендию я действительно получал уже после первого учебного семестра. На первом же занятии по физической культуре в КПИ меня узрел преподаватель, ответственный за развитие лёгкой и не очень лёгкой атлетики. Он, оказывается, видел меня на республиканских соревнованиях, где я, будучи ещё школьником, метал ядро, копье, диск и молот за юношескую сборную Тернополя. Его ещё тогда впечатлили мои результаты и физические кондиции. А узрев меня в КПИ, он просто взвыл от восторга:

- Парень! Да тебе крупно повезло! Мы ведь из тебя настоящего чемпиона сделаем!

А я-то надеялся, что хоть в институте отдохну от надоевших мне до смерти бесконечных соревнований. Хвала Всевышнему, что на кафедре физкультуры не узнали, что у меня были ещё и солидные достижения во многих других видах спорта.

Степан нагнулся, поднял с тротуара обрезок доски и пристроил его на парапете невысокой ограды, за которой виднелся затемнённый двухэтажный коттедж. Особнячок определённо пребывал не то в стадии перестройки, не то затяжного капитального ремонта.

- Давай присядем. У меня ноги отваливаются, - устало произнёс выдохшийся богатырь. - Часы остановились, мобильник разбился, на твоём сотовом «сел» аккумулятор, но я думаю, что сейчас около четырёх часов ночи. Сегодня праздничный день, так что, насколько я помню, первый автобус на Фафе отправляется около 11 часов утра. Поэтому спешить нам решительно некуда.

- Как четыре часа?! - негодуя, взорвался я. - Да вот-вот уже должно начинать светать! Мне кажется, что мы уже целую вечность шляемся по злачным задворкам и закоулкам этого города.

- Да ты не кипятись, Василий, - попытался успокоить меня мой более уравновешенный товарищ. - Мы ведь находимся на оживлённом проспекте, а ни прохожих, ни общественного, ни частного транспорта не видать и не слыхать.

Степан уселся на край дощечки и жестом предложил мне последовать его заманчивому примеру. Гигант неспешно достал из кармана два шоколадных батончика. Один из них он ткнул мне в руки, а со второго начал медленно сдирать неподатливую упаковку.

- Похоже, не только твои часы остановились, а и само Время уснуло в эту сумасшедшую Рождественскую ночь, - раздражённо буркнул я и, примостившись на свободном крае доски рядышком с другом, начал лениво жевать приторно-сладкий молочный шоколад. - Теперь рассказывай, согласился ли ты стать чемпионом, или нет?

- Нет. Поначалу я наотрез отказался, но уже на следующий день прямо с занятий меня вызвали «на ковёр» к заместителю ректора. Тот даже не предложил мне присесть, а что-то гневно начал тараторить на рафинированном украинском языке. И хоть я два года прожил в Тернополе и всё-таки более-менее освоил родной язык, но ничегошеньки не смог разобрать из этого обильного словесного поноса. Минут пять замректора сосредоточенно брызгал слюной, интенсивно проводя идеологическую воспитательную работу. Но, в конце концов, по моему высокоинтеллектуальному выражению лица, он достоверно понял, что всё это время зря сотрясал воздух своего обширного кабинета.

- Ви що, досконало не володієте рідною мовою? - изумлённо спросил он.

Пришлось объяснить этому лысоватому очкарику, что я не только не говорю в совершенстве, но даже далёк от среднего уровня понимания того диалекта, которым так виртуозно владеет пан заместитель.

Проректор брезгливо хмыкнул, открыл папку моего личного дела, лежащую перед ним на столе, и минут пять внимательно штудировал мои документы. За его спиной на стене мирно висел выцветший портрет Владимира Ильича Ленина. Как мне показалось, вождь мирового пролетариата с нескрываемым любопытством заглядывал через плечо владельца кабинета, изучая факты моей богатой и насыщенной событиями биографии.

- Но ведь по паспорту вы украинец и фамилия у вас чисто украинская, - упрекнул меня чиновник, неохотно переходя на русский язык.

И мне ничего не оставалось делать, как рассказать ему о моём трудном детстве в колымской «ссылке», в глухих дебрях дикой Восточной Сибири.

- Тогда почему же у вас в аттестате по украинскому языку и литературе стоят «пятёрки»? - не отставал от меня озадаченный заместитель.

Пришлось покаяться и признаться, что оценки по ряду гуманитарных наук я заслужил, защищая честь школы и родного города на спортивных аренах нашей прекрасной республики. Но я заверил чиновника с учёной степенью, что оценки по точным наукам заработаны мной абсолютно честно. Что, собственно говоря, и подтверждают мои блестящие результаты на вступительных экзаменах. О том, как было написано мной сочинение, я предпочел скромно умолчать.

Проректор призадумался, упёр локоть левой руки в подлокотник кресла и охватил мясистыми пальчиками свой недоразвитый двойной подбородок. Он ещё раз глубокомысленно хмыкнул и уставился на бронзовый бюстик, стоящий посредине его циклопического письменного стола. Пальцами же правой руки он начал нервно барабанить по крышке стола, как бы общаясь азбукой Морзе с безмолвным изваянием почтенного мужа. Судя по внешнему виду и причёске этого бронзового гражданина, он жил ещё в далёкие и темные дореволюционные времена. Потом мои однокашники объяснили мне, что это скульптурное изображение знаменитого украинского учёного и общественного деятеля с какой-то садово-огородной фамилией. Ни то Вишневский, ни то Грушевский... А может быть Яблонский. Точно не помню.

Минуты три заместитель выстукивал пальцами дробь, пристально вглядываясь в черты своего великого предшественника. И я уже начал подумывать, что он, пронзив мыслью пространство и время, ушёл в какое-то иное параллельное измерение. Но, неожиданно, мыслитель вскочил с кресла и энергично забегал по кабинету, заложив одну руку за спину, а вторую за лацкан своего добротного пиджака. Когда он раз за разом проносился мимо, меня обдавало волной едкого, насыщенного запаха телесного пота. Кондиционер, похоже, был безнадёжно сломан, и было просто гигиеническим преступлением сидеть в такую жару в душном кабинете при галстуке и в костюме из чрезмерно плотной ткани. Я чуть было не упал в обморок от острого подмышечного аромата непоседливого хозяина кабинета.

- Буду с вами предельно честен и откровенен. Мы живём сейчас на сломе времён, и в нашей многострадальной стране назрели кардинальные перемены, - говорил пан оратор то ли мне, то ли своему бронзовому наставнику. - Застой сменился перестройкой, которая неизбежно повлечёт за собой самоопределение украинского народа. Ещё год-другой и последняя колониальная империя рухнет под разрушительным воздействием могущественных центробежных сил. Но мы не должны бездумно отвергать и отбрасывать богатый опыт старой советской системы, особенно в сфере воспитания подрастающего поколения в духе преданности комм...

Проректор осёкся и бросил косой взгляд на портрет вождя мировой революции:

- Но дух, конечно, тоже придется вскорости заменить.

- Настоятельно рекомендую Вам «Fa». И дух будет не таким смертельно-разящим, и запах станет гораздо более приятным и ароматным, - коварно дернул Нечистый меня за язык.

(Прим. «Fa» - немецкий дезодорант, распространенный в СССР в конце перестройки).

- Что-что? - рассеянно взглянул на меня чиновник, который к величайшему счастью, не расслышал моей язвительной реплики.

- Продолжайте, продолжайте! - успокоил я перевозбужденного проректора. - Ваши мудрые слова безмерно тронули моё трепетное сердце и душу истинного украинского патриота.

- Да вы присаживайтесь, пан Степан! - расцвёл ободренный моими словами поборник независимости. - Мы должны заново воссоздать образ молодого украинца: волевого, энергичного, морально устойчивого, активного созидателя и строителя национальной государственности! Новое время востребовало нового героя, с которого бы брали пример и на которого ровнялись бы юноши и девушки нашей Великой Родины…. То есть, я хотел сказать, Батькивщыны.

Заместитель, пробегая мимо своего стола, всё время бросал вопрошающие взгляды на бюст своего идейного вдохновителя, словно сверяя с ним свои самые сокровенные мысли и чаяния.

- Каким должен быть кумир нашей золотой украинской молодёжи? - поинтересовался проректор у своего отлитого в бронзе учителя и, получив мысленный ответ, патетично провозгласил: - Во-первых, глубоко образованным и идейно подкованным молодым человеком, который был бы не только великолепным специалистом в своей профессии, но также и отлично разбирался во всех вопросах политической и общественной жизни. Короче, как говорили советские идеологи (и он снова покосился на портрет Ленина): «должен быть всесторонне и гармонично развитой личностью». Во-вторых, наш герой должен быть высоким, сильным, стройным, ловким, (чиновник непроизвольно выпрямился и втянул в себя свой дряблый, обвисший живот) светловолосым и голубоглазым атлетом, и к тому же великолепным и неординарным спортсменом.

И проректор задумчиво посмотрел сквозь очки выцветшими водянистыми глазами на своё отражение в стекле громадного книжного шкафа. Немного полюбовавшись собой, потертый жизнью научный деятель заботливо пригладил на бугристом затылке жидкие остатки своей некогда пышной шевелюры. Видно, именно таким неординарным светловолосым атлетом он и видел себя в своей далёкой, но чрезвычайно бурной и героической молодости.

- Иными словами, должен быть, по духу и крови, настоящим, истинным арийцем! - снова нагло и злокозненно потянул меня Лукавый за язык.

Я в ужасе прикрыл ладонью мой рот, опасаясь праведного гнева побитого молью воспитателя нового поколения. Ведь за такие слова можно было бы и с треском вылететь из нашего института.

Однако проректор неожиданно встрепенулся и, глядя на меня с нескрываемым уважением, спросил:

- Как, Вы тоже читали новейшие изыскания современных украинских историков?! Согласно им, именно Украина является колыбелью и прародиной древних арийских племён! Именно отсюда они двинулись покорять необозримые просторы Азии и Европы. И я уверен, что мы являемся прямыми и самыми чистыми потомками величайшего древнего народа.

Но мы немного отвлеклись. Так вот! Вы, пан Степан, имеете все необходимые задатки для того, чтобы стать лидером талантливой Украинской студенческой молодёжи. А также быть ей достойным и наглядным примером для подражания. И имя у вас тоже подходящее.

- Да какой же из меня лидер? - в страхе пролепетал я. - Я ведь и свой родной язык-то толком не понимаю.

- Не вижу ничего страшного! Языку, при должном рвении и старании, и обезьяну научить можно ... То есть, я хотел сказать, и папуаса. Да Вы только посмотрите, сколько по киевским высшим учебным заведениям бегает чересчур загоревших студентов из развивающихся стран Азии и Африки! Вы меня понимаете?

- А как же! Конечно! Я отлично помню слова великого классика:

«Да будь я негром преклонных годов,

И то, без унынья и лени,

Я рус...»

- Не надо! - холодно прервал меня проректор. - Эта цитата здесь явно не к месту!

 

- Стёпа! Ты читал Маяковского?!! - поражённо воскликнул я.

- Вообще-то, нет! - смущённо признался исполин. – Но признаюсь тебе, как поэт поэту, мне всегда нравились его твердый и чеканный слог: хлесткий как щелчок бича, резкий как удар лихой кавалерийской шашки.

- Да тебе бы литературным критиком быть! – польстил я литературоведу-самородку. – Но откуда же ты знаешь стихи Маяковского, если не читал его произведений?

- Да стоило мне хоть раз услышать его вирши на уроке или по телевизору, - и я мгновенно запоминал их наизусть. Ты же знаешь, какая у меня великолепная слуховая память, - гордо задрал свой нос Степан Андреевич Тягнибеда.

Неожиданно он прытко вскочил ногами на парапет ограды, пружинисто выпрямился и с суровым лицом, вперяясь в сияющую Луну, торжественно и громогласно продекламировал:

«Я волком бы выгрыз бюрократизм,

К манде почтения нету!

К любым чертям с матерями катись

Любая бумажка, но эту...

Я достаю из широких штанин

Змею двухметроворостую!

Жандарм вопросительно смотрит на сыщика,

Сыщик ...

Степан замялся, морщась, напряг извилины своего могучего мозга - и вдруг выпалил:

- ...на прохвоста!

Моргнул многозначаще глаз насильника,

Хоть череп снесёт задаром вам...»

- Хва-а-атит! - истерически захохотал я. - Не то Володя Маяковский сейчас трижды перевернётся в своём дубовом гробу!

В этот момент страшный потусторонний рык прогремел буквально за моей спиной, и меня обдало горячей волной адского смрада и зловония.

 

Я кубарем скатился с парапета ограды на тротуар и больно ударился локтем о довольно-таки жесткий асфальт. Заметив краешком глаза, что сверху на меня спиной падает тело даровитого чтеца, я мгновенно оценил всю трагичность ситуации и резко откатился в сторону. На место, где я только что лежал, раскинув руки, плашмя рухнул поверженный Колосс. Со звуком упавшей с неба деревянной чурки, он стукнулся затылком о дорожное покрытие. Я уже слышал сегодня подобный звук, но на этот раз мне показалось, что череп моего друга действительно раскололся.

- Й-й-о-о-о-о-балдеть можно!!! - взревел Степан, хватаясь рукой за ушибленное место. - Да что же это такое!!! Уже третья шишка за сегодняшнюю ночь!!! Ведь так и сотрясение мозга заработать недолго!

- Кому - сотрясение мозга (если он, конечно, у него есть), а кому - тройной инфаркт с летальным исходом и «горящая» путёвка в Мир Иной, - чуть не плача промычал я, энергично растирая рукой щемящую левую грудь.

Я с ужасом взглянул вверх и увидел, сквозь стальную решётку ограды, оскаленную пасть жуткого чудовища. С острых клыков взбешённого зверя капала густая и вязкая слюна. Но по басистому лаю монстра, я все-таки догадался, что нас атаковала очень злая и агрессивная собака.

- Ну и телёнок! - гневно изрек гигант. - И какая подлая тварь! Мы ведь с четверть часа мирно гутарили на заборе и только сейчас эта коварная зверюга надумала нас пугнуть!

- Видно, где-то мирно дремала, но её разбудили вирши, хлёсткие как удар бича бывалого дрессировщика, - нервно пробурчал я, вставая и отряхивая грязь с моей помятой одежды.

Степан обижено взглянул на меня, потом поднялся с тротуара, медленно подошёл к решётке ограды и пристально посмотрел в глаза лающей взахлёб псины. Огромная собака словно поперхнулась слюной. Её лай стал похож на кашель простуженного старика и, медленно затихая, выродился в тихое и жалобное поскуливание. Злость и ярость как-то незаметно растворились в глазах притихшего зверя. Теперь он смотрел на своего визави взглядом собаки, жестоко наказанной своим любимым хозяином. Затем Степан сотворил то, чего я не сделал бы за все богатства и сокровища этого мира. Он протянул свою руку сквозь прутья решётки и ласково потрепал здоровенного пса за холку. Зверь закрыл глаза, покорно и доверчиво принимая дружбу властного исполина. Неожиданно пес повернул свою морду влево и признательно облизал ласкающую его крепкую руку.

- Хорошо, дружочек. Иди, отдыхай, - услышал я тихий, но твёрдый голос Степана.

Кобель неуклюже развернулся и равномерно затрусил в сторону затемнённого двухэтажного особняка.

- Ирландский дог - умная собака. Пёс сразу понял, кто истинный хозяин положения, - улыбнулся мой друг, умащиваясь на прежнее место на краю дощечки. - С некоторых пор собаки стали без лишних слов и понимать, и слушаться меня. И это меня в какой-то мере обнадёживает. Садись. Он больше уже нас не потревожит.

- Спасибо. Я лучше постою, - переминаясь с ноги на ногу, проворчал я. Но почувствовав, как мелко дрожат от нервного перевозбуждения мои непослушные ноги, всё-таки присел рядышком с моим невозмутимым товарищем. Постепенно нервная дрожь унялась и кровь перестала лихорадочно пульсировать в височных артериях. Но я явственно ощутил, как ползучая усталость стала предательски проникать во все мои до безобразия расслабившиеся члены.

- И чем же закончилась твоя беседа с проректором? - поинтересовался я только для того, чтобы не впасть в дрему.

- Между прочим, пан чиновник отметил, что у меня прекрасная дикция и на следующем торжественном вечере, посвящённом памяти великого Кобзаря, я непременно буду читать со сцены его бессмертный «Заповіт». А пока я должен безропотно выполнять указания моего нового тренера и защищать спортивную честь института во всех метательных видах лёгкой атлетики.

- Но интенсивные тренировки отнимают так много нужного для учёбы времени! - хлюпая носом, пожаловался я. - Боюсь, что я попросту «завалю» некоторые крайне важные предметы, особенно гуманитарные науки. И как же тогда быть с достойным примером для подражания?

- Хорошо, - устало вздохнул заместитель. - Используем передовой опыт вашей средней школы. Вы упорно тренируетесь и выступаете на всех легкоатлетических соревнованиях, на которые будете призваны, а мы позаботимся о вашем гуманитарном образовании. Кстати, моя супруга – заслуженный учитель Украины. И я лично походатайствую, чтобы она хорошенько подтянула Вас по украинскому языку.

И проректор развернул ко мне стоящий на его столе фотопортрет в шикарной позолоченной рамочке. Признаюсь честно и откровенно, что вид этой не в меру пышной и слегка перезревшей дамы никоим образом не возбудил во мне стремление к познанию родной речи.

- Пожалуйста, только не надо меня за что-либо куда-то тянуть! – воспротивился я неуместному предложению моего благодетеля. – Ну, зачем же отрывать заслуженного учителя от заслуженного им ударным трудом отдыха? Я и самостоятельно могу восполнить пробелы в моем гуманитарном образовании. В крайнем случае, найму толкового репетитора. А на предложенных Вами условиях я не только молот, но и наковальню заброшу в огород нашего северного соседа.

Эта плоская шутка так понравилась пану патриоту, что он на прощанье похлопал меня по плечу и пророчески молвил:

- Не сомневаюсь, пан Степан, что со следующего семестра Вы будете заслуженно получать у нас повышенную стипендию.

На том и разошлись.

Мой новый тренер оказался отличным мужиком. Я не любил тренироваться, а он имел свой маленький бизнес, который требовал его постоянного личного присутствия. Поэтому мы тренировались только непосредственно перед ответственными соревнованиями, а время остальных тренировок использовали каждый по своему усмотрению. Это устраивало нас обоих. На мелких соревнованиях моих физических кондиций вполне хватало, чтобы занимать высшие места на подиуме. А на более крупных - я и сам старался выше второго места не «прыгать», чтоб не привлекать внимания селекционеров различных сборных. Таким образом, я обеспечил себе тихую и спокойную жизнь. Когда же приходило время экзаменов, то точные и технические науки я сдавал сам. А перед экзаменами по гуманитарным и общественным наукам я попросту отдавал зачётку пану прокуратору… Тьфу ты, черт! Я хотел сказать, пану проректору. И тот на следующий день возвращал мне её назад уже с выставленными отличными оценками. После первой сессии меня повесили... Я имел в виду, что мою фотографию повесили на доску почёта, как отличника учёбы и пока ещё не совсем заслуженного мастера спорта. Я получал повышенную стипендию и вроде бы все были довольны. Но...

После того лета, что мне довелось проработать в бригаде грузчиков, я даже и не заметил, как чересчур сильно окреп физически. И на первых же соревнованиях (а это было на республиканском первенстве общества «Буревестник») бросил молот очень и очень неудачно. Пять попыток я бездарно запорол, но в последней швырнул «шарик» так далеко, что у тренера и у судейской коллегии челюсти поотпадали. Конечно не рекорд, но всё-таки лучший результат сезона. Да и в метании ядра, диска и копья мои результаты оказались сверх меры впечатляющими.

На следующих соревнованиях, на чемпионате Украины, перед квалификацией мой тренер шепнул мне на ушко:

- Видишь вон тех мужчин у дальнего края сектора? Тот высокий и крепкий мужик в светлом костюме - главный тренер сборной СССР по метательным видам спорта. Пришёл специально посмотреть на твоё выступление. Ох, боюсь, заберут тебя у меня после этих соревнований!

- Не страшись, Сергеевич! - успокоил я моего наставника. - Меня вовсе не прельщают упорные, интенсивные и изнуряющие тренировки под бдительным присмотром какого-нибудь тщеславного штамповщика чемпионов. Буду метать сильно, но аккуратно!

- Эх! - мечтательно вздохнул мой опекун. - А ведь я могу прославиться как тренер, открывший и взрастивший феноменальный талант будущего чемпиона!

- Типун тебе на язык, Сергеевич! - раздраженно буркнул я. - Ты лучше скажи, что это за лоснящийся колобок совсем не спортивного вида, перед которым так лебезит главный тренер?

- Кто-кто? Тот толстячок в роскошном сером костюме при галстуке в горошину? - прищурился тренер, - О-о-о! Из окна кабинета этого гуся видны все стадионы Советского Союза, а также стран братского социалистического содружества. Далеко не последняя «шишка» в Госкомспорте. Если ты ему приглянешься, то твоё светлое будущее будет обеспечено на многие годы вперёд! Дерзай! Он ждёт от тебя небывалых, рекордных результатов!

Чиновник, главный тренер и свора мелких прихлебателей от спорта стояли подле дальнего края сектора у дуги, обозначающей мировой рекорд.

- Если при раскрутке молота меня занесёт чуть вправо, и я брошу достаточно далеко, то... - мелькнула в голове глупая мысль, которую я тут же отбросил, как необоснованную и провокационную.

Но, к величайшему огорчению, уже при выполнении моей первой попытки, именно так всё точнёшенько и произошло. Молот ушёл куда-то вверх, чуть задев левый угол защитной сетки. Описав высокую крутую траекторию, снаряд начал падать вниз, и я с ужасом понял, что он рухнет как раз на головы членов высокопоставленной спортивной делегации. К моему глубочайшему удивлению, холеный чиновник оказался в прекрасной спортивной форме. Он первым дал задорного, резвого стрекача. За ним вприпрыжку помчался главный тренер, а затем побежала и вся пёстрая свита доверенных и приближённых личностей. Самым последним нёсся, оглядываясь на ходу, судья с белым и красным флажками в руках. К счастью, никто не пострадал за исключением судейского столика для записи зачётных результатов.

- Каких результатов? - не понимая, замотал я гудящей от мигрени головой.

- В эстафете 4 по 100 метров. Эти соревнования проводились параллельно с нашими, и злосчастный столик поставили слишком близко к сектору метателей молота, - разъяснил мне ситуацию Степан. - Видел бы ты тот столик после свалившейся на него кары небесной! Хоть в музей на выставку неомодернистов отправляй! Впечатляющая инсталляция получилась! Судьи в эстафете, сами бывшие спринтеры, забыв о субординации, сбежали ещё раньше начальственного суперчиновника. Если б меня не вынесло из круга для метания, и если б молот попал в зачётный сектор, то в тот день мог бы родиться новый мировой рекорд!

Чиновник Госкомспорта оказался человеком на удивления хладнокровным и не стал поднимать шума и гама из-за какой-то там неудачной попытки молодого спортсмена. Но, на всякий случай, переместился со своими «придворными» за защитное ограждение с тыльной стороны сектора для метания.

Пришло время моей второй попытки. Взял я молот, прошёл за ограждение и попытался сосредоточиться. Но мои тяжкие думы объявили суверенитет и коварно разбрелись по всем четырём сторонам света.

- А опоры сеточного ограждения совсем проржавели, - путались в моей голове какие-то нелепые мысли. - Конечно, их подкрасили перед соревнованием, но от этого они отнюдь не стали прочнее. Если у какого-то породистого молотобойца сорвётся снаряд и попадёт в верхнюю часть стойки, то ограждение может и не выдержать.

Но в тот роковой день все мои даже самые чёрные мысли почему-то имели свойство воплощаться в реальность.

А в это время влиятельный партийный функционер от спорта подозвал моего тренера и высказывал ему своё веское мнение о моей скромной персоне:

- Твой подопечный, Ярослав Сергеевич, очень физически сильный и крепкий парень. И у него отменный андроповологические данные и кондиции.

 

- А может, «антропологические данные»? – не сдержавшись, прервал я рассказчика.

- Может быть, может быть, - смиренно согласился Степан и, вдруг, ни с того ни с сего начал оправдываться. - Столько лет прошло. Разве всё упомнишь?

- Так какие же ценные указания дал твоему тренеру главный спортивный босс? - попытался вернуть я гиганта в ложе прежнего повествования.

 

- Какие такие ценные указания? - изумился исполин. - Ах, да! Он фамильярно потрепал Сергеевича по плечу и обнадеживающе предсказал: «Если ты научишь этого недотёпу не вылетать из круга и бросать молот не вверх, а вдаль, то он без особого труда обновит мировой рекорд метров на десять-пятнадцать».

Я так разволновался от этих веских слов сановного эксперта, что чуть было не просрочил время начала попытки. Мне пришлось собрать в кулак всю мою волю и сосредоточить моё рассеянное внимание на том, чтоб не переступить при раскрутке молота через роковую черту. А тут ещё и Сергеевич масла в огонь подлил:

- Если ты и сейчас при раскрутке выскочишь из круга, то я тебя твоим же собственным молотом пришибу, - по-змеиному зашипел он из-за ограждения.

Лучше б он этого не говорил.

Но, как бы там ни было, попытка удалась на славу! Из круга я не вышел и снаряд со страшной скоростью отправился в полёт. Правда, самую чуточку не туда. А вообще-то, если разобраться толком, то он улетел вовсе не туда. А если сказать ещё точнее - то в совершенно противоположную сторону. Ядро молота попало прямо в верхнюю часть центральной стойки защитного ограждения. Раздался такой ужасающий грохот, треск и скрежет металла, будто злосчастный «Титаник» с ходу налетел на огромный айсберг и переломился точнёшенько пополам. Да и сам айсберг при этом столкновении раскололся как минимум на две равные части.

На этот раз никто никуда убежать не успел. Все словно завороженные смотрели, как ограждение с визгом уродливо деформировалось и, как бы нехотя, завалилось на бок. К счастью, вес у защитного ограждения оказался сравнительно небольшой. Как установила комиссия, расследовавшая этот инцидент, ржавчина за многие годы «съела» более половины веса конструкции. Администрация стадиона только время от времени подкрашивала ограждение, игнорируя предупреждения о его ветхости.

Но с другой стороны, как говорят в народе, нет худа без добра. Вскоре на стадионе на месте этой громоздкой, допотопной клетки для хищников установили новейшую современную конструкцию, купленную где-то на диком капиталистическом Западе. Между легкими титановыми опорами взамен металлической была натянута сверхпрочная синтетическая сетка.

- Степа! Это не так важно! - пресек я пространное словоизлияния несостоявшегося рекордсмена. – Ты лучше скажи, сколько человек пострадало от этого ужасающего крушения?!

- Народу под упавшей сеткой оказалось много, все выставили свои руки и худо-бедно удержали буквально прогнившую от времени ограду, – утешил меня бывший молотобоец. - Правда, многие из участников этого происшествия были просто шокированы неожиданной страшной техногенной катастрофой. Некоторым, особенно эмоциональным, понадобилась экстренная помощь опытных психологов. Но обошлось без человеческих жертв и каких-либо тяжких телесных повреждений. Надо признать, к чести партийного функционера, он даже не обмочился, как некоторые из его верноподданных прихвостней. Только побледнел как мел и судорожно вцепился пальцами в металлическую сетку. Двое санитаров с невероятными усилиями разжали ему пальцы и выволокли бедолагу из-под обломков ограждения. Чиновник дрожащими руками достал из кармана упаковку каких-то таблеток, высыпал на ладонь целую пригоршню белых «колёс» и с величайшим трудом запихнул импортное снадобье в свой перекошенный ротик.

- Мамочки мои родные! - наконец, простонал представитель Госкомспорта. – Да этот парень пострашнее Тунгусского метеорита будет! Ведь это же не Тягнибеда, а какой-то Кидайбеда.

Соревнования метателей перенесли на другой стадион. Я очень боялся, что меня, вообще, не допустят к дальнейшим состязаниям. Но функционер от спорта оказался человеком не злопамятным. Я с трудом прошёл квалификацию, а в финальной части удачно реализовал всего лишь одну единственную попытку. Последнюю! Этого вполне хватило мне, чтоб занять второе место, к глубочайшему разочарованию моего институтского тренера. Он ожидал от меня гораздо более ощутимых результатов. Но администрация института осталась довольна, так как я оказался в тройке призёров ещё и в метании диска, копья и ядра.

- Я не усматриваю особой трагедии в итогах чемпионата! - оптимистично ответил ректор на стенания Сергеевича об упущенных мной возможностях. - У этого юноши все достижения ещё впереди! Ведь он только-только перешёл на второй курс!

- Он даже не подозревал, что это был последний год моего обучения в его институте,- грустно вздохнул Степан и, вдруг, в его глазах отразилась необыкновенная твёрдость и решимость. - Ничего! Лет этак через сорок-пятьдесят перед главным корпусом КПИ поставят монумент с памятной табличкой на гранитном постаменте. И там золотыми буквами будет написано:

Тягнибеда Степан Андреевич.

Великий сын украинского народа два года учился

в стенах этого прославленного учебного заведения

и бросил его, о чём невыносимо и горько сожалел

всю свою оставшуюся сознательную жизнь.

А на стене общежития, где я когда-то обитал, будет торжественно установлена мемориальная плита:

«Здесь жил, учился и творил величайший гений современности Степан Андреевич Тягнибеда».

- Господи! Что же ты там ещё такого натворил? – в ужасе схватился я за голову.

Степан сердито взглянул на меня, по-детски надул губы и, сложив руки на могучей груди, обиженно отвернулся в сторону.

Несколько долгих, тягучих минут Степан мрачно всматривался в серебристый диск Луны, покачивая в воздухе своими свисающими длинными ногами.

- Святые мученики! И за что мне только выпала такая горькая и нелёгкая доля! - наконец, печально вздохнул он. - Сидишь тут, в захолустной Португалии, на грязном и холодном заборе, изливаешь свою трепетную и ранимую душу какому-то неблагодарному недоумку, доверяешь ему свои самые сокровенные мысли и переживания, а он только ехидненько издевается и подтрунивает над тобой! А ведь улыбнись мне хоть чуточку ветреная Фортуна и крейсировал бы я сейчас на борту моего личного катера у берегов благодатного Тасманского залива. Удил бы в тёплых морских водах жирного тунца и наслаждался бы всеми прелестями полнокровной жизни состоятельного австралийского гражданина.

- Да не сердись ты на меня, Стёпа! А если, каким-то образом, я вольно или невольно «задел» твои лучшие чувства, то искренне прошу у тебя извинения за мои резкие и необдуманные слова, - в который раз покаялся я другу. - Хотя мне кажется, что вчерашний день и эта безумная ночь настолько утомили и вымотали нас, что мы начали терять не только чувство меры, но и чувство юмора.

Я выдержал короткую паузу, чтоб хоть как-то сгладить неловкость ситуации и вкрадчиво задал не дающий мне покоя вопрос:

- Стёпа! А действительно, почему твои дочки остались в Украине, жена бесследно пропала где-то в Италии, а ты очутился в далёкой Португалии? С какой стати ты торчишь здесь, а не в изобильной и благостной Австралии, куда вы все так отчаянно и страстно стремились? Тем более, что у вас там, как я понял, живут состоятельные и влиятельные родственники.

(О попытке Степана эмигрировать в Австралию рассказано в повести «Австралийский магнат»)

Где-то за оградой особняка уныло и протяжно завыл пес, который совсем недавно чуть не довёл меня до инфаркта.

- Да ты окончательно отбил у меня всяческую охоту рассказывать о самых тяжких и трагичных днях моей и без того несносной жизни, - раздраженно забрюзжал великан. – Теперь можешь сидеть, глазеть на Луну и подвывать нашему тоскующему четвероногому другу.

Я медленно и печально поднял мою буйную головушку к бездонному звездному небу. И, действительно, мне невыносимо захотелось присоединить мой скорбный глас к заунывному и тягучему собачьему вою. Сколько же времени осталось до восхода Солнца? Может быть, всего лишь два часа, а может быть, и всех полных пять с лишком. Видно и вправду, самое трудное в мире занятие – это либо ждать, либо догонять. Но так как последний автобус на Гимараеш мы, к сожалению, не догнали, то нам только и остается дожидаться долгожданного рассвета.

Неожиданно с самой вершины звездного шатра свалилась яркая звездочка, прочертив длинную светящую полосу буквально чрез весь небосклон. Успел ли я задумать заветное желание? Но вот только какое желание может быть у изнуренного и измученного бессонницей человека? Скорей бы добраться до мягкой, уютной и теплой постели? Для нас сейчас самое важное – не уснуть и дожить до восхода дневного светила.

Блаженные лучи святого Солнца

Рассеют наваждение жуткой ночи.

И, несомненно, всё без промедленья

Вернётся на привычные места.

Неожиданно, где-то совсем рядышком, я услышал хриплый крик какого-то залётного простуженного петуха. Он будто бы робко пробовал силу своего некогда звонкого гласа после продолжительного и тяжкого респираторного заболевания. И откуда только мог взяться петух в элитном спальном районе города, среди роскошных и комфортабельных приватных особняков? Хотя вполне возможно, что некий богатый сумасброд и выращивает на подворье экологически чистую птицу для своего же собственного здорового питания.

Неодолимо клонит ко сну. Но впасть в дрему на таком пронизывающем холоде и в такой неподходящей одежде - было бы просто безумием. Крепись, Василий! Только бы не уснуть, только бы не уснуть, только бы не уснуть….