«Еще более, чем общность душ,

их объединяла пропасть, отделявшая их от остального мира»

Б. Пастернак. Доктор Живаго.

 

- Вы не молодая, я не молодой, давайте проведем эту ночь вместе ,

- это было последнее из предложений, что она слышала от мужчины.

Она ответила колко про массу нелепых движений и страданий из-за

денег, потраченных впустую на алкоголь. Придя в свою комнату

проговорила:

- Сгинуть где-нибудь в Перми, в точках Живаго.

Однажды соседки горластые , завидя её с мужчиной моложе значительно,

выходящей из квартиры, прокричали вслед:

- Непристойно - то как! Не по возрасту живешь!

- Когда я состарилась в первый раз? Давно! - Не в меру кратко

заключила она, подвела черту своей жизни, а не только молодости.

Едва шагнув в прихожую своей квартиры, она упала тут же на коврик и

расплакалась жалостливыми слезами.В тот же день убрала все зеркала,

попрятала серебряное на амальгаме ручное зеркальце, что подарил

некогда ей барин, да , барин, сокрыла все зеркальные поверхности,

включая картину под стеклом. Видеть себя увядшей нестерпимо: серое

лицо, щеки тянулись как гуттаперча, подбородок, похожий на носок

старого ботинка, эта переносица узкая, а где-то там, в темноте, глаза без

желания выглядывают из - под пергаментных век.

- Состарилась, когда связала первые носки!

Как перед ней расступались люди на тротуарах, как ей придерживали

двери, то была - молодость. Было что-то еще, она не была красива, чтобы

это осознавать, нет. Она попыталась вспомнить свое внутреннее

состояние и ощущение тогда: почему ей все уступали дорогу , почему ей

не приходилось лавировать среди прохожих по пути в метро, а наоборот

: она просто шла - ей дорога всегда была свободна. Сейчас она

шарахается ото всех на улице, её толкают, ей приходиться нырять среди

пешеходов. Никто не видит, что она идет? Может, она давно не здесь?

Может она давно эфемер? Ощущение молодости исчезло. Ей мучительно

захотелось восстановить внутри себя это состояние, она пыталась

вспомнить поцелуи мужчин - не могла. Вспомнить из-за чего смеялась в

последний раз - тоже не получалось.

В первые годы своей пенсии у неё был дружок и она носила наряды

в стиле унисекс : свитера и джинсы. Они все износились вместе с

сердечком престарелого друга.

Когда не хватило денег поменять очки для шитья, просто купила что-то

в секонд хенде лишь бы совершить это действо - купить обновку. Под

ковриком в прихожей скрипела половица, там припрятана заначка на

черный день. Не первый есть он у неё - черный день из слез и унижений.

Половица скрипела каждый раз, когда она выходила из дому: будет еще

хуже, веди себя тихо, там мало денег, не хватит ни на что, если что.

Если что что? А когда возвращалась, то половица на неё скрипела: -

Истратила, ерунду купила, опять много ешь, опять истратила , проела, а

теперь еще и живот болит. Почти перестала есть, но кормила кота. Какая

же пенсионерка без кота? Он один ей был рад и птички за окном, для

птиц покупала семечки: чтобы коту было весело на них смотреть.

Синички, зяблики стучались в стекла, заглядывали : спишь, старуха,

корми!

Кот с особенным подшёрстком, здоровенный мейн-кун помесный с

уличным мордастым забиякой, а она , старушонка, теперь плешивая.

Окрашенные волосы когда-то, оставались цвета морковки,

отвратительная седина обнажила лоб и виски. Она затягивала их в тугой

хвост, некогда атласный каштаново - рыжий. Рыжий цвет - цвет колдуней

и ведьм. Да какая такая из неё колдунья - самый раз около церкви

милостыню просить . Но последний её мужчина называл не иначе как

ведьмой: живешь на отшибе, внизу в овраге речка, комод да кот в доме,

не хватает печки.

Высохшая, плешивая , маленькая, жесткая и очень бедная старуха

смотрела на себя с презрением в черное ночное окно .Со злостью

задернула штору, спрятав за ней последнюю зеркальную поверхность -

застекленную в раме картину. Её старуха позапрошлой весной догадалась

поставить на комод в простенке у окна, повесить не сподобилась, но так

на неё свет не падал: и не выцветала и не отражала её, старуху.

- Я не нищая, бедная, но не нищая, старая, посему мне позволено

все без стеснений. На то молодость была, когда нельзя , да стыдно.

Она взяла на руки кота и ничтоже сумнящеся стала примерять цвет его

рыжего пушистого подхвостья к своему лицу: идет- не идет? Кот

испугался не напрасно и выпрыгнул из объятий. Старушонка зло

усмехнулась:

- Злодеи! Кругом одни злодеи, да, мой кот? Однако пора

«умывашьты, одевашьты, богу молишьты и тебя, кота кормишьты»!

Пошли, ешь, скотинушка!

Не одна зима прошла в борениях, слезах, вопросах жить или не жить,

да была ли она? Так давно, что вроде и нет, с ней это было ли ? Память

ничем не могла помочь, не забывались унижения, одиночество, голод,

одежды перелицованные, в которых выходить стеснялась, а себя

ненавидела.

Зима нынешняя выдалась через-чур морозная , третий месяц пошел, и

на Рождество и на ведьмины праздники морозило, уж Крещенские

отгуляли, а всё лютует. В феврале пуще ветры задули, никакого

умилостивления, только собаки выли под окнами волками. В заброшенном

сквере, внизу, за домом, где раньше пруд был, около забора стая собак

устроила логово. Стоило старухе выйти, так они шли за ней ,

обнюхивали, просили еду, раз тащили за авоську, да там только хлеб был

с кефиром: пришлось отдать им батон.

Кот не игривый стал, которую зиму сидел на батарее, часто противно

стонал ли , кричал ли, видимо, болело у старого. Перестал есть яйца

всмятку, а было лакомством. В начале февраля под завывания метелей и

собак, не дождавшись теплого солнца на пушистый бок, кот ушел на тот

свет. Старуха видела , как его держало за шею и кот хрипел. Она носила

его на руках, гладила да приговаривала: потерпи, не бойся, там в раю

согреешься. Дня через три все стихло. Старуха ушла спать, пыталась

уложить кота клубком, но он не сворачивался, как бывало пушистой

кочкой. На всякий случай оставила его под батареей - вдруг согреется и

проснется, ушла спать .

Проснувшись от голодного воя собачьей стаи, она долго уговаривала

себя подняться из нагретой постели:

- Умывашьты, одевашьты, богу молишьты, кота, родну-скотишку,

корм...

Но кот не пришел её будить. Проросший картофель собаки есть не

будут. Съела сама, вареная, с постным маслом она дала ненадолго силы,

и отправилась старушка выкопать коту ямку для последнего покоя, как-

никак двадцать годов они с ним зимовали, да больше, двадцать два.

Собаки сидели рядом не спуская глаз, только лопата их удерживала, от

старухи пахло едой и постным маслом. Земля не поддавалась, не в снег

же его укладывать, весной оттает. Не гоже.

Далеко идти от дома совсем не было сил, весна её не радовала, до

первого тепла дотягивала она истощенная, измученная: самой бы не

умереть на улице. Шапочка сползла, ветер дул в уши,руки не держали

лопату. Худая собака с отвислым вытертым животом и пустыми сосками,

изголодавшаяся не одним днем, провожала её до подъезда, готовая не то

укусить, не то попасть с ней в подъезд греться. Старуха и не возражала

её впустить, но проезжавшая машина собаку спугнула.

Обессиленная и замерзшая, она ни с чем вернулась домой,

окоченевшими руками долго не могла открыть дверь. Помочь было

некому, днем в морозы по своим углам сидят люди , а иные в

присутственных местах, есть еще не старики в их подъезде - те ходят

работать. Прислонилась к еле теплой батарее в тамбуре хоть как-то

отогреться, слезились глаза, ноги похолодели. Вернулась к своим дверям,

и только часам к пяти, когда сумерничало, один сосед, ворча: чё -ж ты,

никак собралась помирать в подъезде, старая, - дыхнул на неё пивом ,

но дверь открыл.

- И чё мне будет за это?

- Да-к ведь, - только развела руками.

- То-то, не вылазь из дому , раз нечем отплатить людям хорошим.

Кота переложила на балкон, там холодно, я тебя завтра, - пообещала

ему. На следующий день, старушка долго не могла проснуться. Кот не

облизывал её глаза и нос языком-наждачкой, не мурлыкал настырно в

ухо. Было светло и ясно, как бывает в морозные дни.

- Умывашьты, одевашьты, богу молишьты, кота корм... Богу

молишьты!

Голова кружилась, в ней что-то перекатывалось, когда она вставала с

постели. Подолгу сидела, увереная, что не упадет, подымалась и шла

«умывашьты». Копать Старуха решила на том же месте, где вчера

начинала. Да что толку - снегу за ночь намело, февраль - метун да

враль, знай, снег разгребай. На морозе свежий снег разгребался

полегче, даже радостно старухе стало вдруг.

- Поди клад копаешь, старая?

-Помог бы , чего тебе стоит? Найду уж тебе , так и быть, на пиво

дам.

Мужик рьяно взялся за лопату, замахнулся пару раз:

- Ну старая, промерзло все как на могиле прошлогодней! Дрянь

дело, если не клад - копать не буду.

- Какой тебе клад посреди города в пятиэтажке? Кот помер.

- А-а, - мужик бросил лопату, ушел во-свояси, произнося одни

непотребности.

Второй раз вернулась старуха ни с чем, долго отогревалась, не

раздевшись в прихожей, трясло её - не могла согреться, уселась на

козетке прямо в шубейке.

- Клад, говорит! «Нешто» посреди города клад найти? Клад,

знакомое

слово , ох, знакомое, вспомнить бы. Клад...такое ощущение, был у неё

когда -то клад, да был, верно! Клад! Вот оно - это радостное

чувство,такое живое, чувство было тайной радости, родного и забытого.

Что нас может больше ущемить и убивать, доводить до слез - так это

неожиданная радость, долгожданная теплота. Бывает все плохо, плохо - и

вдруг! Так было после войны, той второй, подруга писала из Витебска,

когда фашистов погнали, после оккупации сколько людей вешалось, да в

приступах сумасшествия сколько в больницы попали, а говорит потому,

как были подавлены и молчали,  а потом, когда все кончилось - так вся

истерзанная душа наружу и вышла!

- Для радости надо силы иметь, чтобы её перенесть. А сил не было, и

душа истощается к радости, как старость к еде, ни сил, ни желаний. Ах ты,

Котище ! Клад, был клад, верно. Так не вспомнить - не твоя смертушка,

родная скотинушка!

Обутая - одетая, в ознобе ли, в лихорадке-лихоманке, пошла, отставив

лопату, искать клад во всех комнатах. Все шкафы, ящики переворошила :

чего только не нашлось, а клада того, который спрятала сама, чтобы по

доброте и слабости пионерам, этим архаровцам да варнакам, не отдать в

музей их. Только и осталось от бывшего барина что картина, да... , да,

около картины должен быть! Разволновалась так, что щеки порозовели и

согрелась, аж в жар бросило.

- Должно быть в будуаре, в комоде, в дальнем углу, открывайся давай!

Так на замке ведь, от кого я прятала свои сокровища?

Наконец, в одной из банок в кухне обнаружился ключ. Начала старушка с

нижнего ящика, отдыхала, укладывала волнение и содержимое обратно

по местам, дважды перекапывала милые вещицы, старалась не

отвлекаться на картинки и тряпочки, коробочки и заморские флаконы от

духов, так расслабляющие чувства. Добравшись до верхнего, на котором

возлежала штора, откинула её :

- Ах, картина нашлась. Не ждали, душенька, что найду вас ! Чую, клад

близко,- обратилась старушка к женщине в раме.

И верно, в последнем ящике под газовыми шарфиками, перчатками

кисейными и чулочками фельдеперсовыми нащупали её пальцы - клад!

Клад представлял собой плоскую коробку красного дерева , размером с

художественный альбом. На коробке была приклеена знакомая картинка

Леонардо Да Винчи «Витрувианский человек», слова «Roma», «Мaimeri»

и 1923 хорошо читались. Старуха , обняв коробку, опустилась на постель.

Её несчастное маленькое существо совершенно забыло о своей старости,

беспамятности, глупости, забитости,подавленности, болезненности,

одиночестве, стоило лишь прижать коробку к себе. Вспоминалось все

лучше, и не вспоминалось - а перенесло «взаправду»:

... Вот она вбегает в кабинет к барину с мороза, тащит поленья для

печи, с ней врывается в дом собачка вихрастая, разыгравшаяся во дворе

только что с ней, Дуняшей. Это её имя, да...Жучка лает, поленья трещат.

- Эк, ты прислугу распустил,- говорит один с бородкой, лысоватый.

- Так то дворовых моих была, с детства у меня живет, сирота, она

же и натурщица. Снег - не грязь! Как ты, Михаил Васильевич, до больших

морозов удачно доехал до нас?

- Как обычно, по старинке, на перекладных. Лучше скажи, что

решил ты о своем житье - бытье? Как судьбу будешь решать и куда

девчонку пристроить? Вижу, дорога она тебе? Вон шубейку какую ей

привез из Петербурга.

- Не открой я в доме своем художественную школу для

деревенских, не видать мне и дома, а возвратясь из Питера, знаю, что

уеду, придется . Голодно, жить не на что, учить некого. Взять с собой

Дуняшу- в её возрасте, непристойно... боюсь, судьбу ей покалечить.

Дождусь, когда Дуняше будет восемнадцать и ...прощай, Рассея!

- Вижу, рисуешь с детьми Рачкова. Благое дело живописи учить, да

хоть Рачков!

- Им, этим новым, что Рачков- дурачков, что слезу по котёнку

утопленному пустить, который и без того мертв был давече, что мою

Дуняшу в душегрейку, они, помяни мое слово, разницы в лице не увидят,

им бы платок шелковый, да избу деревянную, да птичку из вагона

слезливо покормить, да собачонку пожалостливее,только не борзых

помещичьих рисовать - зашибут и собак и картину! Нынче так...

- То-то ты её лицо пишешь, а волосы от чернавки! С кем она

останется, коли любишь хоть немного, из сострадания, возьми с собой

прислугой, не в монастырь же ей, и те скоро пожгут.

- Мне моя белобрысая Дуняша милее! Ты погляди, девку совсем

смутил, залилась вся краской, ишь, прячется в меховушку от тебя, глаз у

тебя жесткий, рука твердая, да язык тяжелый.

- Лубок твой Рачков-дурачков! Не Россия это! На открытку только

сгодится!

- Ах, родной ты мой, Михаил Васильевич! Да кабы Рачков твои

картины видел, неужели он писал бы после оных свои! Ты бы его

перепахал. Дуняша, на тебе краски! Михаил Васильевич тебе краски

привез настоящие , итальянские! Картину допишешь сама. Смотри, не

балуйся, пиши, как я тебя учил и как великий художник Нестеров.

Запомни: Нестеров. Запиши! Ты ведь у меня дурочка!

 

Взял перо и мелким убористым красивым почерком с нажимом написал

внизу на холсте, по которому делал учебную копию: наш учитель

М.В.Нестеров. Девочка в душегрейке с собачкой Жучкой у калитки.

Посмеялись они над Рачковым ! Весело тогда было, разомлела я у печи

в полушубке! Память у меня, как барин говорил, художественная, и

такая: как увидела один раз что - и представила тотчас: эмпатическая

значит. Все как вживую, вживагу. Вот, вспомнила , клад! Гляди, котятко!

От самого Нестерова! Говорю же, не Рачков её писали, барин мой и я

начинала собачку с душегрейкой рисовать, как оторочка похожа, прям

привиделось мне заранее, когда подхвостье твоё примеряла, шутя...Ох, и

называлась иначе картина. Девочка!

Включила она свету полную комнату,не жалея денег. День проходит

быстро, стемнело пока клад искала. Кто сказал, что жизнь длинная? День

короток, а жизнь длинна, особенно, если пуста. Старуха распахнула

одежды, сняла потертую шапчонку, под ней платок кружевной, пуховый

был раньше. Вгляделась на полном свету в картину. Тут же в ящиках,

только что переворошенных, отыскала снимок себя в 1923 или пятом ли

году - поди упомни, не видно...стерлось, в Москве она училась тогда,

красивая, оказывается! Молодая!

- Ах, кабы знать мне тогда, что я красива!

Иначе бы жизнь прожила...Так не сказывал никто- устроил меня Нестеров

в школу ФЗУ при фабрике , потом и он забыл, - там девки злющие !

Старуха согрелась словно тогда, у печи. Сбросила перелицованное

пальто. Пошевелила пальцами: они - гуттаперча, и как кисть легка на

место, аккурат в эту выемку на среднем пальце, удобно. Металлический

тюбик будто ждал- сам поддался, она срезала потемневший край. На

разделочной пластиковой доске вместо мольберта развела краски, значит

итальянские - раз не испортились! Знакомый резкий запах ударил в нос,

привел в чувство пуще нашатыря.

Осталось содрать репродукцию Рачкова, она сама теперь антиквариат,

типография как-то там... «пролетарский рабочий». В расстройствах

девичьих была, не до того, картина осталась недописаной, в городе уже

нашла эту репродукцию и поверх полотна ее под стекло в раму и закрыла.

Освободила картину, на-те вам!

- Богу молишьты! Лицо на картине и мое на фотографии - один в

один! Ах, барин, посмеялся надо мной! И Нестеров! Так надо мной они

смеялись! Что не заметила я, себя не узнала! Все на душегрейку новую -

глаз не отводила от бархатной шубки с оторочкой меховой! А как узнать?

Он мне зеркальце серебряное когда подарил? На прощание, в году каком

это было? Да, кажется, так, меня в Москву отправил, а сам заграницу.

Нестерова уговорить не смог, помню , так и сказал мне горько: -

Нестерова не смог от Волги отнять, сильно держит его Россия, как Бог!

- Смеялись они оба надо мной! Дурёха- ж я!

Весь вечер Старуха дорисовывала заброшенную картину, с её лицом, с

её собачкой дворовой, с душегрейкой, кою барин привез в подарок на

Святки ей, бывшей своей дворовой девке, такой же, как собака, когда

оставались они обе теперь без двора, без барина, без дома И не было

больше ни одной слезинки, и руки не дрожали, ни сожалений , ни

потерянности, ни жалости к себе, ни обид, ни отчаяния, а только

страстное желание успеть и вспомнить, почувствовать и ощутить себя

тогда, той девчонкой у печи, как дрова в печи потрескивали, как смолой

пахло, как свет тонул в складках бархата, и как по-разному они говорили,

её помещик нижегородский и Нестеров, мягко так слова выговаривал,тихо.

Но смеялись они громко, над ней смеялись!

Не выцветшие дряблые мысли, как её лицо, рисовали прошлое, она

видела его не линялым и застиранным, ощущения восстановились, не

было времени в тот момент прошлого, только одно единственное время -

время её жизни и оно еще лилось.

- Ох, дуреха, скотинушка ты моя! - так засмеялась, а сколько лет не

смеялась вовсе, отпустила себя на волю и смеялась над собой, своей

юностью бестолковой, над старостью нелепой...Радость перенесть - надо

силы иметь, а горевать - нам в России не привыкать.

Поутру Старушка вновь оделась, что было теплого - все навьючила,

взяла лопату .

- «Одевашьты, умывашьты, Богу молишьты»! Нынче непременно

надо дело закончить.На балконе холодно, но больше трех дней не

положено.

Старушка настроилась решительно. Возвратясь к прежнему месту, ямки

не нашла. Занесло снегом так, что старуха в снегу увязла и в сугроб

упала. Мело, да вьюжило. Еле выбралась, но не плакала и не сломилась.

Плутала по окрестностям, волоча лопату, подумалось: смерть с косой

также рыщет.

- Эх, нет чтоб осенью помереть! Скверно, котище, скверно ты помер,

не во время. «Нешто» вовремя бывает помереть?

Поодаль, где у забора одни камни застывшие, внизу , в собачьем

логове , громкий лай на всю округу перекрыл метель. Две стаи бездомных

оголодавших собак шли друг на друга, как ходили в деревнях мужики

стенка на стенку. Два огромных лохматых вожака их вели. Вожаки

остановились лобастые, готовые кинуться в драку, выли и рычали, вот -

вот растерзают сначала они. За вожаком разглядела Старуха облезлую

псину с обвисшим животом и пустыми сосками. Именно ей вожак дал

знак и вся стая тотчас бросилась рвать пришлых.

Старуха не могла пошевелиться, прижавшись к дереву, от страха и

бессилия, съёжилась совсем в комочек. Вой, визг, боль, злость, рёв...

метель выла в ушах и ей, волчице одинокой, донесла запах ужаса,

кровушки, отчаяния. Пришлая стая отступила, но долго скалилась в ответ

и огрызалась свирепо. Когда бой утих, стало слышно скулёж малых

щенков из логова. Вместо страха на лице у Старухи появилось вдруг -

озарение. Она осмыслила что-то важное, и по всему видно это было, как

расправилась спина, голова поднялась и ростом она стала выше.

Уверенная как никогда, бравой, смелой походкой , какой ходят только

«на дело» , она пошла домой.

Окоченевшая, третий раз вернулась старая ни с чем. Ан, нет! На сей раз

она точно знала, что ей надобно делать. Сперва выбрала из всех ножей

самый острый, обточила его о наждачный камень вдобавок, и самое

главное - отыскалось среди старых сковородок, среди кастрюль серого

алюминия настоящая железная сечка! Сечка была знатная! Смазана

подсолнечным маслом , чтоб не ржавела, острая, с завитками, узорная,

ручка гладкая, по верху и по низу с кудрявыми насечками - ладонь

обожгла ледяным холодом, но согрелась быстро и выпускать её уже не

хотелось. Тяжелая! В самый раз!

Без слез, без причитаний, без сомнений , без конвульсий по

старости, без подавленности или немощи взялась старушка на балконе

привести в исполнение неотложное и важное, но прежде посиневшими

губами прошептала молитву перед домашней родной скотинушкой и

перекрестилась. Долго возилась. Не в силах закончить предприятие, что

удумала, нынче же, оставила на завтра.

Четвертое утро после кончины кота было по погоде как и прежние

три. Старушка с котомкой , без лопаты от собак двинулась прямо в их

логово со щенками. Собаки вышли ей навстречу за несколько метров

вперед, прежде всех та, что с отвислым животом. Хвостами не виляли , но

и не лаяли, наблюдали. Старушка близко подошла к стае. Неведомо

откуда взялся этот жест у неё, но она подняла перед собой руку

открытой ладонью к ним и сказала спокойно:

- Сидите! Я пришла вас накормить, не кусать меня.

Собаки сели молча. Вышел огромный вожак. Расставил лапы широко и

первый приблизился к ней . Она без всякого нервического испуга

достала кусок мяса и хотела бросить ему, но вожак удивительным образом

осторожно вытянул морду и одними зубами, подняв даже губы-брыли ,

так что не обслюнявил её руки , взял кусок.

- Благородные вы животные, собаки, крыс не едите.

Раздала все до одного куски мяса; уходила спокойно, не опасаясь

ничуть, что собаки на неё кинутся сзади.

Придя домой, снова вернулась к рисованию. Она торопилась, знала , что

с натуры бы надо, но кот так хорошо виделся ей живым, с её

художественной памятью он стоял у неё перед глазами, до каждой

шерстинки и усов. Написала она его с другой стороны от Девочки с

собачкой Жучкой, потому как снова забыла, что это она сама, Дуняша. Кот

получился ласковый, милый, словно улыбался и говорил: это не зима

уже, мур-р- март уже.

- Все в жизни пригождается, что знаешь, что умеешь, что видела в

детстве -помнилось, а ты говорил: дурочка ты у меня. Иной раз думаешь,

уж лучше б не знать чего. У себя я была дурочка.

В деревнях чего только не навидаешься, и бортник у них был, и

скорняк - скольких зайцев обдирать приходилось после барских охот. То

наждачкой скребла, то губкой «шоркала», у бережливой старушки и уксус

нашелся крепкий и соль крупная, и каких еще пузырьков, чуть ли не

формалина, это с фабрики все осталось...зачем домой тащила

спрашивается, теперь понятно, зачем, пригодилось, так же как кора дуба

и душистые травы для смягчения. Под конец процедур многодневных

настругала в бульон для кошачьей шкурки хозяйственного мыла на

терке. После некоторых раздумий: ай да, куда ещё беречь!- вынула

засохшие флаконы одеколонов бывшего барина и их положила в раствор

для аромату.Прошло еще несколько дней экзекуций, дубления и сушки.

Далее, вооружившись шилом и двумя очками одни поверх других,

принялась она шить да кроить - опушку на горловину прежней шубейки.

Портняжила долго, наперстком проталкивала иглу, дырявила шилом

шкурку, мусолила нитку по часу, чтобы вдеть в ушко иглы. К концу

февраля пушистый воротник ровненько да гладенько уложился аккурат

вокруг шеи.

- Не вовремя ты помер, не чтоб осенью, я бы всю зиму могла ходить в

твоей шубке, а так...за зря нечего помирать...до следующей могу и не

дотянуть, слаба, буду носить!

Сил хватило и настроения зеркало вытащить из-за шкафа и

маленькое на серебре из комода. Смотрела на картину и на себя в оба

зеркала, то снова на картину, то на себя в серебряное зеркальце. И без

всякой цели, улыбаясь , без денег даже на хлеб, пошла погулять в новом

пальто с пушистой меховой оторочкой по горловине - просто так, повеяло

мартом.

Всю весну и все лето рисовала Старушка картины, пока не кончились

краски от Нестерова, а картины получались все лучше и рука увереннее.

Последние были черно - белые, цветных не осталось. В один из теплых

дней взяла она недописаный ватман и пошла в магазин купить еще

бумаги:

- Вот такой мне лист надо, барышня! Один! Красок больше нет!

- Нету у нас таких в розницу, а такие только в упаковках оптом,

дорогие.

- Я куплю вам, мадам! Краски тоже у вас кончились?

- Не нищенка я - побираться не буду!

- Так и не надо.Расплатитесь картинами. Я по этой вижу , что

они должны быть очень хороши. Покажете свои полотна?

- Отчего не показать? И продам, коли о цене договоримся! Я не

всегда дурочка, могу и я сообразить, что к чему, как приспичит.

Они с мужчиной, он оказывается, в школе рисование преподавал,

пришли к ней домой. Он купил несколько её картин, сходил в магазин за

продуктами, вернулся с полным пакетом.

К её радости лето выдалось угрюмое - его тоже проходила, не

раскидываясь нараспашку. В начале сентября преподаватель привел к

ней пионеров, но они без галстуков ходили, эти школьники теперешние.

Купили еще несколько картин.Пришла осень.Старушка пальто не снимала

с опушкой.

За осенью без всякого разнообразия или случайности - пришла

холодная зима. В день ведьминого праздника перед Крещенскими

морозами Старушка преставилась.

- « Кого хороним?

- Мертвеца,- ответил вечно хмельной сосед

- Царствие ему небесное!

- Да не его - её,» старушку-художницу с первого этажа.

- А кот у ей был баской такой ? Сбежал? Или прибрал кто?

- Их обоих Бог прибрал: вона оба лежат.

- Царствие им небесное!