24 декабря 2001 года.

Я и мой товарищ по несчастью Степан Тягнибеда безмолвно стояли у маленького овощного магазинчика и угрюмо пялились на дары садов и огородов за чисто вымытым стеклом неброской витрины. Где-то вдали послышался приглушенный бой башенных курантов.

- Восемь ударов, - нарушил затянувшееся молчание Степан. – Последний автобус на Гимараеш «отчалил» ровно двадцать минут назад.

- Похоже, это били часы на Torre Dos Clérigos, - рискнул я высказать мои назревшие соображения. - И судя по звуку, мы находимся на значительном удалении от церкви клириков. А, насколько я знаю, эта достопримечательность Порто расположена практически в нескольких сотнях метров и от железнодорожного, и от автобусного вокзала.

- Во всяком случае, теперь мы точно знаем, в каком направлении нам необходимо двигаться, - воспрянул духом мой неунывающий попутчик. – Дойдём до конца квартала и свернём направо! И постараемся больше никуда не сворачивать!

- А вот лично мне показалось, что бой курантов донёсся откуда-то слева, - не согласился я с товарищем. – И соответственно, у перекрёстка нам лучше всего свернуть налево.

- Василий! Тебя ввело в заблуждение эхо, многократно отразившееся от стен здешних зданий, - раскритиковал мои выводы доморощенный акустик. – Доверься моему богатому опыту! Так как я с рождения обладаю абсолютным слухом, то теперь без особого труда выведу тебя точно к твоей башне клерков.

После моего сегодняшнего общения со Степаном в кафе концертного комплекса «Кристалл» и в пиццерии «Селеште», это заявление великана прозвучало как нелепая и несуразная шутка.

- Тогда уж лучше выведи нас к ближайшему оперному театру, - решил я немного подыграть злостному насмешнику. – Там я с удовольствием выступлю в роли импресарио молодого и подающего надежды дарования. Кстати, у тебя какой певческий голос: бас-кантанто или бас-профундо? Мне кажется, я смогу без особых хлопот заключить с администрацией оперы выгоднейший контракт на пару ближайших театральных сезонов. Ведь ни один директор оперной труппы не в состоянии устоять перед талантами наследника великого Шаляпина!

- Да сам ты наследник великоватой Шляпы! – огрызнулся Степан и, чуть-чуть поостыв, принялся терпеливо вводить меня в курс дела: - Я ведь тебе явственно разъяснил, что у меня абсолютный слух, а не абсолютный голос! От уроков пения в школе я был освобожден, так как не нашлось в СССР достойного педагога, который смог бы вынести силу моего гласа. А я ведь так обожаю исполнять русские и украинские народные песни! (В голосе моего друга зазвучали нотки искреннего огорчения) Однако крайне трудно найти на нашей планете такое место, где я мог бы что-либо спеть, не испугав никого до смерти.

- Что ты имеешь ввиду? – с подозрением покосился я на тернопольского Орфея.

- Ну, раз ты уж вспомнил о Шаляпине, то вот тебе один из самых животрепещущих примеров. Как-то весною, лет семь или восемь назад, мы съездили с моей бывшей супругой на познавательную экскурсию в Сурож-Судак. В культурно-развлекательную программу нашей группы входило и посещение Грота Шаляпина. Всезнающий гид нам поведал, что здесь всемирно известный бас распевал перед публикой свои незабвенные арии. Ну, я сдуру его и спросил, а нельзя ли и мне здесь чего-нибудь спеть для приличия. Экскурсовод издевательски улыбнулся и лукаво подмигнул всем присутствующим посетителям:

- Ну, что? Позволим молодому человеку показать свои способности в этом уникальном, с точки зрения акустики, месте?

И все экскурсанты единодушно, с величайшим энтузиазмом выразили пожелания услышать мои феноменальные песнопения.

- Ну и как прошел твой певческий дебют? – не смог я утаить моего непритворного любопытства. – Ты потряс слушателей мастерством своего виртуозного исполнения?

- Шаляпин был попросту посрамлён, - без излишней скромности сознался гениальный солист. – Когда я запел «Дубинушку», от свода грота отвалилась глыба и чуть было не пришибла нашего экскурсовода. Народ в панике бросился к выходу и просто каким-то чудом никого в давке не затоптали ногами. С тех пор на широкой публике я больше не выступаю.

- Я тебе и в узком кругу публики концертировать не советую, - порекомендовал я несостоявшемуся вокалисту. – Во избежание несчастных случаев! А то ты способен так гаркнуть на ухо, что барабанные перепонки могут просто не выдержать!

- Ладно! Оставим в покое мой голос! – разобижено прогундосил неоценённый по достоинству артист. - Но клянусь тебе здоровьем моей усопшей прабабушки, что тонким слухом я славился с раннего детства.

Мы неспешно дошли до перекрестка, и гигант мягко увлек меня вправо, продолжая на ходу заговаривать мне зубы:

- Помню, как-то летом, отправили меня родители отдыхать в детский лагерь «Орленок» на знаменитую Арабатскую стрелку. Однажды, аккурат после отбоя, вызывает меня в свою опочивальню старшая вожатая нашего отряда Вероника Андросовна. У неё была общая спальня с воспитательницами Алиной Сергеевной, Жанной Архиповной и Викторией Павловной. Все эти избалованные и перезревшие девушки числились старшекурсницами какого-то престижного педагогического университета. А в лагере они практиковались в академической воспитательной работе над ни в чем не повинными маленькими ребятишками.

- Степа! – вкрадчиво обратилась ко мне старшая фифочка. – Мне доложили, что после отбоя ты на слух выявляешь в своей комнате всех комаров и москитов, а затем нейтрализуешь их. И это чрезвычайно благотворно влияет на спокойный и здоровый сон твоих сотоварищей. А не мог бы ты определить, есть ли в нашей комнате кровососущие насекомые или какие-то иные нежелательные живые существа?

Вероника Андросовна являлась единственной и чрезмерно изнеженной дочерью одного известного профессора-химика. Любящий, степенный папаша прижил это чудо с молоденькой аспиранточкой, когда ему уже было, наверное, под шестьдесят. И для Вероники Андросовны была недопустима даже мысль, что какие-то паразиты могут испортить её нежную, бархатистую кожицу.

Мне тогда было всего лишь одиннадцать лет, но по виду я выглядел уже на все полноценных шестнадцать. Как говорил директор моей средней школы: «Этот парень хоть из молодых, да ранних». Поэтому мне очень хотелось произвести благоприятное впечатление на таких искусно размалёванных и расфуфыренных барышень.

- Для успешного обнаружения вредоносных биологических объектов мне понадобятся три-четыре минуты полного безмолвия, - хладнокровно выдвинул я жесткие требования для эффективного проведения эксперимента. Воспитательницы переглянулись, и Вероника Андросовна кивком головы дала молчаливое согласие на мою достаточно настойчивую просьбу.

Я закрыл веки, растопырил мои уши-локаторы и за три с половиной минуты полностью просканировал окружающее меня пространство. Затем я распахнул веера моих пышных ресниц и бесцветным голосом волхва-прорицателя подытожил:

- В помещения находятся три кровососущих насекомых: один сидит на носу портрета Макаренко, второй примостился на стене слева от ночника, а третий пристроился на лбу многоуважаемой Жанны Архиповны.

Жанна Архиповна с такой силой хлопнула себя по лбу, будто внезапно вспомнила об очень важном, но совершенно случайно позабытом деле. Хорошо ещё, что она была врождённой блондинкой, а то наверняка бы «заработала» сотрясение мозга.

- Теперь осталось только два комара, - невозмутимо продолжил я мой пространный научно-исследовательский доклад. – Кроме того, в правой прикроватной тумбочке в верхнем ящичке четыре таракана дегустируют припрятанные вами на десерт пирожные.

Алина Сергеевна, немного худощавая, но необычайно стройная и гибкая брюнетка, недоверчиво скосила на меня свои завораживающие чёрные очи. С циничной усмешкой народного обвинителя она кошачьей походкой приблизилась к своей прикроватной тумбочке. Затем небрежным движением разоблачителя дилетантских, топорных фокусов Алина Сергеевна потянула на себя выдвижной ящичек. Оттуда опрометью выскочили и с невероятной резвостью разбежались в разные стороны довольно-таки крупные рыжеватые насекомые.

Вожатую буквально отбросило от тумбочки на средину опочивальни, как будто её поразило сверхмощным высоковольтным разрядом. Мелко пританцовывая и размахивая ручонками с растопыренными пальцами, она исступленно завизжала на весь спальный корпус:

- Сейчас же уберите отсюда этих гнусных, противных тварей!!!

- Уже нет никакой надобности кого-либо куда-нибудь убирать, - попытался успокоить я разбушевавшуюся истеричку. – Эти маленькие и безобидные существа испугались куда пуще Вашего. Теперь они в ужасе забились в такие глубокие щели, что их оттуда никакими ухищрениями не достанешь. Могу со всей ответственностью Вас заверить, что пока в спальне горит свет, тараканы ни за какие коврижки в Вашу прикроватную тумбочку больше не сунутся.

- Девочки! Сегодняшнюю ночь мы будем спать при включённом свете! – дребезжащим голосом оповестила своих подруг издёрганная воспитательница.

Слегка успокоившись, Алина Сергеевна решительно направилась к своей опоганенной тараканами тумбочке. Она с нервической суетливостью сгребла все надгрызенные насекомыми пирожные в большую белоснежную салфетку. Затем вожатая устремилась к не зашторенному окошечку и вышвырнула кондитерские изделия через приоткрытую форточку.

- Я, чисто из гигиенических соображений, кушать пирожные после этих омерзительных таракашек отказываюсь! – твердо заявила воистину жгучая брюнетка. – А есть ли в нашей спальне ещё какие-нибудь вредные насекомые?!

Я самую малость замялся, однако всё же отважился выложить всю подноготную правду:

- Ну, была тут ещё и одна сороконожка средних размеров. Но Вы только что без всяческих церемоний выставили её за дверцу оконной форточки. Вместе с недоеденными пирожными.

Алина Сергеевна стремительно метнулась в угол комнаты к треногой табуретке, на которой стояла миска с водою. Там она суматошливо принялась вымывать с хозяйственным мылом свои изнеженные пальчики с наманикюренными ноготками.

А я, не обращая внимания на гадливую воспитательницу, спокойно продолжил моё подробное натуралистическое обозрение:

- Хотелось бы так же отметить, что в Вашей опочивальне нелегально пребывает ещё и … Виктория Павловна! Не двигайтесь! Ах, поздно! Только что Вы раздавили правой ногой жука, которого на юге Украины в простонародии называют «бздюхою». Боюсь, что теперь Вам придется заново проветривать спальное помещение.

- Всё это конечно очень хорошо, - с нескрываемым сарказмом высказалась Виктория Павловна, зажимая пальчиками свой пухленький носик и брезгливо дергая в воздухе приподнятой правой ножкой. – Но как же ты, со своим артистическим слухом, не обнаружил мышку, которая вот уже две ночи подряд не дает нам ни сна, ни спокойствия?

- А слона-то ты, Стёпа, так и не заметил, - насмешливо молвила Вероника Андросовна, всем своим видом показывая, что ни комарами, ни тараканами, ни даже сороконожками её так просто за живое не возьмёшь.

- Но я ведь ещё не закончил мой отчет о проделанной работе, - осуждающе взглянул я на ехидничающих вожатых. – Тем более, что мышку уже можно смело исключить из списка обитателей Вашей комнаты. Две минуты назад её заглотила полутораметровая змея. Сейчас она свернулась кольцами под койкой Вероники Андросовны и безмятежно переваривает свою добычу.

Лучше б я этого не говорил.

В последующее мгновение почти одновременно сдохли все тараканы и комары спального корпуса от летального разрыва сердечной мышцы. Это произошло по причине дикого, душераздирающего визга, который буквально разорвал мертвую ночную тишину.

Но самое ужасающее случилось потом. Истерически вопя, Вероника Андросовна стремглав бросилась ко мне и как мартышка ловко взобралась по моему торсу буквально на самую шею. Будто я был не её несовершеннолетним подопечным, а вполне зрелой кокосовой или банановой пальмой! Хотя кокосы и банан оказались гораздо ниже того уровня, на который взобралась эта резкая и проворная обезьяна.

Я уже говорил тебе, Василий, что в одиннадцать лет был непогодам физически развитым и необыкновенно рослым мальчиком. Мой рост составлял 168 сантиметров, а вес – более 70 полновесных килограмм! И при всём при том, в моем теле не было ни капли лишнего жира. К тому же на девочек у меня уже тогда была вполне зрелая мужская реакция.

Конечно, для меня было полной неожиданностью оказаться в такой пикантной, я бы даже сказал, романтичной ситуации. Однако, несмотря на то, что Вероника была не очень крупной, но достаточно фигуристой девицей, особого сексуального возбуждения я почему-то не испытал. Даже учитывая то, что на её теле не оказалось ничего, кроме легкого шифонового халатика.

Эта сексуально озабоченная мартышка чрезвычайно крепко охватила своими ногами мою шею, а руками – затылок. Да ещё и нагло накрыла мою макушку своими достаточно-таки внушительными по размерам титьками. Моё лицо оказалось плотно прижатым к лобку старшей воспитательницы, который источал концентрированный запах шампуни «Пантин Про-Ви». Дышать практически было нечем. И, кроме того, волосики интимной прически распущенной барышни проникли в мой нос и нестерпимо щекотали его чувствительную слизистую оболочку.

Вдобавок ко всему, я неожиданно почувствовал, как на моем левом, а затем и правом плече повисли ещё две нервные особи женского пола.

Как выяснилось позже, Алина Сергеевна и Жанна Архиповна тоже попытались влезть на меня, опасаясь, что коварная змея может покусать их за нежные белые ножки. Нагрузка на моё молодое, крепкое, но ещё не сформировавшееся тело стала просто невыносимой.

Уже теперь, через двадцать один год после тех волнующих событий, я отчетливо понимаю, что должен быть бесконечно благодарен милой, но отважной толстушке Виктории Павловне. Благодарен за то, что она не повисла на мне, как её кисейные, слабонервные и истерические подружки. Выбив створки окна вместе со шпингалетами, она мужественно выпрыгнула из небезопасной спальни наружу. Благо, что этаж был всего-навсего первым. Правда, от уровня подоконника до грунта было около двух полномерных метров. Однако изрядно разросшийся куст облепихи довольно смягчил приземление храброй прыгуньи. К несчастью, колючки куста изодрали её ночной халатик и основательно исцарапали тело пригожей и привлекательной пышечки. Да и её миловидное личико, к моему величайшему огорчению, тоже весьма пострадало от колких ветвей облепихи. Но в том юном возрасте я вполне серьезно полагал, что ссадины, царапины и кровоподтёки украшают не только мужчин, но и женщин.

Как бы там ни было, но я искренне признателен Виктории Павловне за её, без всяческого преувеличения, геройский поступок. А если бы и она повисла на моём неокрепшем теле, то я бы сломался пополам под гнетущим давлением «авторитета» моих четырёх воспитателей.

Из последних сил я сделал два шага в направлении ближайшей кровати и стряхнул трех высокообразованных обезьян на полутораспальный пружинный матрас. Девицы, свалившись в чрезвычайно живописную кучу малу и моментально оцепенели. Они напряженно замерли в не очень экстравагантных и вовсе не в привлекательных эротических позах. Вытаращенными от ужаса глазищами, девушки безмолвно наблюдали, как я с трудом восстановил моё прерывистое дыхание, вытер рукавом струившийся по челу пот и нетвердой походкой приблизился к койке старшей вожатой.

Втайне я проклинал тот миг, когда решил произвести впечатление на этих смазливых, но крайне чувствительных и мнительных барышень. Утаив всего лишь маленькую частичку правды, я нежданно угодил в ужасающе щекотливое и тягостное положение. Ведь при самом скромном подсчете три вожатые весили не менее сто пятидесяти килограмм.

Теперь же мне ничего не оставалось, как достать из-под кровати змею и отправиться в комнату номер пять бить морду семикласснику Эдику Кривошееву. Именно он из озорства и подбросил через форточку водяного ужа в спальную комнату наших чересчур эмоциональных наставниц.

А на следующее утро Вероника Андросовна, Алина Сергеевна, Жанна Архиповна и Виктория Павловна бесследно исчезли с территории детского оздоровительного лагеря «Орленок». Три последующих дня отдыхающие дети наслаждались абсолютной свободой, пока, наконец, из Херсонского пединститута не прислали новую партию оголтелых студенток-практиканток.

Гигант притих, исподтишка поглядывая на меня, в надежде определить мою реакцию на рассказанную им историю.

Но я не подал ни малейшего вида, что его сладкозвучная байка меня впечатлила.

Тогда неугомонный Степан попытался «зайти» с другой стороны:

- А когда я проходил срочную воинскую службу в Северном Краснознаменном флоте, мой абсолютный слух «вытягивал» меня из массы досадных и, казалось бы, безвыходных ситуаций. К примеру, во время прохождения курса молодого матроса на военно-морской базе в Североморске на меня почему-то страшно взъелся главный старшина нашего отряда Шурик Чурилов. Этот угрюмый парень учился в Ростовском мореходном училище, но с последнего курса его отчислили за самоволку, пьянку и дебош.

Чурилова сразу же призвали в военный флот, где он, опираясь на накопленные в училище знания, быстро продвинулся от рядового матроса до главного старшины учебного экипажа. Однако характер у Шурика был не просто скверный, а доподлинно мерзопакостный. Три дня не кормленная сторожевая цепная собака была намного добрее этого так называемого воспитателя молодых матросов. За малейшую провинность следовал внеочередной наряд на камбуз или на ударную чистку экипажных гальюнов. Причем старшина самолично следил за тем, чтобы толчки туалета были «вылизаны» до зеркального блеска.

(Прим. Экипаж – береговая казарма моряков)

Как-то, уже после отбоя, слышу зычный голос нашего стервозного начальника:

- Тягнибеда! Это ты так нахально испортил чистый воздух в нашем общем спальном помещении?!!

- Никак нет, товарищ главный старшина! – жизнерадостно рапортую я. – Я обладаю абсолютным слухом и заверяю, что источник этого громоподобного извержения находится на койке номер 17, верхний ярус. Матрос Неелов приобрел в гарнизонном магазине банку просроченной кабачковой икры. И теперь плохо переваренный пищевой продукт в газообразном состоянии залпами покидает его истерзанный кишечник!

До меня донесся злобный скрежет зубов Чурилова, так как придраться ко мне у него другого повода не нашлось. А вот Неелов отправился приводить в порядок не только свой кишечник, но и все гальюны нашего обширного экипажа.

А на следующее утро на общем построении главный старшина с тигриным рыком в голосе спрашивает:

- Тягнибеда! А что это ты так противно бухыкал ночью, будто прелой анашой сдуру обкурился?! Из-за твоего надрывного, чахоточного кашля половина нашей команды не выспалась!

- Товарищ главный старшина! – бодро докладываю я придирчивому начальнику. – У меня абсолютный слух! Поэтому довожу до вашего сведения, что ночной душераздирающий кашель исходил из койки номер 35, нижний ярус. Матрос Тишко, которого вы уже три дня подряд отсылаете на мытье туалетов, похоже, здорово простудился. Этот хилый парень из интеллигентной семьи к ледяной воде и сквознякам не привык. И если его не отправить немедленно в госпиталь, то последствия могут быть и вправду непредсказуемые.

- А твой Тишко в паре с Нееловым и сегодня снова отправиться наводить блеск на толчках гальюнов! Будут знать, как не давать порядочным людям спать по ночам! – процедил сквозь зубы Чурилов и, вдруг, развесилился. – Ничего, не окочурится наша неженка. А если и сдохнет, то на одного гнилого интеллигента меньше будет.

После такого резкого заявления сурового командира молодые матросы стали бояться не то, чтобы лишний раз чихнуть, кашлянуть или пукнуть. Они даже дышать начали через раз.

Если говорить откровенно, то мне лично пришлась не по нутру такая жесткая постановка вопроса. Поэтому я смело обратился напрямик к капитану второго ранга Пашкову, который был ответственным за подготовку молодых матросов к присяге.

На вечернюю поверку Чурилов явился возбужденным и пыхтящим, как вскипевший на камбузе пятилитровый армейский чайник. Он подозвал к себе старшину Гребёнкина и, бросая на меня косые, испепеляющие взгляды, что-то нервно зашептал ему на ухо. Оба старшины в этот момент находились в конце прохода между койками, вдоль которого и выстроилась двойная шеренга новобранцев.

Наконец, выговорившись, Чурилов прошествовал по проходу через всю казарму, остановился у моей приметной персоны и, еле сдерживаясь, неожиданно официально обратился ко мне не «вы»:

- Матрос Тягнибеда! Вы как-то хвастались, что обладаете абсолютным слухом. А не могли бы Вы проинформировать нас, о чем я только что говорил со старшиной Гребёнкиным?

- Так точно, товарищ главный старшина! Могу! – ошарашил я Чурилова. – Вы сказали следующее: капитан Пашков приказал отправить матроса Тишко в госпиталь и у того обнаружили двухстороннее воспаление лёгких! Вы уверены, что на Вас «настучал» один вонючий мужской половой орган. Хотя вместо последних трех слов Вы употребили существительное из трех букв. Вы догадываетесь, кто является этим мужским половым органом, и пообещали старшине Гребенкину устроить этой сволочи необычайно «весёлую и захватывающую» жизнь. Вы так же сообщили, что капитан влепил Вам строгий выговор с занесением в личное дело за черствость по отношению к подчиненным и за проявление неуставных отношений. К тому же Вы посетовали, что этот «странный громосек», капитан Пашков, пообещал разжаловать Вас в матросы в случае повторного нарушения статей воинского устав. Кстати, прилагательное «странный» Вы употребили без буквы Т, а существительное «громосек» без буквы Р. Вы не будете против, если я поинтересуюсь у капитана второго ранга Пашкова о значении этого непонятного для меня словосочетания? Мне так же хотелось узнать у капитана смысл нескольких вычурных эпитетов, которыми Вы наградили его скромную персону.

Кожа лица Чурилова стала белее, чем свежевыпавший декабрьский снег, а затем медленно приобрела нездоровый землянистый оттенок.

- Не надо, - с трудом ворочая языком, произнёс он и, по-старчески волоча ноги, поплёлся в направлении каптерки.

В тот вечер перекличку личного состава проводил старшина Гребенкин, и мы впервые с начала нашей воинской службы спокойно отправились спать.

Когда же все улеглись, и наступила полная тишина, ночной покой экипажа потревожил резкий, тревожный и необычайно противный звук. Лично мне показалось, что какой-то недотёпа ненароком разорвал новенькую льняную простыню.

- Матрос Тягнибеда! – услышал я робкий голос Гребёнкина. – И что же это было на этот раз?

- Эпицентр звуковых колебаний находится на койке номер 13, нижний ярус. У матроса Степана Тягнибеды наконец-то среагировал кишечник на съеденный им за обедом гороховый суп, - прояснил я ситуацию и почти что мгновенно уснул.

Больше у меня никаких конфликтов или недоразумений с младшим командным составом не было. Казалось, старшины попросту перестали меня замечать.

 

- Может ты ещё и наделён дарованием читать слова по губам? – подковырнул я зазнавшегося хвастунишку.

- Не буду скрывать, что и это редкостное умение так же числится в списке наших незаурядных способностей, - упиваясь своими достоинствами, промурлыкал тернопольский уникум. – Но тогда в экипаже старшины стояли ко мне боком, так что выручил меня именно мой абсолютный слух.

- Слушай, Стёпа! – не выдержал я. – Вот уже почти полчаса ты морочишь мне голову выдающимися эпизодами из твоей богатой биографии. А, между прочим, я уверен, что у перекрестка нам необходимо было свернуть влево. Мы всё дальше и дальше уходим от центра города.

- Ась?! – хитровато прищурился богатырь и, приложив ладонь к раковине левого уха, приблизил свой слуховой аппарат поближе к моим златым устам.

- Хватит придуриваться! – принялся я чихвостить двухметрового паяца. – Ты ведь только-только бахвалился, что у тебя абсолютный слух! Или ты попросту выдумал все эти занимательные истории на ходу?!

- Василий! Не оскорбляй меня своим бессердечным чекистским недоверием! – запротестовал возмущенный Степан. – Мой исключительный абсолютный слух ещё ни разу в жизни меня не подводил! Источник звуковых колебаний курантов надежно запеленгован и уже никто и ничто не собьет меня с истинного пути! Мой внутренний компас с идеальной точностью указывает путь к намеченной цели! Уверен, что не пройдет и полчаса, как ты предстанешь перед своей долбаной башней клерикалов!

- Башней клериков, - утомленно проворчал я.

- Да все эти клерки, клерики и клерикалы – одним миром мазаны! – пренебрежительно бросил исполин. – Не отставай! Я уже вижу свет в конце тоннеля…

- … который озаряет огромнейший плакат «Дальше ходу нет!», - подколол я своего самоуверенного проводника.

- Какой же всё-таки у тебя омерзительный характер, Василий! – осуждающе покачал головой гигант. – Ты мне ещё спасибо скажешь, когда я выведу тебя к очагу согревающей душу цивилизации! Конечно, на железнодорожном вокзале нам делать нечего. Ветки на Гимараеш и Брагу сейчас на реконструкции, в связи с предстоящим чемпионатом Европы по футболу. А вот на автовокзале мы можем сесть на какой-нибудь проходящий через Порто автобус.

Я насмешливо взглянул на моего предприимчивого товарища. Но как это ни странно, оптимизм моего неунывающего друга как будто придал мне дополнительную энергию, и моя походка стала гораздо более пружинистой и уверенной. Ведь и впрямь, успеха достигает лишь только тот, кто хоть что-то делает для этого. Может я действительно чересчур скептично отнёсся к абсолютному слуху моего спутника. Движение – это жизнь, покой – смерть. Наша дорога, хоть и узкая, но прямая, и рано или поздно нас всё-таки куда-нибудь выведет. А там уже и посмотрим! Выше голову, твёрже шаг! Какие же новые приключения поджидают нас там, впереди? Там, в самом конце древней улочки старого Порто.